– Мне вообще не слишком понятно, зачем похищать твою дочку! – недоуменно перебил его Станислав. – Ты ведь не финансовый магнат, не «новый русский», не попсовая звезда! Да, живешь чуть богаче, чем основная масса московского народонаселения, так ведь именно чуть! Ради чего вымогателям огород городить?
– Правильно, Стас! – согласился Гуров. – Это весьма интересный вопрос.
– Чего тут интересного… – махнул рукой вконец расстроенный Покровский. – Дочери финансовых магнатов и всех прочих в том же духе небось персональную охрану имеют, их так просто хрен похитишь.
– Тоже верно, – задумчиво сказал Лев. – Хоть есть здесь один тонкий момент… Но к нему мы вернемся, когда запись просмотрим.
Запись просмотрели трижды, останавливая ее, перематывая, возвращаясь к наиболее интересным деталям. Наконец Виктор Алексеевич щелкнул кнопкой пульта, останавливая видеодвойку. Покровский поднялся из кресла и, стараясь привести нервы в порядок, несколько раз пересек комнату из угла в угол.
– Что скажете? – спросил он, и голос его предательски дрогнул. – Я давно уже не действующий оперативник…
– Утешать и вытирать слезы не буду, – сурово сказал Гуров. – Все плохо. Но! Не безнадежно, а это большая разница. Паниковать пока что рано, да и бессмысленно. Стас, дай-ка мне сигарету, такие видеовпечатления необходимо завершить перекуром, а я опять забыл дежурной пачкой разжиться… Вот спасибо… Не возражаешь, Витя?
Лев курил редко, когда что-то резко выбивало его из психологического равновесия. Видимо, поэтому – или в силу какой-то странной традиции? – Гуров обычно забывал покупать сигареты и одалживался у безотказного Станислава. Его заместитель не без ехидства называл это использованием служебного положения. Но сейчас Станислав был серьезен. Не до шуток, знаете ли! Он протянул Гурову пачку «Camel», достал сигарету себе, затем вопросительно посмотрел на хозяина квартиры.
– Да хоть обкуритесь! – горько рассмеялся Виктор Алексеевич. – Все равно главного борца с курением, Светланки, нет. Это она, дочка, мне всю шею перепилила, за здоровый образ жизни агитируя. Не знаю, насколько уж он здоровый, но от общения с некоторыми ретивыми борцами точно раньше времени в ящик сыграешь. Дай-ка и мне, Василич, пять лет не курил, как овдовел… Лева, не томи! Твои соображения?
– Первое и самое главное: деньги, те самые сто тысяч баксов, тебе отдать придется. Точнее, нам, чтобы получить пресловутый временной люфт, о котором я упоминал, – твердо сказал Гуров. – Только нечего тебе, Витя, самодеятельностью заниматься, драгоценности покойной супруги продавать и прочее… Можешь не успеть. Мы подключим к этому делу Орлова, уж он-то сотню тысяч найдет без особого труда. Есть в Управлении специальные фонды. И не вздумай возражать, Виктор! Непременно подключим, но сделаем это так, что сволочи, укравшие твою дочку, ничего не узнают. И дело тут не только в деньгах! У Петра и возможностей поболее, чем у нас троих, вместе взятых, и опыт колоссальный. Наш генерал, если ты еще не забыл дни совместной службы, не из тех, кто работать не может, а только руководить.
Гуров говорил так не потому, что Петр Николаевич Орлов был его начальником. Просто Лев Иванович исключительно высоко ценил опыт и острый аналитический ум Орлова. Во времена, когда Лева Гуров впервые переступил порог ГУ МВД, Петр Орлов был для него учителем, эталоном, да и потом, поднабравшись опыта, Лев еще долго смотрел на него снизу вверх – право же, Петр Николаевич заслуживал такого взгляда. Стоит заметить, что Станислав Крячко полностью разделял мнение своего друга. Генерала, помимо всего прочего, отличали прекрасная память, исключительная наблюдательность и умение разбираться в людях, а это признаки недюжинного административного таланта. По-своему Петр Николаевич был довольно крут. В Управлении знали: генерал насмешливо отвергает непродуманные, плохо обоснованные фактами и доказательствами версии, сыскную халтуру, но без предубеждения воспринимает любую разумно изложенную предварительную гипотезу. И всегда готов помочь. Словом, Льву Гурову и Станиславу Крячко повезло с начальником, случается в жизни и такое.
Станислав недаром так внимательно слушал Гурова! У друзей-сыщиков давно уже сложился собственный стиль ведения расследования. На первых, начальных его этапах Гуров и Крячко работали порознь, каждый на своем участке, а потом встречались и делились полученной информацией и выводами. При этом не стеснялись жестко критиковать друг друга. Такой взгляд другого профессионала на твою работу со стороны очень полезен: он помогает замечать шероховатости, логические прорехи, неточности и промахи. Давно замечено, что человек лучше всего понимает собственные мысли тогда, когда излагает их другому человеку.
Но когда расследование дела подходило к концу и приходила пора выработать окончательную версию случившегося, когда впереди начинали маячить оперативные мероприятия, вроде задержания подозреваемых, тут Гуров с Крячко объединяли усилия. Кстати, хотя вслух они об этом не говорили, но Станислав молчаливо признавал лидерство Гурова в их сыскном тандеме. Крячко такое положение вполне устраивало, лишь бы оно шло на пользу делу. Может быть, потому, что Станислав хорошо осознавал: сам он по натуре реалист и прагматик, отличный, опытный практик, но изумительная интуиция Гурова ему не дана.
За десятилетия работы в сыске Лев Гуров пришел к выводу, что умение решать задачи – это на девяносто процентов умение правильно их ставить. Почти на любой вопрос можно найти ответ. Но! Только в том случае, когда этот вопрос сформулирован корректно.
Сейчас главным, для того чтобы спасти Светлану Покровскую, становилось установление личностей похитителей. И вся информация, имевшаяся на данный момент у сыщиков, – кассета с записью, потому что Гуров был уверен: ни отпечатков пальцев, ни еще чего-то из конверта и самой кассеты не выжмут. Если злоумышленники решаются на столь тяжкое и дерзкое преступление, таких детских промахов, как оставить свои «пальчики», они не делают, детективы нынче все читали.
– То, что ее заставили выступить перед видеокамерой, – сказал Гуров, – это стандартный прием. Если похищен не совсем маленький несмышленыш, преступники обычно так и поступают: дают своей жертве текст и заставляют его озвучить. Это преследует как минимум две цели: показать объекту вымогательства, что похищенный жив и пребывает в приличном физическом состоянии, плюс оказать дополнительное психологическое давление. Когда сама жертва похищения говорит, что ее будут на кусочки резать, и просит проявить благоразумие, чтобы этого не произошло, слова звучат особенно убедительно.
– Да уж! – вздохнул Виктор Алексеевич.
– Заметим: Светлана не читает некий текст, а излагает все своими словами. Почему я так решил? Она говорила по часам одиннадцать с половиной минут и за это время ни разу не опустила глаза, смотрела прямо в камеру. Значит, текста не было. Ей подробно объяснили, что и как, а потом потребовали пересказать поэмоциональней. Еще один интересный момент: хотя девушка должна была пережить настоящий психологический шок, поняв, что ее похитили, хотя говорит она о весьма жутких для себя
