Андрей Константинов
Дело о «Белой стреле»
Соболина Анна Владимировна, 25 лет, сотрудник архивно-аналитического отдела.
Замужем. Муж — начальник репортерского отдела Соболин В. А.
Исполнительна, неконфликтна, но малоинициативна. Перспективы служебного роста — минимальны.
В прошлом году у Соболиной был похищен сын — Соболин А. В. В результате проведенных оперативно- розыскных мероприятий ребенка удалось вернуть родителям. Косвенно причиной похищения стала интимная связь Соболина В. А. с сотрудницей городской прокуратуры.
…Соболина А. В. поддерживает внеслужебные контакты с замдиректора агентства Повзло Н.
I
Это Володя предложил.
Как-то утром, когда молчание стало невыносимым, Соболин решительно отодвинул от себя пустую чашку и сказал:
— Послушай, — Володя помедлил. — Может… Я тут подумал. Пока у нас с тобой не наладится. Может быть, стоит отправить Антошку куда-нибудь?
— Куда? — я вытерла последнюю тарелку, поставила в сушилку и повернулась к Соболину.
— Помнишь, твоя мама как-то говорила, что давно не была в Пустошках?
— Да, — я машинально достала из пачки сигарету, закурила.
— Если им с Антошкой вместе поехать? На месяц или два? — Володя поднял на меня глаза.
— Что такое «Пустошках»? — Антон стоял на пороге кухни, одна кроссовка уже обута, вторая — в руках. Он смотрел на нас — «предков» — с удивлением и любопытством.
— Пустошки, — машинально поправила я его. Хо
тя я уже давно не работала в школе, но все равно педагога из себя полностью изжить не удавалось. — Это деревня в Псковской области. Там сестра твоей бабушки живет.
— А-а-а, — Антон немного успокоился и ушлепал в прихожую.
Володя посмотрел на часы, заторопился, спросил уже из дверей кухни:
— Ты подумаешь?
— Хорошо.
Я слышала, как он что-то сказал сыну, Антошка ответил, потом хлопнула входная дверь квартиры. Ушел. Точнее — убежал. Это не изменилось: Володя, сколько я его знала, всегда торопился. На встречу, на работу, позвонить, встретить-проводить кого-то. Только домой он, похоже, не спешил никогда.
Разве только один раз, когда я уже вот-вот должна была родить, а наш одинокий и выпивающий время от времени сосед этажом выше забылся беспокойным сном и забыл выключить кран в ванной. Я пыталась дозвониться до аварийки, отчаялась и — позвонила Соболину в агентство. Он примчался домой через двадцать минут. Хотя, даже если очень торопиться, с работы до нашего дома добираться минут сорок, если не больше…
После истории с прокуроршей я уже сомневалась, что Володя захочет так быстро добраться до дома. Я вспомнила кассету с экспериментами супруга. Вспомнила, как мне было страшно за Антошку, когда его похитили…
— Мама, мы идем или нет? — сын переминался с ноги на ногу в дверях кухни.
— Минуту, — я потушила сигарету, поставила в раковину грязные чашки. — Надевай пока куртку.
— На молнии или пуговицах? — занудством Антошка был похож на отца.
— На молнии. — Я торопливо привела кухню в порядок, натянула туфли, плащ. — Пойдем?
— Ага.
Пока мы добирались до Антошкиного садика на Фонтанке, я успела обдумать предложение Соболина. Днем, когда он появился в агентстве, я отозвала его в сторону и сказала, что согласна. Мне показалось, что Володя просиял.
Вечером я позвонила родителям во Всеволожск. Мама была удивлена, минут пять говорила, что не может поехать. Мол, нужно помогать отцу на даче: после пятнадцати лет владения участком мой родители занялись-таки капитальным строительством. Я пообещала, что Володя будет приезжать на выходных. Мама еще минут пять посомневалась и согласилась.
Неделя прошла в суете и хлопотах. Соболин добыл билеты, я бегала по магазинам, покупая Антошке одежку и все самое необходимое.
Коля Повзло, замдиректора агентства, наблюдал за нашей с Соболиным суетой с иронией и легкой обидой.
Со всеми предотъездными хлопотами я смогла только раз приехать к Повзло домой. Мы встретились как тайные любовники в дешевых романах-мелодрамах: демонстративно распрощались друг с другом и коллегами в агентстве и вышли на улицу. Повзло сел в машину, а я вышла на Зодчего России и повернула к «ватрушке» — площади Ломоносова. Здесь я дождалась Повзло и села к нему в машину.
В самом начале нашего… романа мне казалось, что это лишь мимолетное увлечение и скоро все закончиться. Но в тот вечер, за ужином при свечах, поняла, что соскучилась по Коле, что мне его не хватает.
Похоже, он все это понял. Но сказать — ничего не сказал. Может, и к лучшему. Говорили мы только о чем-то легком и постороннем. О том, что не касается ни нас, ни агентства.
После ужина мы вышли на балкон — покурить. Воздух уже был по-летнему теплым. Небо, казалось, придвинулось совсем низко: еще немного, и коснешься ладонью звезд.
— Лето, — вздохнула я.
Коля коснулся моего плеча, поцеловал в висок. Я выронила сигарету и повернулась к нему.
— Скучал? — спросила я. Он не ответил, только жадно впился губами в мои губы.
…Часа через три он отвез меня домой. В машине, прежде чем выйти на улицу, я поцеловала его. Мне было немного страшно, что Соболин выглянет в окно, увидит машину Повзло и все поймет. И я хотела, чтобы он увидел машину Коли и все понял.
2
В эту хлопотно-суетливую неделю случилось еще одно маленькое происшествие. Но я не обратила на него внимания. Слишком была занята отъездом сына.
Как-то утром я обнаружила в электронной почте агентства письмо без адреса. Там вообще не было данных ни отправителя, ни получателя. Только текст, который я быстро просмотрела.
Послание было похоже на те отчеты, что заставлял писать своих подчиненных Спозаранник. Та же обстоятельность и строгая логика. И речь там шла о совсем недавнем событии: об автокатастрофе, в которой погиб некто Бритва, парень лет тридцати, который надзирал за пятью ларьками у метро «Ленинский проспект».
На это происшествие ездили Соболин и Витя Восьмеренко. На следующий день они в красках, перебивая друг друга, рассказывали подробности.
Вечером Бритва, как обычно, обошел «свои» ларьки — с последним, так сказать, дозором.
И заторопился к машине, где его уже ждала какая-то девица. По крайней мере, о ней упоминали почти все свидетели, с которыми на месте разговаривали Соболин и Володя Восьмеренко.
А через пятнадцать минут машина Бритвы угодила под колеса большого трейлера где-то в начала Таллиннского шоссе. В машине он был один, таинственная незнакомка, которую в тот вечер видели на «Ленинском проспекте», исчезла.
Я перечитала послание и решила, что в почту агентства залетел кусок из отчета кого- нибудь из расследователей. Положила файл отдельно, чтобы потом переговорить с Глебом Спозаранником.
Но забегалась и забыла.
Наверное, все было бы иначе, если б я в тот же день показала текст Спозараннику.
Неожиданно для самой себя я обнаружила, что стою на платформе Витебского вокзала. Что поезд «Санкт-Петербург — Великие Луки» постепенно набирает ход. Что мой сын — удивленный,
