– Там, сзади, у рыси между ушей, интересная табличка. Тоже серебряная и, уверен, не накладная. И даже не глубокая гравировка. Словно бы прямо при литье выполнена, тонким штрихом, но чтобы такое отлить… Уникальная работа. Сейчас такое принято называть «эксклюзивом». Прямоугольник. Как я теперь прикидываю – дюйм на два дюйма. Ну, проверить легко, позвони в подвал Коле Харченко, пусть принесут. Как что? Трость, само собой. Сами полюбуетесь.
– Лева, – мягко сказал генерал Орлов, – какой тебе, к песьей матери, Коля Харченко? Это я, как самый главный начальник этого богоугодного заведения, это ты, это пан Крячко, это бедняжка Верочка… Вот мы, как говорил классик, часов не наблюдаем. Еще по кабинетам человек пять, у которых оперативная текучка. Плюс дежурные. Больше в Управлении никого нет, я сам отдавал приказ, чтобы после восемнадцати ноль- ноль – только под мою личную подпись. Ах, ты не знал? И Станислав Васильевич тоже не в курсе? Правильно, вас этот приказ не касается. У вас, друзья мои, привилегия: вкалывайте хоть круглыми сутками. Хоть неделями отсюда не выходите, вы же, как известно, мои любимчики. Но для всех прочих никто правил внутреннего распорядка не отменял, а сейчас половина десятого. И капитан Николай Александрович Харченко, скорее всего, смотрит телесериал про ментов. В обществе любимой супруги. Плюется, но смотрит. Имеет полное право. И смотреть, и плеваться. Так что, будь любезен, изобрази табличку по памяти. Нам со Станиславом особая точность не нужна. Лишь бы понять, что тебя зацепило.
Генерал выдвинул ящик рабочего стола, достал лист бумаги, фломастеры.
– Как ты сам любишь выражаться – не разбегайся, прыгай!
«Однако же ядовит бывает Петр! – подумал Гуров, пододвигая к себе листочек. – М-да… Художник из меня… Хоть рисовать-то и не нужно ничего».
Фломастером Гуров начертил прямоугольник. Затем набросал посередине восьмиконечную звезду, в центре которой жирно изобразил две заглавных латинских «S», левую литеру чуть выше правой.
– Вот, примерно так. А здесь, – Лев указал кончиком фломастера в левый верхний угол своего наброска, – что-то похожее на конного рыцаря, пронзающего копьем то ли дракона, то ли еще какую гадину. Святой Георгий, как мне кажется. Но я в геральдике тоже слаб.
– Эс-Эс, – сказал Крячко, рассмотрев набросок Гурова. – Трость трофейная… Ну и что? Небось какому- нибудь эсэсовцу принадлежала. Которого Таганцев уконтрапупил.
– Нет, – сказал Петр Николаевич. – Вряд ли эсэсовцу. У тех символом была сдвоенная молния. Тоже, кстати, можно рассматривать как стилизованную двойную «S», рунический шрифт. Здесь совсем не то. Но, вообще-то, Лев, мне твоя картинка ничего не говорит.
– Если это действительно святой Георгий… – Гуров чуть смущенно улыбнулся, как человек, пытающийся говорить о вещах, в которых он разбирается слабо. Так, что-то и когда-то слышал. – Этот святой – покровитель Англии. Насколько я помню, даже один из английских гербов его изображение включает. Не официальный, со львом и единорогом, а… Я же не специалист, но вот крутится что-то такое. Любопытно: святой Георгий считается и покровителем Москвы, а в московский-то герб он точно входит. Так вот, с тростью… Очень мне интересно, кому эта трость изначально принадлежала. Московскому барину – эмигранту, осевшему где-нибудь в Париже или Берлине? Сомнительно, буквы-то не наши, хотя, как знать. Какому-то англичанину? Тогда почему трофей? Трофеи забирают у врагов, а не у союзников. Может быть, это подарок? Только что-то мне подсказывает: непростая это трость и какое-то отношение к нашему делу имеет.
– Еще бы не имела, – хмыкнул Крячко, – когда Таганцев ею негодяю руку сломал!
– Я не в том смысле.
– А в каком? – поинтересовался Петр Николаевич.
– Сам пока не знаю. Не могу точно сформулировать. Но… Надо с этой геральдикой разобраться. И с красно-белой картонкой, и с тростью. Вот увидите: когда мы узнаем, что символизирует картонка с двумя пиками и табличка на голове рыси, это нам здорово поможет. Ну, прямо печенкой я это чую! Сами знаете – самый необходимый в нашей работе орган, что там мозги! – Гуров сказал это с явственным оттенком самоиронии.
Но генерал и Станислав выслушали его слова вполне серьезно. Они были опытными сыщиками, а потому к интуиции – своей и чужой – относились с уважением. Без нее настоящим оперативником не станешь, а у Льва Ивановича эта странная, загадочная способность к предчувствию и внелогическому постижению связи разнородных фактов была развита очень сильно.
Интуиция дается от природы, научиться ей нельзя. А вот тренировать можно и нужно.
– Хорошо бы, конечно, разобраться, – сказал Орлов. – Только я не слишком представляю, к каким экспертам обратиться. Нет у нас в Управлении специалистов по геральдике. Здесь, кстати, похоже на то, что геральдика времен Второй мировой войны, если не раньше. И где экспертов искать? В военно-историческом музее? Я могу послать официальный запрос через министерство, только ответят они не раньше, чем недели через две, вы же знаете нашу бюрократическую волокиту. Или, по-прежнему, знакомых опрашивать? Вдруг знает кто? У тебя, пан Крячко, приятелей среди военных историков нет?.. Жаль… А у тебя, Лев?
– Аналогично, – пожал плечами Гуров. – Может, у Маши? У нее каких только знакомых нет… Впрочем, у меня появилась идея получше. Попытаюсь я к Липкину обратиться.
– О! К Семену Семеновичу! – очень уважительно сказал Орлов. – Это да. С его-то эрудицией!.. Это ты хорошо придумал, как мне самому в голову не пришло. Только вот характер у старика… Собственно, возраст тут не виноват, у Семена Семеновича характер всегда был… сложный, деликатно выражаясь. Нужно, чтобы он захотел с тобой встретиться и помочь. Ему ведь, – дай-ка соображу, – я на двадцать один год моложе. Прямо мальчишкой себя чувствовать начинаешь. По крайней мере, человеком среднего возраста. Знаете, что такое средний возраст? Это твой собственный плюс десять лет.
– Захочет Липкин со мной встретиться, – уверенно сказал Лев. – Помните ту историю двухлетней давности, когда в Светлораднецке заведующую лабораторией отравили? Семен Семенович нам тогда очень помог. Если бы не Липкин, не уверен, что мы тогда не уперлись бы рогом в стенку. С тех пор я с ним связи не теряю, звоню, захожу иногда. И с девяностолетним юбилеем поздравил, кстати.
– Это ты совсем молодец, – сказал Петр Николаевич, а затем грустно добавил: – Вот интересно, если я до девяноста доживу, придет кто-нибудь поздравить?
– Это ты не сомневайся, – успокоил его Крячко, – от меня с Гуровым тебе не отвертеться. Выпить- закусить на халяву!.. Обязательно придем.
– Позвоню я завтра утром Липкину, – подвел итог Лев, – договорюсь о встрече. Трость с картонкой прихвачу с собой, пусть Семен Семенович своими глазами посмотрит. Утром-то Харченко, надеюсь, появится?!
Старинные часы в корпусе из мореного дуба пробили десять. Затянувшееся совещание пора было завершать. Но тут у Льва Гурова возникло странное чувство, что он упускает что-то весьма важное и очень простое. Какую-то возможность, как выражаются шахматисты, усиления позиции.
Глава 6
Семен Семенович Липкин, о котором шла речь в генеральском кабинете, был личностью воистину легендарной. Одним из последних, если не последним, из вымирающей, словно динозавры когда- то, породы экспертов-универсалов, криминалистов широкого профиля, умевших все и разбиравшихся во всем.
На службу в органы НКВД Сема Липкин попал в середине тридцатых годов, когда ему еще двадцати лет не исполнилось. Ему посчастливилось стать учеником прославленных, с дореволюционным еще стажем криминалистов – Александра Потапова и Сергея Якимова. Своих учителей Семен Семенович не только не посрамил, но вскоре и превзошел. Уже к началу войны он сделался настоящим виртуозом, стал буквально незаменим, хоть и утверждал «отец народов», что незаменимых у нас нет.
В своем деле – искусстве криминалистической экспертизы – Семен Семенович оказался подлинным гением. Самые сложные и головоломные задачи Липкин решал с удивительной легкостью и изяществом. Особенно он прославился в сорок третьем году, в истории с фальшивыми английскими деньгами.
Тогда, в середине войны, гитлеровцы научились обходить хитроумно разработанную систему защиты английской валюты от подделок. Напечатав немыслимое количество фальшивых фунтов, фашисты через свою агентуру на островах стали запускать их в обращение. Возникла реальная угроза тяжелейшей экономической катастрофы, краха всей финансовой системы Великобритании. Более ста экспертов из стран антигитлеровской коалиции принялись за решение проблемы. Им предстояло срочно выяснить: первое – что
