меня не снесло встречным ветром. Помимо этого, путь должен быть свободным от посторонних предметов, как то: домов, изгородей, деревьев, больших камней и прочих непреодолимых преград. По воде конь мог промчаться, как по суше, из-за приличной скорости держась на ее поверхности, но по той же причине мог превратиться в лепешку после столкновения с непреодолимым препятствием. Приходилось выбирать путь- дорогу и периодически останавливать коня, чтобы не врезаться. Это так изматывало, что я дал слово никогда больше не пользоваться подковами-скоробегами.
Мне приходилось пригибаться к шее скакуна, да и он, ошалевая от собственной стремительности, первое время только и делал, что рвался вперед и резко тормозил. Не будь ремней безопасности, за полчаса езды я уже сто раз вылетел бы из седла.
Постепенно Гром привык к новому способу передвижения и научился плавно увеличивать и уменьшать скорость. А я тем временем думал, что молодильное яблоко пригодится и мне самому: казалось, что волосы стали седыми от переживаний. Экстрим хорош в меру, у каждого человека есть свой предел. У коней – тоже, а вот границ спокойствия куклы я так и не определил. Она выглядывала из-за пазухи, посмеивалась и говорила, что мы плетемся, как столетний старик на дохлой кляче. Когда-нибудь она дошутится, и я прикажу сделать специальные набойки-скоробеги для ее крохотных ножек.
Кукла вредно захихикала.
– Ты чего? – вздрогнул я. На миг показалось, что она читает мои мысли.
– Да так, – отозвалась Юлька, поворочавшись и устроившись поудобнее. – Подумалось, что создай кузнецы не подковы-скоробеги, а ложки-быстроежки, они давно катались бы в золоте, как сыр в масле.
– Ты с ума сошла, люди же лопнут – быстро есть!
– А это второй вопрос! – уточнила кукла. – Для торопливых людей такие ложки в самый раз! А вот толстякам, мечтающим похудеть, надо сковать вилки-убегайки. У вилок четыре зубчика, чем не жирафы? Будут бегать по столу, раскачивая длинными ручками-шеями, и не даваться обжоркам в руки. Вот они и похудеют.
– Фигушки они похудеют! – Гром прибавил скорости, и я предусмотрительно прижался к его шее. Хороший конь – быстро привыкает к нововведениям, еще и возмущаться станет, когда сниму с него подковы: не могу я так долго скакать – страшно, что ни говори.
Ковер-самолет привычнее. Он и поднимается на приличную высоту, где деревья не растут. И столкнуться в небе можно лишь с птицами, Бабой Ягой или перелетными Змеями Горынычами.
А трехголовому и обедать в небе удобно: пристроился позади птичьего клина, и – по одной птичке в пасть. Сплошное удовольствие, и всегда свежатинка на обед.
– По-моему, я проголодался! – сказал я. – Мысли странные в голову приходят.
– Я еще не кажусь тебе жаренной на костре курицей? – Кукла спряталась за пазуху, оставив снаружи верхнюю половину лица.
– Пока нет. А когда покажешься, то первой об этом узнаешь.
– Ты меня предупредишь? – посмотрела она мне в глаза.
– Я тебя укушу! – облизнулся я. Не желаю превращать путешествие в исключительно Юлькино шоу. Это будет наш совместный бенефис,
– Маньяк.
– Почему это?
– Раз уж я ехидная, то и на вкус получусь кисленькой! – Кукла улыбнулась, и я увидел ее зубы. Много зубов, у людей столько не бывает. Ее создатель либо перестарался, либо специально сделал тонкий намек на ее хищность: чем больше зубов, тем опаснее зверь. – Между прочим, жевать тряпки с голодухи – это моветон. А царевичи, не умеющие добыть себе пропитание, – это позор нации.
И слова-то какие подобрала. Вот для чего она уходила в себя: за пополнением словарного запаса! На золотую жилу наткнулась!
– Юлька!
– Что?
– Я торжественно клянусь, что не буду тебя есть! – прижав руку к сердцу, торжественно произнес я. – Вдруг отравлюсь? Хотя плюс тоже есть: после этого я больше не услышу твоих колкостей!
– Не выйдет, Иван: мою песню не задушишь, не убьешь – я тряпичная!
– Вредный зверь, – вздохнул я. – Господи, спасибо тебе, что ты сделал ее моим другом!
– Почему это?
– Потому что я понял, ради чего тебя создали.
– Поделись догадкой.
– Ты, как говорил наш заумный алхимик, молодильно-яблочный антидот!
Кукла недоуменно поморгала.
– В честь чего это?! – изумилась она. – Я о яблоках от тебя услышала!
– Суди сама. Своими речами ты вгонишь в могилу любого человека, а того, кто съел молодильное яблоко, просто-напросто состаришь.
– Хм…
Конь взобрался на холм, и я увидел город-крепость, раз в шесть больше родной столицы. Белые стены, золотые купола, чисто и уютно.
В небе стайками летали ковры-самолеты, а около ворот стояли давешние Змей Горыныч и Баба-яга и спорили со стражником. Спор происходил на повышенных тонах, и до меня доносились звуки бурных
