– Отсюда следует, что, если ее похитили, когда она шла по улице, в подъехавшей машине был кто-то, кого Светлана знала, – сказал Лев. – Тогда девушка вполне могла согласиться на, скажем, предложение подвезти ее. А справиться с ее сопротивлением в машине, когда девушка догадается, что дело неладно, не в пример легче. Но если события развивались по этому варианту, то машина с похитителями должна была ожидать девушку там, где Светлана непременно появится – например, на подходе к дому. Причем ожидать не весь день, а в тот момент, когда девушка должна появиться, так? Что опять же приводит нас к мысли: кому-то в этой машине были хорошо известны привычки Светланы, ее обычный маршрут.
Крячко покачал головой.
– Не факт, что ее похитили с улицы, – возразил он. – Почему не с дискотеки какой-нибудь, не из ресторана, кафе, не из чьей-нибудь квартиры, наконец? Мало ли, что можно сделать с человеком, чтобы он стал сговорчивее? Допустим, напоить до бесчувствия. Или подмешать в кофе какую-нибудь химическую дрянь. Или оглушить. Или… Словом, хватает способов.
– Совершенно верно! – согласился с другом Лев. – Могло быть и так, но это не принципиально. Почему? Сейчас объясню. Давайте исходить из того, что ее похитили в субботу, еще до ночи, а не, скажем, в воскресенье утром. Иначе она бы позвонила вечером отцу, да и времени на то, чтобы организовать видеозапись, у преступников почти не оставалось. Когда она ушла из дома, Виктор? Около полудня? Значит, все произошло от полудня до позднего вечера субботы. Ты знаешь, куда она пошла?
– Откуда бы? – развел руками Покровский. – Светланка мне давно не докладывает о своих планах. Так, предположения…
После слов Станислава о методах, которыми людей делают «сговорчивее», вид у Виктора Алексеевича стал вовсе невеселый. Но колоссальным усилием воли Покровский подавил мутную волну паники и бессильного гнева и даже удивился, услышав, как спокойно прозвучал его голос. Только посеревшие губы он сжал так, что они вовсе в ниточку обратились…
– Дойдет дело и до предположений, – сказал Гуров. – Чуть позже. Сейчас важно вот что: могла твоя дочка пойти, допустим, в ресторан с неизвестным ей человеком и там напиться до полной отключки?
– Нет, – решительно ответил Покровский. – Светка, конечно, не монахиня, а вполне современная девица. По мне – так даже слишком, но тут уж ничего не поделаешь, со времен нашей с вами комсомольской юности много воды утекло. Ресторан или бар? Дискотека? Да сколько угодно. Выпить в меру? Тоже не исключено! Но чтобы до отключки? Только если притравили чем-то, типа того же клофелина, но, опять же, не стала бы она с незнакомыми людьми пить! То же самое относится к вечеринке у кого-то на квартире или даче. Одна к незнакомым людям дочка бы не пошла, остереглась бы.
– Вот-вот, – согласно кивнул Лев. – Значит, и в этом варианте – а я вовсе его не исключаю! – среди похитителей должен был быть человек, который знал Свету. И которого, в свою очередь, знала она, хотя бы на уровне шапочного знакомства. Теперь, Витя, важный вопрос, и сразу прошу тебя – не обижайся! Твоя дочка… как бы поделикатнее выразиться, группам риска ни с какого края не причастна? Понимаешь, о чем я?
– Чего уж тут не понять? – мрачно откликнулся Виктор Алексеевич. – Кстати, зря извиняешься, я бы сам прежде всего в этом направлении мыслить стал. Нет, Лев, опять мимо цели. Совершенно нормальная двадцатилетняя девчонка. Я не потому так говорю, что она моя дочка. Просто я ведь тоже когда-то был оперативником и на… гм-м… группы риска нагляделся по самое не могу, так что глаз у меня наметанный, различил бы, стрясись со Светкой такое несчастье. Нет. Не наркоманка, это точно. Не поручусь, что она никогда не пробовала какого-нибудь легкого зелья вроде анаши. Они сейчас едва ли не поголовно пробуют. Но даже если такое случалось, то в систему не вошло и ничего «тяжелого» вроде героина или лизергатов не было, в этом я уверен. Повидал я наркоманов, знаю, какие у них глаза, какое вообще поведение. Ничего похожего! Не алкоголичка, не спит с кем попало и где попало. Бог мой, да она даже не курит и меня за здоровый образ жизни агитирует! С кришнаитами, «братьями» всех цветов радуги, сатанистами и прочими тоталитарными сектами никаких дел никогда не имела. Она подобной публикой просто брезгует, говорили мы с ней как-то раз на эту тему. Что еще? К политике, слава всевышнему, равнодушна, слишком умна для этого. Так что всякие «орлята Сталина», «молодая демократическая смена» и прочие «соколы» и «борцы» тоже отпадают. Словом, не вижу я группы риска. Вот разве что ее последнее увлечение? Но нет там ничего рискованного, и вообще – никакого вреда, одна сплошная польза.
– Что за увлечение? – Глаза Гурова вспыхнули острым интересом. – Давай подробности, Витя! И, кстати, набросай мне психологический портрет своей дочери. Не Достоевский, говоришь? Ничего, в меру таланта. Сейчас, если ты не в курсе, появилась такая отрасль криминалистики, виктимология называется. Наука о жертвах, если дословно. Так вот, если хорошо узнать жертву преступления, ее образ жизни, привычки, ее психологию, увлечения, круг ее общения, то значительно проще выйти на преступника!
– Шаманство! – пренебрежительно фыркнул Крячко. – Именно что достоевщина дешевая, как Петр выражается.
– Э-э, не скажи, – возразил другу Лев. – Что-то в таком подходе есть! И зря ты на Орлова напраслину возводишь, он-то как раз к всякого рода новым методам и подходам в сыске всегда был неравнодушен. Не то что некоторые сыскари, которым дай только с пистолетом по крышам поскакать, автородео устроить да пяток вооруженных бандитов голыми руками замочить.
Крячко снова фыркнул, на этот раз чуть обиженно:
– Это что же, в мой огород камешек? Выражаясь твоими же словами, обидеть подчиненного – дело нехитрое…
– Тебя обидишь! – рассмеялся Гуров. – Какие огороды, Стас? Это я так, абстрактно… Но, согласись, чтобы помочь Вите, нам нужно знать о Светлане возможно больше. Так чем же столь полезным увлеклась твоя дочка в последнее время, Виктор?
– Ну, как в последнее… Не такое уж в последнее. Больше года уже, со второго курса. Она ведь у меня студентка, на филфаке МГУ учится. Вот там, на факультете, и познакомилась с «Детьми тумана»…
Глава 4
– С кем? – переспросил Лев. – С чьими детьми?
– Тумана, – повторил Покровский. – «Дети тумана», так они свою группу называют. Хоть слово «группа» тут решительно не подходит. У меня по старой ментовской привычке к этому слову так и просится прилагательное «преступная».
– У меня тоже, – фыркнул Станислав. – Ну, пусть не группа. А что тогда?
– Это… – Виктор Алексеевич замялся, – сразу даже не соображу, как точнее назвать. Литературно- исторический кружок? Любительская театральная студия? Спортивная секция? Все вместе. Плюс немного,