помрет!»
– Это ты с голоду помираешь?! – Виктор аж петуха пустил от возмущения. – Ты?! Да я на тебя извел…
Он резко осекся, понимая, что заехал куда-то не туда.
– Прав Генка Епифанов, хоть сволочь он, когда тебя купчишкой дразнит, – бросила она через плечо таким презрительным тоном, что Виктора зацепило всерьез.
– А ты, ты… – Горло его перехватил спазм.
– Ну кто? Не стесняйся, меня матерком не напугаешь. – Она развернулась лицом к Виктору. – Я как бы сама тебя по-простонародному не приложила, коханый мой.
Карие глаза загорелись, щеки вспыхнули, и она стала такой чужой и такой красивой, что ему захотелось немедленно, прямо здесь, на кухне, содрать с нее к чертовой матери эту дурацкую тряпку, заломить ей руки, вцепиться зубами в ямку чуть ниже затылка и…
Через мгновение он уже сжимал ее так, что, казалось, не вырваться.
Казалось. Какая сволочь научила ее этому удару? Виктор сдавленно мекнул, тяжело свалился на стул, едва сдерживая крик боли: в паху, как бритвой, резанули.
Она подошла к окошку и минут пять неподвижно стояла у него, глядя на стылый осенний дворик. Сзади тихонько покряхтывал директор, шеф, депутат и крутейший мен Виктор Владимирович Баранов. Затем вновь повернулась к нему, улыбнулась:
– Ладно уж, иди ко мне, половой гангстер. Пожалею, как только я умею, Чикатило недоделанное!
…Баранов прекрасно осознавал: с Кьюшей он влип крепко. Что называется «подсел», как наркоман на иглу. Уже год с лишним его не переставала изумлять ее адская, запредельная ненасытность и своя собственная неутомимость, где там Казанове хваленому! Вот и сейчас, после дурацкой сцены на кухне, он пришел в себя в той же самой постели, из которой вылез час тому назад. Кьюша рядом, мурлычет ласково. Довольная. Нет, отказаться от этой женщины он не может, не хочет и не откажется! Хотя стервозности в ней, конечно…
Ленивые размышления Виктора на вечную тему «почему мир устроен так, что все бабы – стервы, и как в таком мире жить нормальному мужику» прервало назойливое курлыканье мобильника. «И здесь достали», – с досадой подумал Баранов, протягивая руку к прикроватной тумбочке, на которой лежало проклятое устройство связи. Стационарного телефона в этом загородном гнездышке не было, а свой сотовый он отключил еще вчера вечером. Имеет он право отдохнуть и расслабиться?! Включил, когда в первый раз вставал и к Кьюше позавтракать выходил. А зря включил, холера б его!
– Смольный на проводе, – буркнул Виктор в трубку.
Этот его номер был известен только ограниченному кругу «ближних бояр», можно было и почумиться. Однако поправлявшая растрепанные волосы Виктория с одного взгляда определила: случилось что-то поганое. Вон как у «коханого» физию перекосило, чуть зубами не скрежещет! Это кто ж до миленочка дозвонился?
– Вот некстати-то… Угораздило ж его! Да помню я, что ты предупреждал, помню. Накаркал, ворона хренова! Ладно, собирай штаб. Я буду, – Виктор взглянул на мерцающий циферблат электронных часов мобильника, – минут через сорок. И не пей ты с самого утра хоть сегодня, Христом-богом прошу! Ведь так же закончишь…
Он бросил трубку на смятую постель, вскочил, начал быстро одеваться. Поднялась и Виктория.
– Что, дружбан Левка Троцкий обеспокоил? Революция, о которой столько трепались все кому не лень, свершилась-таки? Собственность твою делить не начали еще? Ты ж владелец. Как там, у Маршака? Заводы, пароходы… Газеты… Хоть «Хронь» бульварная даром никому не нужна.
– Кьюша, помолчи бога ради! – не злобно, но весьма озабоченно отозвался уже почти одетый Виктор. – Еще одна Каркуша на мою голову: «собственность, революция…» Генка Епифанов звонил. Сегодня утречком, пока мы с тобой тут любовью занимались, господин Прасолов на Филиной горке ласты склеил. Вчера привезли туда, а сегодня… Допился, алкаш долбаный!
– Нашел, о ком жалеть! – Она тоже быстро одевалась, понимая, что уик-энд испорчен. – Туда ему и дорога, бандюку старому!
«Вот объясни ей, – подумал Виктор. – Как раз революция-то как бы не началась, со всеми ее прелестями. Ах, черт, поторопился я с Дусенькой, да кто ж знал! И до среды, до встречи в верхах, всего ничего, ну не до бандитов! Мента еще какого-то дюже любопытного принесла нелегкая. Стой-ка… Что там про этого, как бишь его, Гурова, докладывал Дорошенко? А Иудушка, как раз вчера перед отъездом сюда, впечатлениями делился?»
Виктор задумался. Хорошо. После звонка Дорошенко вчера утром он дал Тараскину отмашку: собрать на ментяру кратенькое досье и прощупать на предмет безмозглости. Заодно обозначить наше присутствие. Контролировать не стал, Тараскин – спец проверенный. Но результаты и как мусорюга на тараскинскую провокацию среагировал – все это потребуется уже сегодня. Это хорошо, что Сашка на штабе будет. Надо уточнить цель этого ментовского визита, хоть и так козе понятно! Есть идея! Есть, черт побери! Пусть мент думает, что он, Баранов, испугался этой уголовной швали. Он хочет меня зарыть? Милости просим, еще и лопаткой обеспечим! А сами… Но придется кого-то сдать. Пожертвовать. На то и игра, шахматы тут отдыхают. И не пешку, а фигуру. Какую же? А вот какую: что-то Генка шибко умный стал! И не в свои дела лезть принялся. Как это он про черную пантеру вместо Мурки? Будет тебе пантера, а там посмотрим, отмазывать тебя через Честаховского или нет.
Баранов еще не знал, что вчерашним вечером, пока он с Кьюшей ужинал при свечах, погорел «Караван» Александра Котяева. В прямом смысле погорел, как и было заказано. А хоть бы и знал, так идея сдать с потрохами Епифанова у него только укрепилась бы. Уж больно комбинация удобная вытанцовывалась. Что до благодарности и прочих сантиментов, так на то и пиратский бриг! Нет под сенью «Веселого Роджера» таких понятий, врут писатели-романтики. Не нравится – не плавайте, сидите на берегу.
Но сначала нужна личная встреча с ментом. Значит, решено: сперва – на Княжескую (там, кстати, досье на этого Гурова посмотрим), потом – домой. К Ирке – вестового, чтобы ужин был по мировым стандартам, а мента к себе домой пригласить на вечер. Под каким соусом? А прямым текстом, это лучше всего. Если не захочет? Да вот хренушки, куда он денется, хоть из любопытства приглашение примет, хоть из гонора…
