вещдок. Тут же рядом, на остром выступе, он обнаружил и волокна, выдернутые из спортивного костюма «ниндзя».
Когда они с Риммой, каждый по-своему довольный результатами поездки, возвращались в Судаково, Стас предложил ей завтра вместе с ним и Гуровым отправиться в «Международное кредитное сообщество», чтобы вскрыть ячейку в ее присутствии: а вдруг там какие-нибудь драгоценности? Римма охотно дала согласие, и они определились, что, встав утром пораньше, вместе поедут в Чертокуличинск.
Но… Все получилось совсем иначе. Когда они уже подъезжали к нестандартной элитной пятиэтажке, где находилась городская квартира Захарухиных, Стас заметил на одной из лавочек подле дома какого-то солидного бородатого деда в картузе образца времен наполеоновского нашествия, рядом с которым стояли две большие, вполне современные дорожные сумки. Не успел он сострить по части того, что наконец-то увидел аборигена, который мог бы стать образцом типичного судаковца, как Римма, тихонько ахнув, поспешно нажала на педаль тормоза.
– Ну и ну! – в ответ на удивленный взгляд Крячко досадливо вздохнула она. – Батя приехал… Что смотришь? Ну да, это мой отец. Он старообрядец, живет в Иркутской области. Я, кстати, родом оттуда. Ой, бли-и-и-н! Как же он не вовремя-то! Ну, все, Стас, обломилось твое ночное дежурство. Да и у меня теперь все обломилось. Он же невенчанный брак в упор не признает. А уж свободные отношения… У-у-у! Не дай бог, заподозрит.
Поспешно взяв с заднего сиденья свою сумочку, она достала из нее черную косынку и повязала на голову. Затем, придав лицу постный вид, снова включила передачу.
– Кстати, Стас, не удивляйся, если он назовет меня другим именем. Вообще-то по паспорту я – Макора Титовна. В Римму Анатольевну переименовала себя сама, еще когда училась в институте. Господи! Сколько я от своего крещеного имени натерпелась! Со мной, помню, парни встречаться стеснялись.
– Дураки они были, эти парни… – хмыкнул Крячко. – А отца-то как зовут?
– Тит Агафонович. Да, и вот еще что… Не вздумай ему перечить – уши надрать может. Не смейся, не смейся! Ему шестьдесят, а он подковы, как бублики, ломает. Так что… Мы всего лишь знакомые, сыщик и вдова потерпевшего. Запомнил? – останавливаясь невдалеке от деда, строго спросила Римма.
– Ну, ясное дело! – принимая торжественно-постный вид, утвердительно кивнул Станислав.
Выйдя из машины, Римма обнялась с отцом, что-то ему поясняя, а Крячко скромно стоял в некотором отдалении, подыскивая благопристойный повод, чтобы удалиться. Но в этот момент дед, подойдя к Стасу, стиснул его руку в тисках своей пятерни и прогудел, что очень рад встретиться с «лучшим московским сыщиком».
– Вижу, вижу, – оглянувшись на дочь, проговорил дед, – сколь злоязычны твои соседи, Макорушка. Ишь ты, надумали ябеду мне сочинить, будто ты, еще и постель после мужа не остыла, а уже завела себе полюбовника. Хотя и Димка-то твой был так себе муж. Но уж и блуд вавилонский совсем никуда не годится. Верю, что в строгости себя блюдешь. Заезжайте к нам в гости, Станислав Васильевич, завсегда будем рады! – степенно пригласил он.
Тяжело вздыхая, Стас закончил свое повествование о столь неудачном финале своего сегодняшнего визита в Судаково.
– Вот что значит жизнь в полоску. Перло, перло, а потом – бац! – и пошла невезуха. И что он, этот ее батя, завтра не мог приехать? Римма сказала, чтобы мы без нее вскрывали ячейку. Говорит, что полностью нам доверяет. Ну что, утречком оформляем бумаги – и в банк? Вдруг завтра же и закончим все эти дела?
– Хотелось бы надеяться… – с некоторым сомнением в голосе обронил Гуров. – Вот, прислали результаты экспертиз. По мнению специалиста, узлы на веревках, которыми были связаны охранники Захарухина, выполнены профессионально – не абы как. Узлы морские, так что не исключено, наш «ниндзя» имел отношение к флоту. Хотя… Как знать? Патологоанатом подтвердил наше с тобой предположение, что нож в грудь убитого вошел, скорее всего, в результате падения. Кроме того, у него была обнаружена начальная стадия рака печени.
– А что удивительного? – пожал плечами Крячко. – Всю жизнь творил зло, всю жизнь получал в свой адрес только брань и проклятия. Чего другого можно было ждать?
– Вот еще одно заключение. В пробах пыли, взятой в нескольких местах на территории двора, найдена табачная пыль, используемая огородниками. Предположительно, определена даже табачная фабрика, где ее выпускают, но… Нам это решительно ничего не дает, если только мы не найдем костюм этого «ниндзя», на котором должны остаться частицы табака. Теперь у нас имеются две улики, позволяющие идентифицировать одежду неизвестного. Что тут еще? Результаты дактилоскопической экспертизы. Ни одного отпечатка из имеющихся в картотеке не обнаружено.
Пройдясь по комнате и посмотрев на часы, Стас неожиданно предложил:
– Лев, а тебе вся эта бодяга еще не опротивела? Может, не будем сегодня вечером заморачиваться на делах, а пойдем просто прогуляемся по городу? Сколько можно чахнуть над этой хренью?!
Подумав немного, Гуров согласился. Перекусив в кафе, они двинулись по людным городским улицам, уже остывающим после дневного жара. В сквериках и у фонтанов мамаши катали коляски со своими чадами; то здесь, то там во дворах с криками и смехом бегали стайки ребятни… Лев рассказывал о разных эпизодах своей поездки в Венгрию. Но в какой-то момент приятели вдруг поймали себя на том, что вновь свернули на тему проводимого ими расследования…
Глава 9
Коповой утром прибыл в гостиницу, когда Гуров и Крячко, уже позавтракав, докладывали Орлову о проделанном за вчерашний день. Поблагодарив Петра за оперативность, Лев сообщил ему, что они сейчас собираются отправиться по местным инстанциям, где будут выбивать бумагу, дающую право вскрыть банковскую ячейку в отсутствие хозяина.
– Думаю, вчерашняя встряска здешних чинуш вразумила, и со всеми этими допусками, согласованиями и разрешениями они нас едва ли станут волокитить, – со сдержанным оптимизмом отметил он.
– Лева, если что, звони немедленно. – Судя по голосу, Петр был настроен более чем решительно. – Мне нужен результат, и чем скорее, тем лучше. Действуйте!
Сказав капитану, что на это утро намечен визит в «Международное кредитное сообщество», Гуров предложил и ему поехать с ними в банк. Охотно согласившись, Коповой доложил о своей вчерашней встрече с «правой рукой» Косяка по кличке Штепсель, который официально числился как «временно безработный, имеющий непостоянные, случайные источники дохода». Сам Косяк, как оказалось, сразу же после убийства Захарухина из Судакова немедленно уехал и где-то «залег на дно».
По мнению Штепселя, Косяк заподозрил, что Лаборант решил провести «санитарную зачистку» губернии от тех, кто, зарвавшись и потеряв чувство меры, слишком уж злостно, в массовом порядке, настроил население против представителей «теневого бизнеса». Он подтвердил, что на последнем сходняке Лаборант высказывал Хапарю свое недовольство тем, что у того в городе «хер поймешь, какой беспредел творится». Дадаяна очень раздражало, что Захарухин погряз в самом низменном разврате, из-за чего даже в воровской среде Судаково приобрело довольно мрачную славу.
Вероятность того, что Косяк причастен к убийству Хапаря, Штепсель отверг категорически.
– …Сам посуди, какого хера он бы его надумал замочить, если его тут же ваши менты замели бы? – убедительно доказывал хулиган и гопник со стажем. – Косяк на одном только Хапаре и держался. А тот его прикармливал, чтобы иметь хоть какую-то узду на Медяка. У этого «бригада» трусоватая против наших, хоть их и больше.
Штепсель был уверен в том, что Захарухина «грохнули фраера», потерявшие терпение из-за того, что тот «вкрайняк оборзел». В подтверждение своей правоты он рассказал о непонятном пожаре в одной из блатхат, который произошел в прошлом месяце. Случилось так, что один из косяковских, разнюхав, где одна небогатая семья хранит деньги, собранные для лечения ребенка, в отсутствие хозяев пробрался в квартиру и, найдя тайник, выгреб все до копейки. Кража была выполнена безупречно – никаких следов милиция не нашла.
Это было минувшей весной. Через два месяца, не получив нужного лечения, ребенок умер, а его мать, не выдержав ударов судьбы, покончила с собой.
– …Ну, видать, кто-то где-то проболтался, потому что бабло в том шалмане пацаны пропивали всем кагалом, – смоля сигаретой, повествовал Штепсель. – И – на тебе! Середь ночи полыхнуло. Пацаны потом
