Гроэр топтался в дверях, виновато опустив голову.
— Хочешь что-то сказать?
— Да.
— Хорошо. Сядем. Слушаю тебя.
— Хочу быть врачом. Ученым. Хирургом. Как вы, — скороговоркой выпалил Гроэр.
Гроссе побледнел.
— Учитель… — Гроэр запнулся. — Все равно скажу. Вы забыли запереть свой шкаф. Но даже если бы он был заперт, я взломал бы его.
— Дальше? — Гроссе начинал понимать, чем вызваны перемены в поведении Гроэра.
— Я прочел все, что нашел на полках.
— И что же?
— Я получил огромное удовольствие.
— Вот как! — Гроссе со всевозрастающим интересом наблюдал за Гроэром. Это был интерес врача- психиатра, изучающего своего пациента, и одновременно интерес человека, разглядывающего себя в зеркале.
— Но ведь там описаны опыты над людьми.
— Что из этого? — наивно возразил юноша.
— Тебя это не смутило?
— Нисколько. Как же без опытного подтверждения делать научные открытия?
— Логично. Молодец, юноша, — задумчиво проговорил Гроссе. — Ты мог бы далеко пойти…
Гроэр не понял скрытого смысла этих слов, но похвала ему польстила.
— Учитель, кто такой Макс Гросс? На всех папках верхней полки проставлено: «Доктор Макс Гросс».
— Ты же сам сказал: доктор, — уклончиво ответил Гроссе.
— Папки второй полки принадлежат вам, это я понял. А Макс Гросс — ваш отец?
— Да, мой отец, — нехотя подтвердил тот.
— Он жив?
Гроссе медлил. Прошлое шевельнулось в памяти болезненно и страшно, мраком спустилось на глаза.
— Они повесили его. Как бешеную собаку. Неблагодарные.
— За что? — удивился Гроэр.
— За опыты над людьми.
— Разве за это вешают?
— Там, куда ты так стремишься, — да. Жалкие, ничтожные людишки. Казалось, Гроссе забыл о присутствии юноши. — Им не дано было понять величия происходящих событий. Отец исполнял свой долг. Такие, как он, ценой нечеловеческих усилий способствовали осуществлению идеи биологической мутации расы, расчищали путь грядущему сверхчеловечеству. Но им помешали довести начатое до конца.
Гроэр ничего не понял из этой напыщенной, полной высокомерной скорби тирады.
— Учитель, вы продолжаете работу своего отца — экспериментируете на людях. А они не повесили вас? — Наивный вопрос Гроэра вернул Гроссе к действительности.
— Ну, знаешь! — взревел он. — Ты перешел все границы. Ты пренебрег моим запретом. Ты рылся в моих бумагах. А теперь суешь нос в мои дела. Щенок!
Гроэр спокойно принял обрушившийся на него гнев.
— Не сердитесь, Учитель. Когда-нибудь я должен был сделать это. Именно потому, что я уже не щенок. Мне необходимо во всем разобраться. Иначе моя голова взорвется. Прошу вас, еще один вопрос. Только один.
Гроссе колебался. Он не мог определить свои позиции в общении с новым Гроэром, так неожиданно выплеснувшимся из прежнего, покорного его воле юнца.
Не дожидаясь разрешения, Гроэр, глядя в упор, жестко спросил:
— Мой отец вы?
— Не-ет!!! — Взбешенный Гроссе вскочил. — Нет, нет и нет! Запомни раз и навсегда! И никогда не смен со мной говорить об этом. Я запрещаю! — Он раздраженно махнул рукой и вылетел из библиотеки.
Гроэр не пошел за ним. Привалившись к косяку распахнутой двери, он слышал, как хлопнула в саду дверца машины, как взвыл мотор и как рокот его, удаляясь, медленно поглощался тишиной.
Почему Учитель разозлился? Почему так поспешно уехал?
Ведь у Гроэра было еще столько вопросов.
Дома Клара последовала за Гроссе в уютный полумрак гостиной. Ей так редко удавалось остаться с ним наедине.
Но Гроссе молчал, и по отсутствующему взгляду было вид, но, что мысли его далеко.
— Скажи, Эрих, я нужна тебе хоть немного? — не выдержала Клара.
Подавшись вперед, он некоторое время, словно пробудившись ото сна, изучал ее, жестко, сурово. Потом медленно, торжественно произнес:
— Ты — единственный человек на свете, который мне нужен. У меня есть для тебя кое-что любопытное — моя тайна. Я решил доверить ее тебе!
Клара застыла, боясь спугнуть внезапный порыв. Могла ли она знать, что к этому решающему разговору Гроссе готовился многие годы.
— Клара! Я — величайший ученый современности. Больше того, я — ученый будущего… Корифеи медицины, мнящие себя столпами науки, рядом со мной пигмеи. Я победил защитные реакции отторжения, барьер несовместимости. Нет в искусстве трансплантации, нейро- и микрохирургии равных мне…
— Эрих! Зачем ты говоришь все это? Разве я не знаю тебя?
— Нет, милая Клара, ты совсем не знаешь меня. Не имеешь обо мне ни малейшего понятия. Не веришь? Берусь доказать на фактах…
Клара растерянно смотрела на него, округлив свои и без того огромные глаза.
— Для начала ты должна лучше представить себе заведение, в котором работаешь. Ведь тебе знакома лишь ничтожная часть моего «подземного царства». Ты знаешь только один этаж, на котором мы проводим тайные операции. А их шесть! Первый отведен под жилой блок, где размещена часть персонала, вынужденная скрываться от полиции по разным причинам. Я для них нечто вроде благодетеля и покровителя, обеспечивающего их не только работой, но и надежным убежищем. Поэтому в их преданности можно не сомневаться. Доктор Хилл, например, Батлер, Милдред — они в моих руках.
— Да это же тюрьма! — воскликнула Клара.
— Тюрьма? Возможно. Но добровольная. Они сами предпочли ее взамен той кары, которую умудрились заработать на воле.
— Ну а дальше? Что дальше? — торопила Клара.
— На втором этаже — холодильные камеры и бункера. Я строил клинику с учетом расширения моего производства.
Клару неприятно покоробило слово «производство».
— Несчастные случаи и уличная охота не покрывают наших потребностей в трансплантах. Сейчас мой Банк органов в основном пустует. Но мною разработаны далеко идущие планы, которые помогут нам найти выход из затруднительного положения. О них чуть позже… На третьем и четвертом этажах — лаборатории. Ты же понимаешь, не во всех случаях мы можем пользоваться услугами Верхней клиники. Пятый тебе хорошо известен: операционные, палаты для доноров и реципиентов, боксы, реанимационные, морг и прочее. На днях мы совершим экскурсию по всем этажам, и ты все увидишь собственными глазами.
— Ты забыл про шестой этаж, — напомнила Клара. — Что там?
Гроссе загадочно и самодовольно улыбнулся:
— Желаешь знать? А нервы не подведут?.. На шестом этаже у меня виварий. Уникальнейший, смею заверить. Такому позавидовали бы все зоопарки мира.
— О чем ты? — насторожилась Клара.
