Галим присвистнул. Он хотел сказать, что здесь, в Западном Казахстане, в глубинке, откуда до границы с Россией почти сто километров, свои порядки. Сначала платят деньги, а потом уже получают, что просят. Хоть воду, хоть бензин. Хоть литр, хоть двести. Но человек, словно угадав его мысли, вытащил потертый бумажник и, раскрыв его, бросил на стол пять сотен долларами.
– Сдачу оставь себе, – сказал Зубов и, расстегнув планшет, расстелил на столе военную карту.
– Вот здесь мой транспорт, – он ткнул пальцем в карту. – Примерно десять километров по прямой. Поможешь мне довести до места горючее и заправиться, получишь еще пару сотен.
Галим проворно сгреб деньги, вскочив из-за стола, стал запирать двери заправки и летней кухни. Он выгнал из гаража старый пикап, вместе с Зубовым по доскам закатили в кузов две бочки с топливом и тронулись в путь. Через четверть часа, когда приехали на место, Галим увидел любительский одномоторный самолет с пулевыми отверстиями на фюзеляже. У стойки шасси под плоскостью крыла сидела женщина с перевязанной головой и листали замусоленную книжку в мягкой обложке. Она сухо поздоровалась с Галимом и продолжила чтение.
– А как сюда бензин заливать? – Галим обошел самолет.
– Баки у самолета в крыльях, – сказал Зубов. – Они называются танками. Это такие секции внутри крыла, где находится бензин. Видишь пробоину в крыле? Значит, горючее вытечет только из этого танка, то есть из этой секции. А все остальное останется на месте.
Зубов подсоединил к аккумулятору электрический насос, протянул к бочке резиновый шланг.
– А как это можно, ну, летать на машине с дырками?
– Обычное дело, – ответил Зубов. – Немного хуже аэродинамика, а так все в порядке. Главное, чтобы системы управления работали.
Через полчаса самолет разбежался на ровном пространстве, подпрыгнул на высокой кочке и, оторвавшись от земли, взял курс на север, на Россию. Галим провожал взглядом машину до тех пор, пока она не скрылась из вида. Осуждающе покачав головой, он сел в пикап и поехал обратной дорогой, думая о том, что сумасшедших людей в мире много, пожалуй, даже слишком много. Но такого сумасшедшего, повернутого на всю голову, встречать еще не доводилось. Летает, где попало, на решете с мотором, возит с собой раненую женщину и бросается деньгами, будто у него дома печатный станок работает.
С жиру бесится, – решил Галим. Деньги не знает куда девать. Самолет купил, лицензию на полеты купил, бензин купил. И вот теперь бесится. Но зачем он купил раненую бабу? Почему не выбрал здоровую? Вот это непонятно. Странно все это… Надо бы сообщить об этом типе куда следует. Впрочем, ловить сумасшедших летчиков не его дело. Пусть этим занимаются те, кому положено. Успокоившись этой мыслью, Галим подумал, что и сам сегодня отлично заработал.
Девяткин не любил поздних звонков, но трубку все же снял. Голос лейтенанта Лебедева оказался взволнованным.
– Я еще на работе, – сказал он. – Просматривал сводку происшествий. И наткнулся на знакомую фамилию. Эльмурад Азизбеков, бывший студент, которого мы ловили в притоне. Представляешь, вчера был задержан при попытке забраться в чужую машину. Открыл железной линейкой дверцу, выдернул колонки и свинтил магнитолу. Но тут подъехал наряд вневедомственной охраны, и на этого хрена надели браслеты. Вторые сутки он парится в КПЗ. Парень почти невменяемый, находился в состоянии наркотической ломки.
Лебедев назвал номер отделения милиции, где держат Азизбекова.
– Ты вот что, – сказал Девяткин. – Знаешь, где ключ от моего сейфа? Тогда открой его. На нижней полке шприц с героиновым раствором. Выезжай немедленно и захвати с собой в баян с дурью.
Положив трубку, Девяткин босыми ногами прошлепал на кухню, открыл холодильник и глотнул молока прямо из пакета. На сегодняшний вечер у него были кое-какие планы. В холодильнике остывало пиво, на кухонном столе размораживалась пицца. И одна интересная дамочка, работник службы быта, живущая в двух кварталах отсюда, обещала позвонить, как только муж отвалит на ночное дежурство. Жаль… Ночь наслаждений переносится на неопределенное время. Девяткин допил молоко и, вернувшись в комнату, стал собираться.
Допрос начался после полуночи. Азизбекова доставили в следственный кабинет, находившийся в подвале. Девяткин направил свет лампы в лицо задержанного и убедился, что парень выглядит совсем паршиво. Коже серая, как у мертвяка, под левым глазом расплылся сине-зеленый синяк, губы распухли и потрескались, кровоподтеки на шее и скулах, рубашка в бурых пятнах. Видимо, менты при задержании не слишком с ним церемонились, а потом, когда доставили на место, еще добавили. Для профилактики. Парень, закрываясь от света, уткнулся лицом в ладони.
Лебедев, сидевший на стуле в темном углу, смолил сигарету, стряхивая пепел на бетонный пол. Девяткин нажал на кнопку лампы, поднялся и включил верхний свет. Затем он выложил на стол шприц, наполненный жидкостью цвета крепкого чая. Азизбеов убрал ладони от лица и уставился на шприц, так смотрят на мягкую булку с колбасой люди, голодавшие неделю.
– Тут хорошая доза дури, ну, чтобы поправить твое пошатнувшееся здоровье, – Девяткин упал на стул и задрал ноги на чугунный радиатор. – Уговор такой: ты отвечаешь на наши вопросы. Потом излагаешь свои ответы письменно. Ну, по рукам?
– Давайте наоборот, – Элик говорил тихо, будто его придушили солдатским ремнем, а потом дали немного кислорода. – В этом состоянии я говорить не могу. Тем более писать. Честно…
Он выставил вперед дрожащие руки. Девяткин хотел ответить, что сегодня не базарный день, а со всякими гадами он и в базарный день не торгуется, но, поразмыслив, решил, что парень прав. В таком состоянии он ни фига не вспомнит, даже если очень захочет. Девяткин молча кивнул, мол, валяй, ширяйся. И брезгливо отвернулся, когда Азизбеков скинул куртку, закатал рукав рубашки, поработал пальцами. И стал ловить иглой вену, царапая кожу. Минут через десять он отдаленно напоминал человека, а не сухофрукт с Тишинского рынка.
Девяткин, раскачиваясь на задних ножках стула, задал первый вопрос. Вытащил из сумки термос с кофе и пластиковые стаканчики, сказал Лебедеву, чтобы подсаживался ближе.
Через два часа Девяткин положил перед задержанным стопку бумаги и ручку. И приказал записать все, о чем только что шла речь. С начала и до конца. Прикурив новую сигарету, качнулся на ножках стула и прикрыл глаза, представляя себе тот пасмурный весенний день и Эльмурада Азизбекова, проникшего на территорию частной наркологической лечебницы, где в ту пору лечили Галю Зубову. Она умоляла по телефону принести ей хотя бы одну дозу. Но у Азизбевока не было денег, зато были люди, у которых этой дури через край. И они хотели свести знакомство с симпатичной чистенькой девчонкой, а не потасканной шлюхой их местного притона.
В ту пору Азизбеков сам уже подсел на иглу и не надеялся с нее спрыгнуть. Через открытое окно туалета на первом этаже он просунул внутрь сверток с тряпками: джинсы, легкая куртка, пара кроссовок. Через десять минут переодетая Галя вышла через вахту мимо охраны. Они поймали чайника, Азизбеков назвал адрес ведомственной гостиницы. Через полчаса они поднялись на этаж и вошли в номер, где четвертый день гуляли друзья из Ташкента: Фарад Батыров, его приятель и охранник Юра Родимин, он же Родя. Парни могли позволить себе любой отель, самый крутой, могли передвигаться только на лимузине и не вылезать из самых шикарных кабаков и бардаков. Но людям, связанным с криминальными делами, не в кайф светиться на всех перекрестках, как простым лохам с деньгами. Они давно облюбовали эту гостиницу, в номерах могли делать все, что угодно. Говорить о чем попало, не опасаясь прослушки.
Дверь открыл Родимин, он провел молодых людей в спальню и сказал, что к Батырову с минуты на минуту должен приехать его брат, будет деловой разговор. Поэтому придется немного подождать начала праздника.
– Посидите тихо, будто вас здесь нет, – Родимин вышел и закрыл дверь на ключ.
Азизбевов был удивлен: он никогда не слышал о том, что у Фарада Батырова в Москве есть брат. Около получаса они с Галей сидели на кровати, тихо перешептывались или молчали. Азизбеков хотел сегодня поговорить с Батыровым. Одно время Эльмурад перевозил из Узбекистана в Москву небольшие партии дури: когда полкило героина, когда килограмм. Он отдавал товар одному важному человеку, хозяину большого ночного клуба, имел с каждой сделки приличные комиссионные. Но хорошая жизнь кончилась, когда Батыров узнал, что его курьер сам балуется дрянью. Наркоманов и алкоголиков он на работе не держал. И выгодными перевозками стал заниматься другой человек. Сегодня Азизбеков надеялся выпросить у хозяина
