– Рассчитываешь получить лет пять? – спросил Гуров. – Надеешься на наш гуманный суд?
– На справедливый суд, – поправил Сизов. – По справедливости мне больше пяти и не дадут.
– А через пять лет выйдешь на свободу, – задумчиво произнес Гуров. – Все уже будет забыто, и ты спокойно займешься похищенным бриллиантом. Угадал?
Сизов широко улыбнулся.
– Если к тому времени Дарькина не поймают и бриллиант все еще будет у него – обязательно займусь! – сказал он.
Гуров и Мордовцев переглянулись.
– Знаешь что? – медленно проговорил Гуров. – Мне некогда с тобой тут в дурачка играть, поэтому я по- простому тебе скажу, без завитушек – на своих лучезарных планах можешь ставить крест, потому что бриллиант уже у нас, а скоро вернется к своему австралийскому хозяину.
Лицо Сизова помертвело. Он в упор уставился на Гурова и после долгой паузы сказал:
– Хотите сказать, что поймали Дарькина?
– Ты отлично знаешь, что стало с Дарькиным, – зло ответил Гуров. – Кончай ломать комедию! Мы взяли бриллиант там, куда ты его положил, – второй ряд снизу, девятый кирпич от левого края. Теперь все понял?
Сизов на мгновение зажмурился, как кот, получивший оплеуху, но быстро пришел в себя и вежливо попросил сигарету. Закурить ему дали, и тогда Сизов, не глядя на Гурова, спросил:
– Куглер продал?
– А вы Дарькина и Бобкова вместе убивали? – вместо ответа поинтересовался Гуров.
Сизов пожал плечами.
– Вопрос риторический, – сказал он. – Были вместе – значит, и убивали вместе. Но как же этот говнюк решился? Он же тюрьмы боится до колик!
– Может быть, как раз поэтому? – вставил Мордовцев.
Сизов презрительно скривил губы.
– А я куда делся? – сказал он. – В тюрьме я как за каменной стеной. И в любую минуту могу рассказать все. Куглер это отлично знал и все-таки решился! Не понимаю.
– И все-таки, как был убит Дарькин? – спросил Гуров.
Сизов запыхтел сигаретой, а потом с какой-то сумасшедшей веселостью сказал:
– Да как убит? Застрелил я их обоих. На глазах у потрясенного Куглера. Но, сами посудите, что оставалось делать? Мы собрались, чтобы решить, как быть дальше. Все, кто остался. Согласитесь, если отбросить юридический аспект, каждый из нас имел право на свою долю в этом бриллианте. Даже сволочь Куглер имел. Но у Дарькина окончательно поехала крыша. Сначала он убил Такера. Видишь ли, кровь в нем закипела! Ему показалось, что 'этот поганый иностранец захотел его кинуть'! Но так же дела не делают. Он должен был посоветоваться со всеми. А Дарькин сначала сделал, а потом начал советоваться. Да и советовался он оригинально. Вдруг заявил, что забирает бриллиант и уезжает искать покупателя – ну, я вам рассказывал… До какого-то момента все это было правдой.
– Вам не понравилось такое решение? – спросил Гуров.
– Ясное дело! Ни мне не понравилось, ни Куглеру. Только Бобкову понравилось, потому что Дарькин собирался взять его с собой, да и вообще интеллект у него оставлял желать лучшего… Вот, собственно, и все. Когда я понял, что решения Дарькин менять не намерен, я улучил момент и прикончил их обоих. Если вы были в нашей избушке, то обратили внимание, как там темно. Для убийства самое подходящее место. Может быть, не стоило этого делать, но считайте, что у меня тоже закипела кровь. Я тоже не люблю, когда меня хотят кинуть. Обратите внимание, Куглера я не тронул, хотя терпеть его не могу. Но я рассудил по справедливости.
– Да, судить в своей банде вы все были большие мастера! – неприязненно сказал Гуров. – Как вы поступили с убитыми, мы видели. А какие же планы у вас были в отношении бриллианта?
– Да какие у нас могли быть планы? – поморщился Сизов. – Впору удавиться. Я понимал, что наследили мы много и рано или поздно нас возьмут. Я предложил Куглеру отложить мечты на будущее. То есть, как вы говорили, – выйдем на свободу с чистой совестью и займемся спокойно нашим богатством. Дом вы, конечно, нашли бы, но тайник вряд ли. Если бы Куглер вам не сказал… Это, конечно, было самое слабое звено. Куглер не тот человек, с которым можно делать дела. Но убить его я не мог, как хотите. У меня другие понятия о справедливости. Можете мне не верить, можете думать, что я рисуюсь, но товарищей я никогда не предавал. Хотя, наверное, это и было моей главной ошибкой.
– Знаешь, что было твоей главной ошибкой, Сизов? – сказал Гуров. – Вот когда ты первый раз преступил закон, а тебя это не ужаснуло, и ты не раскаялся. Когда ты по шажочку двинулся в негодяи. Дальше уже ничего, кроме ошибок, у тебя и не было.
– Ты романтик, полковник! – вздохнул Сизов. – Получи я свою четверть миллиона, и ничего бы уже не имело значения – и смотрел бы я на чаек с палубы белоснежного лайнера…
– Теперь вот на белоснежную тайгу будешь смотреть, – проворчал Мордовцев и поднял на Сизова глаза. – Показания-то подпишешь или опять комедию ломать будем? Учти, у нас хватит для суда доказательств. Куглер…
– Да что Куглер! – презрительно сказал Сизов. – При чем тут Куглер? Я вот сейчас даже не соображу, что бы я стал на свободе делать. Отняли вы у меня смысл жизни, начальники! Все внутри будто сгорело… Давай свои бумаги – все подпишу!
Гуров поднялся и, не прощаясь, вышел.
Когда он вернулся в главк, то с неудовольствием обнаружил у себя в кабинете целую экскурсию. Здесь были и генерал Орлов, и какие-то важные чины из министерства, и даже неуловимый господин Стоковски в компании с агентом Хью Батлером, который улыбнулся Гурову как старинному приятелю.
