выходной сумочки. Вскоре после того как она забеременела, гинеколог легко пробежался пальцами по ее животу и сказал: «Девушка, вы в высшей степени плодовиты и можете рожать детей до старости». Анна в ярости отвернулась. И после того как она родила, доктор сделал несколько отвратительных замечаний – во всяком случае, Анне так показалось – о ее изящной внутренней архитектуре, словно предназначенной для легкого вынашивания ребенка и родов. Анна вспомнила, как спросила тогда: «Ну и какая же изящная архитектура поможет мне вырастить этого ребенка?»
Анна посмотрела на фотографию маленькой девочки со светлыми вьющимися волосами и круглым ангельским личиком. Затем пролистала другие папки. Среди детей не было ни одного мальчика.
– Ты хочешь девочку, или мальчиков просто не было?
– Я хочу дочку.
Анна кивнула. Наибольшим разочарованием после обнаружения беременности стало то, что она родила девочку. Если бы родился сын, ее жизнь была бы счастливее и даже в каком-то смысле более открытой – в этом Анна была убеждена. В некотором смысле дочери, в отличие от сыновей, обречены. Женщина никогда не получает всего, чего она хочет. Так или иначе в ее жизнь постоянно вмешивается семья и дети. Как может мать смотреть на новорожденную дочь и не думать о разочарованиях своей собственной жизни? Хотя, возможно, вопрос в личном предпочтении – кто-то любит процесс покоя, а кто-то – бесконечный поиск. Сыновья живут с тобой, а потом уходят и занимаются своей собственной жизнью. Быть может, неожиданно подумала Анна, именно это и заставляет матерей любить их, пока они еще маленькие. Дочери, по крайней мере большинство дочерей, в действительности никогда никуда не уходят. Дочери одинаковы, как поле с зебрами, где одну невозможно отличить от другой. Анна слышала, как другие матери говорили, что иногда не знают, где заканчиваются они и начинается дочь. Что до Поппи, та никогда не была действительной частью Анны. Разве что частью ее жизненного пейзажа. Какое-то время жили в одном доме, потом разъехались. Присутствие не ощутимо, отсутствие не замечено.
– Ты считаешь, мне нужно подумать о мальчике?
– Да, – сказала Анна. – Я имею в виду, не стоит руководствоваться только полом ребенка.
Повисла неловкая тишина, и Анна поняла, что Грета ждет рассказа о Поппи. Когда они впервые встретились, Анна немного рассказала о дочери и теперь не знала, что именно Грета помнит, и помнит ли хоть что-то. Но по выражению лица подруги, поджавшей губы, было понятно: конечно же, она помнит.
– Если говорить откровенно, я хотела сына. Мы с дочерью были чужими почти что с самого начала.
Анна пожала плечами и налила себе еще вина.
– Некоторые женщины не предназначены для материнства. Я принадлежу к их числу.
– Но ты ее любишь, ведь так?
– Конечно.
Анна подумала, было ли это правдой. Она порылась в папке и достала фотографию, которая ей больше всего понравилась. Девочка была, кажется, мулаткой, ее живой ум пробивался сквозь небрежность фотографа и застывшую обложечную улыбку. Все эти лица с вымученными улыбками на всё лицо выглядели так, будто дети только что соскочили с колен Санта-Клауса.
– Мне нравится вот эта, – сказала Анна, – Рашида Мак-Нил. Она умничка, это можно прочитать в ее глазах.
– Я думала о ней. Ей пришлось несладко, и у нее могут быть проблемы с поведением.
– В любом случае, этот вариант надо хорошенько обдумать.
Анну тяготил этот разговор. Она надеялась, что со временем Грета откажется от идеи усыновления ребенка. Даже когда у тебя есть девять месяцев, чтобы подготовиться к материнству, мысль о нем вызывает стрессовое состояние. Невозможно представить, что кто-то может решиться на роль матери в течение вечера. А что если ребенок окажется неполноценным? Какой удар ожидает Грету, если придется вернуть его? Но, конечно же, она этого никогда не сделает. Анна придвинула вазу с гиацинтами и вдохнула их сладкий и опьяняющий аромат. Это был ее самый любимый запах, никакое другое благоухание не напоминало о прошлом так сильно – поблекшие дни ее молодости, когда все было возможно и так многообещающе. Она поставила цветы на место и заметила взгляд подруги. Ясно было, что Грете это внимание к цветам показалось слишком подчеркнутым, таящим упрек – загадочные букеты от отсутствующего мужа, лица осиротевших детей, светящиеся мягким светом на диване между ними.
– Я буду очень рада, если ты останешься подольше, – сказала Анна тихо. – Так долго, как тебе захочется.
– Спасибо. Это то, что мне сейчас надо.
Анна вздохнула, чувствуя благодарность к Грете, принимающей вещи такими, как они есть.
– Я помню, каково ждать, пока муж придет домой, чтобы можно было закончить ссору. – Она засмеялась. – У нас как-то утром произошла небольшая размолвка, он ушел на работу, а я целый день кипела от злости. Он не отвечал на мои звонки, что злило меня еще больше. Когда Хью вернулся, я уже была одержима мыслью о человекоубийстве. Легкое раздражение переросло в ярость из-за пустяка. – Анна на секунду замолчала. – Я бы все сделала, чтобы вернуть его.
Глаза Греты наполнились слезами.
– Что я должна делать? Что я делаю не так?
– Ничего. Вот мое мнение – ничего. Я подозреваю, что Майк сейчас переживает что-то, чему причиной не ты.
– Откуда ты знаешь?
– Это просто интуиция.
Анна вспомнила, как они с Хью ездили по стране. Она всегда чувствовала себя спокойно, когда была с ним рядом, даже в самом начале их совместной жизни. Когда муж вел машину, он всегда держал ее за руку. Анна до сих пор замирала, вспоминая о северном сиянии и о том, как выглядела кожа Хью в этом свете. Не было ничего лучше такого счастья. Ссорились они очень редко, но если такое случалось, Анна сходила с ума от страха, опасаясь, что из-за размолвки он уедет от нее навсегда.
