Лишив меня морей, разбега и разлетаИ дав стопе упор насильственной земли,Чего добились вы? Блестящего расчета:Губ шевелящихся отнять вы не могли. Май 1935
Я не хочу средь юношей тепличныхРазменивать последний грош души,Но, как в колхоз идет единоличник,Я в мир вхожу – и люди хороши.Люблю шинель красноармейской складки -Длину до пят, рукав простой и гладкийИ волжской туче родственный покрой,Чтоб, на спине и на груди лопатясь,Она лежала, на запас не тратясь,И скатывалась летнею порой.Проклятый шов, нелепая затеяНас разлучили, а теперь – пойми:Я должен жить, дыша и большевеяИ перед смертью хорошея -Еще побыть и поиграть с людьми!Подумаешь, как в Чердыни-голубе,Где пахнет Обью и Тобол в раструбе,В семивершковой я метался кутерьме!Клевещущих козлов не досмотрел я драки:Как петушок в прозрачной летней тьме -Харчи да харк, да что-нибудь, да враки -Стук дятла сбросил с плеч. Прыжок. И я в уме.И ты, Москва, сестра моя, легка,Когда встречаешь в самолете братаДо первого трамвайного звонка:Нежнее моря, путаней салата -Из дерева, стекла и молока...Моя страна со мною говорила,Мирволила, журила, не прочла,Но возмужавшего меня, как очевидца,Заметила и вдруг, как чечевица,Адмиралтейским лучиком зажгла.Я должен жить, дыша и большевея,Работать речь, не слушаясь – сам-друг,-Я слышу в Арктике машин советских стук,Я помню все: немецких братьев шеиИ что лиловым гребнем ЛорелеиСадовник и палач наполнил свой досуг.И не ограблен я, и не надломлен,Но только что всего переогромлен...Как Слово о Полку, струна моя туга,И в голосе моем после удушьяЗвучит земля – последнее оружье -Сухая влажность черноземных га! Май – июнь 1935
Еще мы жизнью полны в высшей мере,Еще гуляют в городах СоюзаИз мотыльковых, лапчатых материйКитайчатые платьица и блузы.Еще машинка номер первый едкоКаштановые собирает взятки,И падают на чистую салфеткуРазумные, густеющие прядки.Еще стрижей довольно и касаток,Еще комета нас не очумила,И пишут звездоносно и хвостатоТолковые, лиловые чернила. 24 мая 1935
Не мучнистой бабочкою белойВ землю я заемный прах верну - Я хочу, чтоб мыслящее телоПревратилось в улицу, в страну;Позвоночное, обугленное тело,Сознающее свою длину.Возгласы темно-зеленой хвои,С глубиной колодезной венкиТянут жизнь и время дорогое,Опершись на смертные станки –Обручи краснознаменной хвои,Азбучные, крупные венки!Шли товарищи последнего призываПо работе в жестких небесах,Пронесла пехота молчаливоВосклицанья ружей на плечах.И зенитных тысячи орудий -Карих то зрачков иль голубых -Шли нестройно – люди, люди, люди,-Кто же будет продолжать за них? Весна – лето 1935, 30 мая 1936
На мертвых ресницах Исакий замерзИ барские улицы сини - Шарманщика смерть, и медведицы ворс,И чужие поленья в камине...Уже выгоняет выжлятник-пожарЛинеек раскидистых стайку,Несется земля – меблированный шар,-И зеркало корчит всезнайку.Площадками лестниц – разлад и туман,Дыханье, дыханье и пенье,И Шуберта в шубе застыл талисман -Движенье, движенье, движенье... 3 июня 1935
Возможна ли женщине мертвой хвала?Она в отчужденьи и в силе,Ее чужелюбая власть привелаК насильственной жаркой могиле.И твердые ласточки круглых бровейИз гроба ко мне прилетелиСказать, что они отлежались в своейХолодной стокгольмской постели.И прадеда скрипкой гордился твой род,От шейки ее хорошея,И ты раскрывала свой аленький рот,Смеясь, итальянясь, русея...Я тяжкую память твою берегу -Дичок, медвежонок, Миньона,- Но мельниц колеса зимуют в снегу,И стынет рожок почтальона. 3 июня 1935, 14 декабря 1936
Римских ночей полновесные слитки,Юношу Гете манившее лоно,- Пусть я в ответе, но не в убытке:Есть многодонная жизнь вне закона. Июнь 1935
Бежит волна-волной, волне хребет ломая,Кидаясь на луну в невольничьей тоске,И янычарская пучина молодая,Неусыпленная столица волновая,Кривеет, мечется и роет ров в песке.А через воздух сумрачно-хлопчатыйНеначатой стены мерещатся зубцы,А с пенных лестниц падают солдатыСултанов мнительных – разбрызганы, разъяты -И яд разносят хладные скопцы. 27 июня – июль 1935
Исполню дымчатый обряд:В опале предо мной лежатМорского лета земляники -Двуискренние сердоликиИ муравьиный брат – агат.Но мне милей простой солдатМорской пучины – серый, дикий,Которому никто не рад. Июль 1935
Из-за домов, из-за лесов,Длинней товарных поездов,Гуди за власть ночных трудов,Садко заводов и садов.Гуди, старик, дыши
