Рувинский хотел ответить, что родись он существом противоположного пола, не подпустил бы к себе такого гада на пушечный выстрел. Но подумал и промолчал. А то этот жених треснет кулаком по башке – и вся любовь.
Раскачиваясь на задних ножках стула, Девяткин снова погрузился в чтение. Через два месяца после этой истории Олейник приобрел дом на Рублевке и «бентли» последней версии. Можно понять, что дело с переправкой дури через границу поставили на широкую ногу. Олейник периодически отстирывал и выводил в оффшорные банки значительные суммы. По жизни скупой человек, он не жалел денег на красивых женщин. Мог подарить молодой любовнице брильянтовое колье или шикарную тачку.
С Батыровом поддерживал отношения по спутниковому телефону, иногда через курьеров и нарочных. Как груз проходил таможенную очистку понятно – Олейник платил всем, кому надо платить. К наркотикам он пальцем не прикасался, для таких дел существовали другие люди. Графики и схемы поставок, – тайна за семью печатями. Об этом Рувинский не знает ничего. Юрист помогал разруливать хозяйственные вопросы, представляя интересы фирмы в арбитражах, – тут никакого криминала.
Плодотворное сотрудничество кончилось примерно года два назад, бывшие партнеры побили горшки, и, как часто бывает, стали злейшими врагами. Почему так случилось, Рувинский может лишь догадываться. Батыров решил, что платит слишком дорого. За курьерские услуги полагалось до двадцати пяти процентов со стоимости товара, а Олейник брал половину, а то и больше. Начались терки, но никто не хотел уступать. Вероятно, Олейник нашел новых поставщиков, но приобрел и нового врага в лице Батырова.
– А ты делал вид, что не в курсе событий? – спросил Девяткин.
– Я ни о чем таком старался не думать, тем более вслух не заикался, – пробормотал Рувинский. – Мой шеф слишком хорошо платил, чтобы я напрягал голову и приставал с вопросами. Лично я занимался только легальными операциями, то бишь экономическими вопросами. Все эти криминальные дела меня краем не касались.
– Хорошо, хорошо, – махнул рукой Девяткин. – Надеюсь, что до суда твоя память не заржавеет.
Однажды после телефонного разговора Олейник швырнул трубку, матерно выругался и вслух сказал, что Батырову не жить. Пусть так и запомнит, так и запишет. Острым гвоздем на своем письменном столе. Он стал готовиться к экспедиции в Узбекистан. Свел знакомство с Зубовым, которого к тому времени уже выперли из большой авиации. Сыграл на том, что летчик потерял свою дочь именно из-за подонка Батырова, и вот пришло время разменять фишки на наличные и оплатить счета. Олейник даже купил подержанный самолет и записался курсантом в авиационную школу, хотя авиацией интересовался больше для понта. Рувинский понимал: готовится что-то серьезное. Батырова в Москву не выманить. Значит, Олейник хочет послать своих людей в Узбекистан, а босс привык доводить до конца все начинания. Так и получилось. Как раз подоспели народные волнения, Фарад Батыров вылез из своей дыры. И Зубов со своим помощником Сухановым вылетели на место.
– Значит, Зубов нужен твоему хозяину, чтобы свести счеты с Батыровым? – уточнил Девяткин. – А Панова случайно попала под раздачу?
– Я же все написал, – устало кивнул юрист. – И подпись проставил.
– Хорошо, – Девяткин вывалил пепельницу, полную окурков, в корзину. – Завтра утром в медсанчасти тебе наложат лангетку на правую ногу. Что-то вроде гипса. И под охраной перевезут в больницу на окраине Москвы. В отдельный бокс без телевизора. Ни о чем не беспокойся. В палате будут неотлучно находиться два мента в штатском. Коридоры, крушу, подземные переходы между корпусами возьмут под контроль омоновцы, переодетые санитарами или врачами. Но, главное, рядом буду я.
– А меня…
– Говорю же: ни о чем не волнуйся. Как только возьмем кого-то из людей Олейника, отправим тебе в Питер. Посидишь там до суда. Дело той шлюхи закроем. Короче, повезло тебе. Теперь иди и отсыпайся.
– Но там в камере этот отморозок…
– Отморозка убрали. И остальных тоже. Твой сон сегодня никто не побеспокоит.
Девяткин вызвал конвой и отправил юриста в камеру, сунув ему в карман пачку сигарет. Оставшись один, он еще раз перечитал отдельные страницы показаний Рувинского и подумал, что только нестандартные методы работы дают положительный результат. Все остальное – фуфло и собачьи сопли. Он вытащил из папки ответ на запрос, отправленный в Госнаркоконтроль неделю назад. Фарад Батыров состоит там на оперативном учете. Подозревается… Предполагается… Но ни черта конкретного нет. Существует только розыскное дело, кое-какой оперативный материал. По большому счету, этому деятелю предъявить нечего. Ни улик, ни живых свидетелей. Кроме Рувинского.
Вытащив трубку мобильного телефона, Девяткин набрал по памяти известный номер и услышал бодрый голос Олейника. Захотелось испортить этому хмырю настроение, но Девяткин сдержался.
– Вы прямо в воду глядели, – отрапортовал он и шлепнул себя ладонью по ляжке. Звук получился смачный, будто любимой женщине пощечину отвесили. – С нашим общим знакомым час назад случилось неприятное происшествие. Задремал, да. И во сне неудачно грохнулся с верхней шконки. Такая вот непруха.
– Ай-ай-ай, – ответил Олейник, сдерживая смех. – Надо же, как угораздило. Впрочем, ничего удивительного. Миши и на ровном месте частенько падал. Этакий олух.
– Перелом правой голени в двух местах. Со смещением. В медпункте его осмотрели, но наша медицина тут бессильна. Короче, нужна операция. Завтра утром с первой машиной его отправят в городскую больницу. Как только узнаю, в какую именно и номер палаты, позвоню. И еще: в больнице его продержат двое-трое суток. Ни часом дольше. Сделают операцию и вернут сюда. Вы довольны?
– Времени немного. Буду доволен, когда все кончится. А теперь спокойный ночи.
– И вам того же.
Девяткин дал отбой и матерно выругался. У этого типа вместо нервов стальная проволока.
Зубов вернулся с рассветом. Он вылез из кабины самолета, взвалил на спину рюкзак и поднялся по склону к месту ночевки. Тайм сидел у костра, он уже заправился банкой тушенки и теперь пребывал в состоянии блаженной расслабленности. Ночью приснилось, что на базаре он тянет огромный лопатник из кармана пузатого лоха, но кошелек такой огромный, что не хочет вылезать. Чем кончилось дело, Тайм не доглядел, проснулся оттого, что замерзли ноги и спина.
При появлении летчика он встал и крепко тряхнул его руку.
– Ну, как слетал-то?
Зубов, не жравший со вчерашнего вечера, зачерпнул кофе из котелка и распечатал пачку галет. Он смог говорить, когда приступ первого голода миновал. Вытащил из планшета карту и лист бумаги. Нарисовал схему построек, жилой дом, гараж и загон для лошадей.
– По всему периметру забор из необожженных кирпичей, – сказал он. – Народа там – двенадцать рыл. Это я точно подсчитал. Есть спутниковый телефон, стационарная антенна на крыше дома. Есть даже спутниковое телевидение. Жить можно. Правда, жизнь у этих парней совсем короткая.
– У тебя есть план?
– У меня есть план, – кивнул Зубов. – Хороший план. Но мне нужен помощник. Хотя бы один. А просто ты создан для такой работы.
– Это почему же я для нее создан? – Тайм был польщен.
– Талант в тебе, – развивал наступление Зубов. – Что-то вроде призвания. Искра божья. Ну, родился ты с этим.
– Это с чем же я родился? – допытывался Тайм, напрашиваясь на новый комплимент.
– Ну, родился такой талантливый, способный, – Зубов уже окончательно запутался в словах и теперь не знал, как закруглить разговор. – Умеешь ты это дело… Ну, людей убивать.
– А-а-а, – Тайм накинул на плече пропитанный кровью пиджак. Он думал, летчик о деле говорит, а он о пустяках. Людей убивать, – тоже талант откопал.
– Ну, пойдешь со мной? – спросил Зубов. – Двести долларов дам. Это все, что у меня осталось. И рублей немного.
Он открыл потертый бумажник, вытащил две сотенные и любовно разгладил их на ладони. Таймураз минуту морщил лоб и пялился на огонек костра. Наконец помотал головой. Рисковать шкурой в то время, когда добился того, о чем сроду не мечтал, это глупо. Теперь у него своя машина, у него будет своя земля. И еще много чего. Правда, ту машину еще нужно продать и остаться живым после того, как деньги перейдут
