напал, то есть начал плевать в Минотавра своей паутиной. Да так ловко! В полминуты задние лапы Минотавра оказались опутаны тонкой блестящей паутиной. И, судя по всему, довольно прочной, потому что, когда Минотавр бросился было на своего противника, он и пары шагов не сделал – грохнулся в опилки. Публика разом взревела, а паук тут как тут. Прыгает на тушу Минотавра сверху и вонзает в него свои страшные изогнутые клыки. Ну не знаю, что за шкура у этого Минотавра, только не пробили ее клыки, даром что такие страшные. Отскочили, как ножик кухонный от банки тушенки из спецпайка для космокопов. Мне показалось, что к такому развитию событий паук был явно не готов, ему бы ноги свои многочисленные уносить и к новой атаке готовиться, а он все старается Минотавру спину прокусить. Минотавр, видимо, опомнился, поднатужился и с ревом начал от пут освобождаться. Мне сверху отлично было видно, как мышцы его бугрились, когда он паутину рвал. И совладал-таки: лопалась она с громким таким звуком, как проволока натянутая.
А паук сообразил наконец, что не прокусить ему шкуру противника со спины, и попытался было в шею Минотавру вцепиться, да только поздно уже. Минотавр лапами передними – короткими паутину со своей морды стянул и челюстью клацнул. Щелк – и в зубах у него лапа мохнатая. Слышали бы вы, как трибуны заревели! А паук хоть лапы и лишился, но проворности не потерял. Да и сдаваться он, как я понял, совершенно не собирался. Спрыгнул он со спины Минотавра и в три прыжка на потолке оказался. Отдышался, чуть приспустился на паутинке своей и давай опять в Минотавра плеваться. Но Минотавр, хоть в массе своей здоров очень, не такой уж дурак оказался, смекнул, что с паутиной этой надо быть начеку, а потому от плевков очень ловко увертывался, так что плевки паучьи все больше в решетку попадали. Короче, через минуту вся решетка была словно проволокой стальной опутана.
Дело шло к ничьей. Паук, по всему было видно, больше судьбу испытывать не собирался и атаковал противника исключительно сверху. А Минотавр и рад бы был зубки свои на пауке проверить, да только как до него добраться-то? Крыльев-то у него нет. Но Минотавр, видимо, никуда лететь не собирался. Он как-то присел, уставился на паука глазищами своими, и в этот момент…
Даже не знаю, как вам объяснить, что дальше произошло. Ну, такое впечатление, что меня по затылку чем-то тяжелым ударили. Не твердым, а именно тяжелым. Ну вроде как мешком с зерном, как тогда, когда мы с ребятами на зернотоке шалили. В глазах потемнело, и точки светящиеся роиться начали. Пришел в себя, озираюсь по сторонам: не мне одному плохо – гусеница в соседней ложе, очень похожая на мою бывшую соседку, вся побурела и пятнами красными пошла, да и другие соседи выглядели не лучше. Видно, всем нам досталось. Только от кого?
И тут соображаю, что без Минотавра тут не обошлось. Потому как он радостно заревел и бросился на паука. Да! Паук недвижимо лежал на арене. Не знаю, сам ли по паутинке спустился или свалился в свободном падении, только туша его лохматая стала легкой добычей для огромного ящера. Я даже зажмурился, чтобы не видеть, как огромные челюсти рвут мохнатое тельце, хотя никаких особых симпатий, как вы понимаете, к арахнидам никогда не испытывал.
Минотавр еще не успел добить противника, а с трибун уже начали возмущаться:
– Нечестно! – орал какой-то дядька в черном фраке с почетной ложи. – Это же психоудар! Это нечестно!
Ему вторила какая-то тетка в белом платье и еще кто-то. А вот остальные их не поддержали. То ли от удара еще не отошли, то ли сами ставили на Минотавра.
– Господа! – наконец снова взялся за микрофон Клоун, непонятно как появившийся на арене. – Все абсолютно честно! В правилах боев явно сказано: «Боец может биться всем, что ему дала природа!» Так что все в пределах правил, давайте лучше поприветствуем нашего чемпиона, подтвердившего свой высочайший титул в честном бою.
Трибуны заревели, видимо, такое решение устроило многих. За исключением, пожалуй, того самого дядьки во фраке. Он вскочил во весь рост, обернулся почему-то к нам лицом и что-то кричал, потрясая кулаками. Видимо, без толку. Тот самый седой дядька – тренер – только улыбнулся зловеще. Или мне это показалось?
А Минотавр закончил рвать тело своего врага и снова раскланялся. Как только он удалился со сцены, важно покачивая хвостом, клоун объявил перерыв. На арену бойко выскочили с полдюжины клоунов с кусачками. Этим нехитрым инструментом они, беспрерывно кривляясь и хохмя, довольно бойко стали проволоку с прутьев клетки скусывать и на платформы ее забрасывать.
– Ну что, Шарик, – сказал я своему другу, почесывая у него за ушком, – видимо, представление закончено, мы с тобой разбогатели и пора бы нам…
Зря я так поторопился, по всему зря. Потому что…
– Господа! Господа! – снова заорал клоун с платформы. – Еще один сюрприз! Господа! Представляю, как многие из вас хотели видеть в деле лучшего средневеса Вселенной Зэда Кусаку. Что ж! Ваши мечты сбылись! Дерзкий претендент Шарик с планеты Грым бросает вызов абсолютному чемпиону галактики Зэду Кусаке!!!
Честно говоря, я сначала не понял, чего этот уродский клоун имел в виду. Какого черта мой Шарик будет кому-то чего-то бросать? Он-то от прошлого боя отойти не успел. И что, вот на эту крохотулю будет нападать та самая громила, что загрызла своего соседа в перелете? Конечно, это не Минотавр, но все равно, разница в весе ощутимая! Нет, это просто невозможно! Да как они смеют?!! Нет, пора отсюда делать ноги!
Я вскочил и бросился из ложи, чуть ли не силком уволакивая за собой Шарика. И со всей дури врезался прямо в клоуна.
– Ты че, придурок? – прошипел дядька, поглаживая ушибленную грудь.
– Это вы че?!! – заорал я, поднимаясь на ноги и почесывая зад. – Какого хрена?!! Зачем вы моего Шарика с этим Кусакой?!! Вы же говорили, что…
– Я тебе говорил? – спросил клоун. Я, наконец, рассмотрел дядьку. Действительно, клоун был другой. Этот и повыше, и штаны на нем малиновые, и камзол зеленый. А вот носатые ботинки желтые.
– Ну, не вы, а тот, первый, – поправился я. – Вы, то есть он, обещал, что мой Шарик будет биться только в легком весе. А теперь…
– А что теперь? Разве не ты сказал, что здесь с твоей псиной хрен кто справится? Ну, признайся, говорил? Говорил! А это подписывал? – прищурился клоун, показывая мне листок бумаги с моею закорючкой внизу.
– Допустим.
– Нет, ты скажи, подписывал?
– Ну, подписывал.
– А раз подписывал, – зловеще ухмыльнулся клоун, – то вот здесь, мелким шрифтом написано, что устроители шоу имеют право при необходимости выставлять заявившегося бойца в иные весовые категории. Понимаешь? В иные. Ты заявился? Заявился. Вот мы и выставляем. Понял?
– Но ведь… – попытался протестовать я.
– Никаких «но»! – резко оборвал меня клоун. – сиди здесь и не дергайся. Ты уже выиграл сотню за первый бой, так что сиди и радуйся. А чтобы ты не скучал – ребята составят тебе компанию.
«Ребятами» оказались те самые гиппопо в портупеях. Они молча втиснули свои туши в ложу и сели на лавку справа и слева от меня. Как она только выдерживала такой вес – понятия не имею. А клоун осторожно взялся за поводок и вытянул Шарика из-под лавки. Я хотел было за своего друга заступиться, только куда там. Эти гиппопо так меня с боков задницами своими прижали, что не продохнуть. А клоун Шарика на руки взял, по панцирю погладил и водрузил на немедленно подлетевшую платформу. Тут же подал кому-то знак. Платформа взлетела, мягко спланировала к специальной дверце в клетке и, пролетев через нее, плавно опустилась на арену. Клоун мерзко хихикнул и двинулся к выходу.
– Знаете, мистер, – успел я сказать на прощанье, – вы, наверное, очень пожалеете, что сделали это.
Клоун обернулся, снова противно ухмыльнулся и заверил: «Не пожалею».
Вот тут я абсолютно успокоился. Видит Бог, я не хотел этого. Дело в том, что у грымских собак, особо у самцов, есть такое очень характерное, но не очень приятное свойство… В общем, сами увидите…
Когда Кусака вышел на арену, трибуны разом взвыли. Клоун не стал долго болтать и вскочил на свою
