Захлопали дверцы и завизжали покрышки: враги перешли в отступление.
Горячка удовлетворенно ухмыльнулась, вернула себе прежний вид и вернулась в зал. Вместе с вышедшим из-за шкафа Леснидом подошла к читающему молитвы о спасении собственной души священника и требовательно вытянули правые раскрытые ладони.
– Пятьдесят процентов давай! – слаженно потребовали они. Священник прервал сеанс односторонней связи с Богом и открыл глаза.
– Простите, – запинаясь, промямлил он. – Ка… какие проценты? За что?!
– За изгнание потусторонних… в смысле, посторонних сил из квартиры, – разъяснила Горячка. – И не вздумай швырять в меня крестами с водой: мой напарник из тебя отбивную сделает, а я ее нашинкую. Тебе ясно?
Священник трясущейся рукой достал пачку евро, отсчитал половину и протянул ее Горячке. Та, ничтоже сумняшеся, засунула деньги в карман и довольно потерла ладони. Леснид забрал у священника оставшуюся сумму.
– Куда? – посмел возмутиться тот
– И мне оставьте! – воскликнул Борис. – В моей квартире воевали, как-никак!
Леснид положил деньги в нагрудный карман костюма.
– Как, куда? – ответил он священнику, одновременно показывая Борису кукиш. Тот обиженно надулся. – Пятьдесят процентов ему, пятьдесят мне. А ты как думал?
– Но я…
– Ты честно раскаялся в содеянном и можешь идти с миром.
– Но я… – повторил священник.
– Не выйдешь сам – выброшу через балкон. Или не веришь?
Священник сглотнул.
– Верю, – он встал с колен и вытер пот со лба.
– С вещами на выход! – приказал Леснид. – Со своими вещами, умник!
– Мне… телевизор… они требуют… – сбивчиво пролепетал священник, отскакивая от телевизора, как от раскаленного железа.
– Зачем тебе эти обломки? – не понял Леснид. – Телевизоры склейке не поддаются.
– Там… я…
– Брысь! – гаркнула Горячка, и перепуганный священник пулей вылетел в коридор.
– Ну, что, команда… – сказал Леснид. – С первой победой! Я уверен, что белочкарики побежали разносить новости о вашем пришествии, и скоро вернутся с утроенными силами. Борис, ты еще не веришь, что тебе вломят за все хорошее?
– Верю. И что мне теперь делать?
– Сматываемся отсюда вместе с нами, как я и предлагал с самого начала.
– А денег дашь? – деловым тоном спросил Борис. – Иначе с места не сдвинусь.
Леснид усмехнулся: Борис волен поступать так, как пожелает, но если он останется на месте, то требуемая им сумма уйдет на его же поминки.
– Так и быть, держи! – он отдал Борису четверть суммы: если уж тратить, то не на поминки, а не что-то приятное. – А теперь, бегом отсюда!
Через минуту они запрыгнули в спортивный автомобиль.
– Можно мне за руль? – попросила Горячка.
– Садись и жми на газ! – разрешил Леснид.
И Горячка нажала.
«Слава Богу, здесь есть ремни безопасности!» – думал струхнувший Борис. Первые минуты поездки он не следил за дорогой, а держался за ручку, стараясь не вылететь из машины на поворотах. Увидев, что Горячка вытворяет на виражах, он стал белее капусты и зажмурился, сохраняя последний рассудок. И испытал ни с чем не сравнимое чувство облегчения, когда гаишники погнались за ними и потребовали остановиться.
Автомобиль остановился в двадцати сантиметрах от фонарного столба, и старший сержант Петров подскочил к водителю.
– Вы с ума сошли, разъезжать по городу с такой… – увидев лицо водителя, он запнулся, – скоростью.
Горячка уставилась на него пустыми глазницами. Гаишник выронил жезл, с опаской бросил быстрый взгляд на пассажиров и крепко задумался, разглядев зевающего Леснида и бледнолицего Бориса. На определение правильного решения ушло ровно три секунды.
– Все понял, извините за беспокойство, проезжайте! – осипшим голосом разрешил он. Белая Горячка кивнула в ответ, поправила съехавшую с колен косу, надвинула черный капюшон на лоб и снова надавила на газ.
Фонарный столб удар выдержал, но слегка искривился. Автомобиль тоже. Горячка вполне по- человечески чертыхнулась, переключила скорость, откатилась назад, чуть не задавив отходившего от них гаишника, и выехала на дорогу.
