«владение которым является жизненной необходимостью для этой страны и который всегда ей принадлежал». Граф Врангель вновь припомнил старое утверждение, что Аландские острова были переданы в 1809 году России не как часть Финляндии, а как отдельная провинция. Мне пришлось заявить, что Аландские острова всегда считались частью Финляндии, но поскольку они являются ключом к Ботническому заливу, этот архипелаг является стратегически важной территорией, как для Финляндии, так и для Швеции. Поэтому обе стороны должны прийти к взаимовыгодному, компромиссному решению. К сожалению, шведы видели нашу освободительную войну в целом и особенно проблему Аландских островов в искаженном свете. Мой намек, что общие интересы Финляндии и Швеции в обеспечении безопасности Ботнического залива могли бы стать основой для заключения соглашения, граф Врангель, похоже, оставил без внимания.
Из Финляндии я получал крайне скудные сведения. 14 ноября от правительства поступила тревожная телеграмма, где говорилось, что большевики концентрируют на границе войска, и высказывалось пожелание, чтобы в случае возобновления военных действий я стал во главе армии. Телеграмма также гласила, что положение с продовольствием резко ухудшилось. Столица и многие другие города остались без хлеба.
17 ноября я отправил в Хельсинки свою телеграмму с сообщением о результатах переговоров. В ней, в частности, говорилось: «После бесед с лордом Робертом Сесилом и другими официальными лицами министерства иностранных дел и министерства обороны мне в общих чертах стало ясно, что по отношению к Финляндии существует глубоко укоренившееся недоверие и нам необходимо отказаться от возведения на престол принца Фридриха Карла».
В тот же день я получил телеграмму, в которой правительство просило меня занять пост регента. Полностью осознавая всю ответственность, которая ложилась на главу государства в столь трудные времена, я решил на этот раз не устраняться от того, что считал своим долгом, и принять предложение. Став главой государства, я мог бы более энергично и авторитетно вести переговоры. После беседы в министерстве иностранных дел Великобритании мне стало совершенно ясно, что вопрос о признании независимости Финляндии является одной из тех политических проблем, которые нельзя решить без переговоров с Францией. Поэтому первым делом я решил отправиться в Париж.
Благодаря помощи британских официальных лиц мое путешествие прошло гладко, и 24 ноября я прибыл в Париж, где меня встретил наш неофициальный представитель — кандидат юридических наук Эрик Эрстрём. 27 ноября наше правительство уведомило меня, что парламентские фракции пришли к согласию по поводу моей кандидатуры на пост регента, но из практических соображений сама церемония выборов произойдет только после моего возвращения в страну. Однако уже сейчас я могу выступать на переговорах в качестве главы государства. Также я узнал, что происходит обновление правительства и список новых членов мне будет доставлен на следующий день. Правительство сенатора Паасикиви подало в отставку, а новый премьер-министр профессор Лаури Ингман сформировал кабинет из 12 человек, половина которых была республиканцами, а половина — монархистами. Пост министра иностранных дел доверили последнему государственному секретарю Финляндии Карлу Энкеллю, который был опытным специалистом в своей области.
Вскоре я отправился на встречу с влиятельным секретарем министерства иностранных дел Филиппом Бертло. Господин Бертло был очень дружелюбен и к Финляндии относился с большой симпатией, однако был неудовлетворен ее внешней политикой. Наша первая беседа была взаимно интересна для обеих сторон: господин Бертло получил возможность более глубоко вникнуть в проблемы Финляндии, а я обрел надежду на благоприятный исход переговоров. Я высказал мнение, что государственные деятели стран Антанты не вполне понимали проблемы Финляндии. Было бы намного выгоднее, если бы им удалось посмотреть на финский вопрос несколько шире. Надо было поверить хотя бы одному или двум министрам, включенным в правительство, которые стали бы гарантами изменения внешнеполитического курса. Но если контроль над нашим правительством приведет к тому, что Финляндия окажется в такой же зависимости от стран Антанты, в какой ранее была зависима от Германии, тогда нам лучше сразу отказаться от стремления к подобной «самостоятельности». Финляндия не должна быть прислугой какого-либо иного государства, ей надо предоставить возможность вырасти в сильную и не зависимую ни от кого страну. Господин Бертло заявил, что он полностью одобряет эти планы, и заверил: Франция со всем уважением отнесется к нашим законным требованиям и полностью признает право Финляндии самостоятельно решать вопросы своего государственного строительства. Однако принципы этого строительства должны получить одобрение всего народа.
Позднее, во время следующей беседы, Бертло сказал, что он провел переговоры с премьер- министром Клемансо и министром иностранных дел Питоном об условиях восстановления прерванных дипломатических отношений. Он не придерживался того же мнения, что и другие господа, и не считал решения, принятые французским правительством, окончательными — наоборот, Бертло видел в них основу для будущих переговоров. Предусматривалось, что в Финляндии пройдут новые парламентские выборы на демократической основе и страна получит правительство, члены которого будут представлять действительное большинство. Новое правительство должно выступить с заявлением о гарантии проведения такой политики, которая будет одобрена союзническими странами. Но в первую очередь следует избрать нового главу государства, которому доверяли бы все государства.
— То есть вас! — сказал Бертло.
Затем разговор коснулся нового министра иностранных дел и требований, которые ему предъявлялись.
— Возможно, эти условия покажутся вам жесткими, — заметил Бертло.
У меня действительно были основания упрекнуть правительство Франции в излишних требованиях. Я сообщил, что мы уже приняли несколько решений в желательном ключе. В то же время я совершенно не был настроен обсуждать персональные вопросы. Французское правительство обращало слишком много внимания на состав нового правительства. У меня тоже были замечания по некоторым персонам, но я считал, что дело вовсе не в отдельных личностях. На мой взгляд, сам факт формирования нового правительства уже являлся основой для восстановления дружеских отношений. В случае избрания меня главой государства, добавил я, Франция получит гарантии, что внешнеполитический курс Финляндии будет изменен. Порукой тому — положения конституции 1772 года, по которым регент наделялся чрезвычайно широкими полномочиями. Мы предоставим французскому правительству возможность ознакомиться с политической обстановкой в Финляндии, так что Франция в любой момент может обратиться к нам с запросом о посылке в нашу страну своих военных представителей.
Беседа с министром иностранных дел Пишоном показала, что лед уже растоплен. Я отметил, что Пишон тоже был очень дружелюбным, приятным и благожелательно настроенным по отношению к Финляндии человеком. По его словам, он уже лично выступил с инициативой признания Францией нашей независимости, однако у него не было уверенности, сможет ли Франция увлечь своим примером союзников. Но, конечно же, если Финляндия предъявит доказательства своего нового политического курса, у Франции найдутся способы поддержать нас. Министр пообещал обсудить проблему Финляндии с Великобританией еще до начала мирной конференции и выступить за восстановление отношений между Францией и Финляндией. Я высказался, что Франция могла бы попытаться принять такое решение единолично, и министр дал мне понять, что, если этот вопрос будет поставлен в правительстве на обсуждение, его можно считать практически решенным.
Мы заговорили об Аландских островах. Явные связи между Францией и Швецией в этой сфере не просматривались. Но Пишон с уважением относился к желанию населения архипелага присоединиться к Швеции. Подняв вопрос о приобретении зерна, я сумел убедить министра в чрезвычайной срочности этой проблемы. Он пообещал, что Франция и здесь поддержит нас. Больше у меня не оставалось никаких вопросов, кроме чисто технических моментов доставки продовольствия.
Среди влиятельных французских политиков, с которыми я обсуждал наши проблемы, я бы особенно выделил Аристида Бриана и Альбера Тома, который посетил Петроград во время революции и довольно хорошо разбирался в жизни России.
Искренним другом Финляндии показал себя господин Франклин-Буйон, председатель комиссии по иностранным делам палаты депутатов. Он придерживался точки зрения о необходимости создания Балтийского союза, в который вошла бы и Финляндия. Я возразил, выдвинув тезис, что моя страна, которую с северными народами объединяли исторические и культурные связи, скорее включилась бы в
