Мы возьмем то, что наше по праву. Россия должна принадлежать нам и таким, как мы!'
Лев Гуров покосился на Петра, который, казалось, пожирал глазами этот нелепый обрывок бумаги. Лицо его исказилось. Похоже, что текст был соседу Виталия Красильникова отнюдь не внове!
– И как же тебя звали в вашей Стае? – спросил Гуров у паренька самым задушевным голосом, да еще и ободряюще улыбнулся.
Получилось ведь! Потому что Петр никак не ожидал такого вопроса! Гуров еще раз продемонстрировал свое выдающееся мастерство практического психолога.
– Маугли, – растерянно ответил парнишка, – но это я не сам, это меня на совете Стаи так наз…
Еще не докончив фразу, Петр понял, какую чудовищную глупость он сморозил, как вульгарно подставился! Ну, сейчас этот лощеный мент понесет его по буграм и кочкам, начнет кишки на плетень наматывать!.. Глаза паренька сначала побелели от ужаса, а затем из них брызнули злые слезы.
Но Гуров словно и не обратил на это никакого внимания, лишь пристально посмотрел на плачущего паренька, удовлетворенно кивнул, а затем вновь вернулся к короткому тексту на обрывке бумажного листа.
'Бог мой, – с грустью думал он, – как же это все не ново! Закон Стаи, значит… С подведением идеологической базы. Юнцы всегда легко на этакое ловились. Особенно если внушить им мысль об их исключительности. Я ведь приблизительно представляю содержание всего этого манифеста. Читали и слышали нечто подобное, и не раз. Там обязательно патетика должна прорезаться, рассуждения о высокой миссии пресловутой Стаи, что-нибудь р-р-революционное… С уклоном в анархизм. До чего противно!'
Революционеров всех цветов и оттенков полковник Гуров терпеть не мог. Он не без основания предполагал, что природа таких деятелей неизменна. Больше всего на свете они любят обливать друг друга помоями, а дорвавшись до власти, рубить друг другу головы. Или к стеночке ставить, это уж как придется.
'А вот этот самый Вожак – фигура крайне интересная. Похоже, что это талантливый и беспринципный демагог, неплохо знающий особенности юношеской психологии. Вот бы с кем поговорить по душам! Только боюсь, что, если некоторые мои предположения верны, это уже невозможно. Не верю я в спиритизм… Нет, но стиль-то каков! И опять, как всегда, хвала насилию, – продолжал размышлять Лев. – Безотказный манок для сопляков, которые уверены, что прав тот, кто сильнее и круче. И пойди объясни им, что насилие над другим человеком не обеспечивает ни умственного, ни морального превосходства над ним. Аборигены, слопавшие капитана Кука, великими мореплавателями отнюдь не стали…'
Нет, полковник ГУ уголовного розыска Лев Иванович Гуров абстрактным пацифистом не был и сам по роду своей работы к насилию прибегал постоянно. Но тут ведь весь вопрос в том, ради чего ты к нему прибегаешь, какие цели при этом преследуешь и на кого насилие направлено! И получаешь ли ты от своих действий удовольствие… Лев Гуров за время своей службы видел много крови, убийств и самых жутких зверств, чтобы проникнуться к любым апологиям насилия как панацеи от всех зол глубочайшим отвращением. Конечно, оперуполномоченный по особо важным делам – это не профессор консерватории. И Гурову, и Станиславу Крячко приходилось убивать людей. Вот только удовольствия они от этого никогда не испытывали ни малейшего, даже когда имели дело с самыми отъявленными бандитами, и вопрос стоял ребром: или они, или их! А испытывали Лев и Станислав совсем, совсем другое. Но некоторые вещи трудно передать словами, их лишь можно прочувствовать на собственной шкуре.
Тут размышления Гурова были прерваны: появился запыхавшийся хозяин кабинета. Лев Абрамович горестно вздохнул, увидев, во что превратился его письменный стол, заваленный непонятными железками устрашающего вида. Затем скосил глаза на сдавленно всхлипывающего Петра и вздохнул еще горестнее. Ну и денек выдался, злейшему врагу не пожелаешь! Харцилевич шагнул к Гурову и почтительно протянул ему тощую картонную папочку-скоросшиватель.
– Это все, что я смог за такой короткий срок найти по Виталию Красильникову, – с грустью сказал Харцилевич. – Тут немного. Анкетные данные, еще кое-какая информация…
– А что ж в таком допотопном виде? – недовольно поинтересовался Крячко. – На бумажном, пардон, носителе, как во дни нашей комсомольской юности… Это с вашими-то возможностями! Можно подумать, что у администрации «Палестры» нет ни одного приличного компьютера. Не верится как-то в такую бедность и отсталость.
– Все есть, – грустно улыбнулся Лев Абрамович. – Да вот как туда влезть, извините за нечаянный каламбурчик. И компьютеры есть, и базы данных соответствующие с самыми разнообразными сведениями о наших воспитанниках, с результатами тестов, комплексного психофизического мониторинга и прочими новомодными прибамбасами. Все по науке, только вот доступа к этим файлам у меня нет. Пароли защиты знали Алексей Борисович и Сарецкий. Нет, где-то эти пароли, конечно же, продублированы, и мы их отыщем рано или поздно. Но скорее поздно, чем рано! А пока, извините, чем богаты… Все лучше, чем ничего, а электронике этой я, знаете ли, по сей день не слишком доверяю. На бумажном носителе оно как-то привычнее. И надежней.
Харцилевич развел руки в извиняющемся жесте.
'Вот интересно, – подумал Гуров, – врет он или нет? Похоже, что не врет. Ладно, это беда поправимая. При необходимости Димочка Лисицын эти пароли как семечки расщелкает, чай, «Палестра» не Минобороны. Интересно, кстати, как там, у Лисицына, дела с 'пересечением множеств' продвигаются? Впрочем, если бы появились обнадеживающие и просто любопытные результаты, он позвонил бы мне на сотовый. Что ж, за неимением лучшего…'
– Вот что… Маугли, – обратился Гуров к Петру, – утри сопли и слезы и возвращайся в свои апартаменты. А там подумай как следует. Можешь и с приятелями своими посоветоваться… из Стаи. Но запомни и передай им: никаких попыток выбраться с территории интерната! Считайте, что вы под домашним арестом. Пока – домашним, это я сегодня в благодушном настроении. Будете бузить, так арест быстренько превратится в настоящий, после того, что мы тут обнаружили, законопатить под стражу хоть всех вас до одного для меня – пара пустяков. Так что сидите тихо, как мышь под веником. Это первое. Есть и второе, главное. Если у кого-нибудь из вас есть способ связаться с Виталием Красильниковым, если он сам вдруг каким-то образом выйдет на связь, срочно сообщите об этом мне. И попытайтесь убедить Виталия немедленно сдаться. Попросту прийти в любое отделение милиции и попросить, чтобы его связали с полковником Гуровым или его заместителем, Станиславом Крячко. Этим вы окажете услугу не столько нам, сколько ему. Попробуй понять или хотя бы поверить мне: шутки кончились. Вы, голубчики, и без того наигрались в весьма опасные игры по самое 'не могу', а сейчас в двери вашей окаянной «Палестры» стучится суровая реальность. Пойми еще и то, что Красильникову угрожает смертельная опасность. Его, скорее всего, захотят убрать. Слишком многое знает и в слишком серьезные дела замешан. А защитить его сможем только мы. Да, такой вот любопытный парадокс получается! И если у кого-то из вас вдруг появятся предположения относительно того, где Виталий может скрываться, то очень прошу поделиться ими со мной. Это не предательство, а как раз наоборот. Возможно, вы спасете Красильникова от смерти. Словом, коллективно пошевелите мозгами,
