Эмиль Дард, знакомившийся с неопубликованными документами Меттерниха в венском архиве, обнаружил предусмотрительно спрятанное среди второстепенных бумаг, зашифрованное особо секретным шифром донесение Меттерниха от 31 января, сообщавшее о беседе с Талейраном: «Он мне сказал позавчера, что час настал; он считает своим долгом вступить в прямые отношения с Австрией… Он сказал далее, что цели, преследуемые Австрией, являются и его целями и что ему ничего не остается, как вместе с нею восторжествовать или погибнуть»[1019]. Человек практического склада, Талейран в той же беседе, как доносил австрийский посол, попросил за оказываемые услуги несколько сот тысяч франков[1020].
Конечно, предложенные услуги были приняты. Но в моральном облике Меттерниха были черты, в чем-то сходные с Талейраном. Он был тоже не лишен практической жилки и трезво рассудил, что Талейрану в его рискованном положении не приходится особо выбирать. Вместо нескольких сот тысяч ему для начала были даны лишь сто тысяч. Остальные еще надо было заработать.
Тайное сотрудничество, установленное 29 января, продолжалось и до и во время войны. Предвидя, что, когда стороны вступят в войну, прямые сношения будут невозможны, Талейран договорился с Меттернихом и о будущем: было условлено, что секретные сведения (в обмен на золото) будут переправляться через банкира Бетмана, связанного с русским и австрийским правительствами[1021]. Талейран служил Австрии не за страх, а за совесть. Он переправлял в Вену самые секретные государственные документы: дипломатическую переписку с Петербургом, директивы послам, сведения о расположении войск, военные планы. Хладнокровно совершая эти беспримерные акты государственной измены, караемые расстрелом, Талейран в то же время писал Наполеону почтительно-восхищенные письма и, действуя, как обычно, через дам—.госпожу де Ремюза, госпожу де Лаваль, даже через королеву Гортензию[1022], старался вернуть себе расположение императора. Наполеон не отвечал на его письма и отверг домогательства дам; он перестал обращать внимание на Талейрана. Это, вероятно, было одной из его серьезных ошибок.
12 апреля 1809 года вечером, находясь в театре, в опере, Наполеон получил известие о том, что австрийская армия 9-го переправилась через реку Инн и что её передовые части вступают в Мюнхен.
Сообщение это не было неожиданностью для Наполеона. Почти два года Австрия готовилась к войне[1023], а начиная с весны 1809 года сосредоточила на своих границах столь крупные силы, приведенные в полную боевую готовность, что с часу на час надо было ожидать наступательных операций[1024]. И если Наполеон медлил и не начинал опережающих противника действий, то только потому, что политически для своего союзника России и для общественного мнения своей страны ему важно было, чтобы инициатива развязывания войны исходила от Австрии.
Он и в самом деле не хотел этой войны. Но война была начата; выбора не было, и, написав еще несколько писем во все концы света[1025], Наполеон в три часа ночи сел в походную коляску, и лошади помчали его на восток.
15-го он был уже в Страсбурге, 18-го — в Ингольштадте, где принял непосредственное руководство операциями. Он сразу же отдал приказы о перегруппировке войск, сосредоточивая их в ударный кулак, и начал боевые действия.
В течение ближайших пяти дней в так называемой Регенсбургской операции, осуществленной армиями Даву и Лефевра под руководством Наполеона, французы принудили австрийцев к отступлению и в завершающем сражении при Экмюле 22 апреля нанесли эрцгерцогу Карлу тяжелое поражение. Потери австрийцев составляли сорок пять тысяч, французская армия потеряла шестнадцать тысяч. В ходе сражения Наполеон был легко ранен в ногу, но оставался в строю. Путь на Вену был открыт. 11 мая приказы Наполеона были даны уже из Шёнбрунна; 13 мая столица Австрии была полностью занята французскими войсками[1026].
Австрийская кампания 1809 года началась с громких побед, и это имело существенное значение для ее последующего хода и исхода. Эта начальная стадия войны показала, сколь ошибочны были расчеты Меттерниха, дезориентировавшего свое правительство преувеличениями слабости Наполеона. Образование комплота Фуше — Талейран Меттерних расценивал в декабре 1808 года как доказательство глубокого кризиса режима[1027]. Он переоценивал также влияние неудач в Испании на боеспособность французской армии и степень общественного возмущения в Пруссии и остальной Германии. Словом, Меттерних, как это и позже с ним часто случалось, допускал грубые просчеты. «Я еще не умер», — заметил Наполеон, когда до него дошли оптимистические прогнозы, чтобы не сказать бахвальство, его противников. Экмюль доказал, что эта краткая реплика была вполне уместна. Такого начала войны ни в Вене, ни в Берлине, ни в Лондоне — нигде не ожидали. Талейран написал почти раболепное письмо Наполеону, поздравляя его с блистательными победами[1028]. Три года австрийцы рвались в бой, они «жаждали войны», перестроили свою армию, переучили ее, заимствовав французский опыт, создали обширные резервы в виде ландвера, выдвинули новых-молодых генералов, и вдруг такой неожиданно скандальный дебют.
И все-таки даже при этом блестящем начале, показавшем, что еще рано хоронить Наполеона, эта война была во многом непохожа на прежние. Дело было не только в том, что Франция должна была вести ее при неблагоприятных условиях, фактически на два фронта. Около трехсот тысяч солдат завязли в Испании. Армии, действовавшие в Германии, в большинстве своем состояли из новобранцев и иностранных полков, немцы из стотысячной армии Рейнского союза не проявляли энтузиазма, сражаясь с австрийцами, в которых они видели родственный им народ. В Тироле с 9 апреля вспыхнуло национально-освободительное восстание тирольских крестьян под руководством Андреаса Гофера. Тирольские патриоты действовали в сговоре с венским двором, что вряд ли усиливало их позиции. Но тогда как эрцгерцог Карл начал с поражения, крестьянский вожак Гофер в сражении при Изеле одержал победу, освободившую Тироль от франко-баварского гнета[1029]. На севере Германии действовали «гусары смерти» майора Шилле, отряды немецких патриотов Дёрнберга и более мелкие партизанские группировки. Но эти немецкие патриотические силы еще оставались разрозненными и не представляли серьезной опасности. Они, как и победоносно действовавшие повстанцы Тироля, пока еще были важны как грозный симптом: они выступали предвестниками надвигавшейся народной бури.
Новым, непохожим на прежние войны было и боевое настроение, и воля к борьбе австрийской армии. В войне, которую вела Австрия, сливались воедино две различные и в какой-то мере противоположные тенденции. Не подлежит сомнению, что австрийское дворянство, как и венгерское, было враждебно к наполеоновской буржуазной Франции прежде всего потому, что опасалось французского антифеодального законодательства, отмены крепостного права, введения буржуазного Гражданского кодекса Наполеона и т. п. К этому примешивались и династические интересы Габсбургской монархии, после падения испанских Бурбонов вновь поднявшей знамя легитимизма. Но наряду с этой открыто реакционной тенденцией все сильнее проступала иная, исторически прогрессивная — стремление австрийского народа сохранить и отстоять свою национальную и государственную самостоятельность. Народы Австрийской империи не хотели участи Пруссии или Вестфалии; они не хотели жить под пятой иноземных завоевателей. Именно эта вторая тенденция, выражавшая национальные стремления австрийского народа, и придавала его армии стойкость, упорство и волю к борьбе, отсутствовавшие в кампаниях 1796–1797, 1799, 1800 и 1805 годов[1030].
Наполеону пришлось в этом убедиться вскоре же после занятия Вены. Падение столицы не было воспринято как конец войны; оно не сломило воли народа. Напротив, неудачи еще более ожесточили народ и армию; сознание опасности умножило их силы. Наполеон недооценил совершившиеся изменения, он судил об австрийской армии по старинке. 21 мая с острова Лобау, расположенного в рукаве Дуная, соорудив легкий понтонный мост, Наполеон переправил на правый берег армию и атаковал между Асперном и Эсслингом армию эрцгерцога Карла. Сражение, продолжавшееся два дня, отличалось беспримерным ожесточением и кровопролитием; позиции переходили по нескольку раз из рук в руки; но, несмотря на все усилия французов и понесенные ими потери, особенно высших военачальников (Ланн был смертельно ранен, генерал Сент-Иллер убит), двухдневная битва закончилась поражением армии Наполеона. Асперн и Эсслинг остались в руках австрийцев; французская армия, с трудом сохраняя порядок, должна была отступить на исходные позиции. Ф. Энгельс, крупнейший знаток военных вопросов, охарактеризовал Асперн «как первое поражение императора Наполеона, который был разбит здесь эрцгерцогом Карлом»
