наш век искусного подслушивания ведущиеся на самолете 26000 разговоры нередко перехватывались группой горячих любителей в Колорадо. Однако проверка показала, что никаких разговоров не было зафиксировано между 13. 26 и 14. 47, когда полковник Суиндал поднял в воздух «Ангела» и на аэродроме Эндрюс закружились ролики магнитофона, записывавшего разговоры, которые велись с борта президентского самолета, как и самолета, на котором возвращались в Вашингтон члены Кабинета. Ввиду отсутствия достоверной записи и данных о характере разговоров, которые вел Джонсон, невозможно прочесть страницу истории, написанную им в спальне на самолете 26000. Однако часть ее все же может быть расшифрована. Хотя сам Джонсон информировал автора этих строк, что не мог бы даже «припомнить в точности последовательности разговоров», которые он вел, он ни на мгновение не оставался совершенно один.
— Я пристал к вам, как смола, — говорил ему Янгблад, повсюду неотступно следовавший за Джонсоном в самолете.
Кроме того, в отношении всех важных моментов переговоров имеются воспоминания собеседников нового президента.
Обсуждение вопроса о повторении присяги президента не могло быть завершено без участия главного юридического эксперта правительства. Так возникла первая проблема администрации Джонсона. Ото была деликатная проблема, ибо новый президент вынужден был обратиться за советом к тому единственному члену правительства, который имел полное право остаться в стороне при переходе власти. Однако ему было отказано в этой передышке. Это было крайне неблагоприятно, так как в результате произошло одно из самых поразительных недоразумений, которое было, по-видимому, неизбежно. Все присутствующие были, естественно, выведены из состояния равновесия. Однако Линдон Джонсон и Роберт Кеннеди были глубоко взволнованы и с трудом держались под тяжестью обрушившегося на них невероятного бремени. На плечи Джонсона только что легла вся тяжесть самой страшной в мире ответственности, а молодого Кеннеди постигла глубочайшая личная трагедия. Однако у нового президента не было иного выхода. Вопрос, который Джонсон задал конгрессменам, имел прямое отношение к конституции и не мог быть решен на самолете. Необходимо было проконсультироваться с министерством юстиции. Разумеется, можно было бы посоветоваться с заместителем министра юстиции Катценбахом, но тот, вероятно, должен был при всех обстоятельствах согласовать свой ответ с Робертом Кеннеди. Таким образом, предстояло получить консультацию по правовому вопросу у министра юстиции кабинета Джона Кеннеди, автоматически ставшего министром юстиции при его преемнике. То обстоятельство, что он брат убитого президента, было жестокой иронией судьбы. Тем не менее, если новый президент хотел, по словам Тайлера, действовать «более осмотрительно», у него не оставалось иного выбора. Так, сидя на краю кровати Жаклин Кеннеди в присутствии Янгблада, стоявшего прислонившись к стене, Джонсон заказал разговор с Робертом Кеннеди, находившимся в Виргинии. Через несколько мгновений на вилле Хиккори Хилл зазвонил телефон, стоявший возле бассейна.
Джонсон не похож на Эдгара Гувера. Он деликатен и обходителен. Приступая к беседе с Робертом Кеннеди, он выразил ему свое соболезнование. Но став в то же время человеком необычайно занятым, он после кратких слов сочувствия сразу же перешел к делу. Он начал с того, что убийство, «возможно, является частью международного заговора». Интересно, что через семь с половиной месяцев Джонсон заявил комиссии Уоррена, что министр юстиции в этом разговоре согласился с такой интерпретацией и «обсуждал с ним возникшие в этой связи практические проблемы — проблемы особо срочного характера, поскольку мы в то время не располагали никакой информацией в отношении мотивов убийства или того, что за ним, возможно, скрывалось». В действительности же Кеннеди никак не реагировал на предположение Джонсона. Он не разделял мнения тех, кто подозревал, что убийство — результат широкого заговора, и не понимал, о чем толкует Джонсон.
Переходя ближе к сути разговора, новый президент сказал Роберту Кеннеди:
— Здесь многие считают, что меня следует незамедлительно привести к присяге. Вы
Кеннеди был поражен. Прошел едва лишь час с четвертью с тех пор, как он впервые узнал о покушении на президента и менее часа после того, как ему сообщили, что ранение смертельно. Как министр юстиции, он не видел нужды в такой спешке. В личном же плане он предпочитал, чтобы введение в должность нового президента было отсрочено до возвращения тела его брата в столицу.
— Конгрессмен Альберт Томас считает, что я должен быть приведен к присяге здесь, — сообщил Джонсон в поддержку своего предложения. Ответа не последовало. Он продолжал настаивать: — Такой точки зрения придерживаются многие другие.
Однако телефон у бассейна безмолвствовал. Кеннеди не возражал, он просто ничего не говорил. Переменив тактику, Джонсон снова сослался на возможность существования заговора и затем попросил проинформировать его. По словам Янгблада, он задал «ряд вопросов по поводу того, где, когда и каким образом ему следует принять присягу». Кеннеди слышал, как Джонсон переспросил его:
— Кто может привести меня к присяге?
— Я постараюсь узнать это и позвоню вам, — ответил Кеннеди.
Повесив трубку, Роберт Кеннеди затем попросил телефонистку соединить его с Ником Катценбахом. По записи секретаря Катценбаха, Кеннеди позвонил своему заместителю впервые после убийства в 15 часов по вашингтонскому времени. Катценбах вспоминает, что Кеннеди говорил по телефону «сухим и ровным голосом». Он сказал:
— Ник, Линдон хочет, чтобы ого привели к присяге в Техасе, и опрашивает, кто может ото сделать?
Катценбах ответил:
— Боб, я просто потрясен! — Ответа не последовало, и он продолжал: — Насколько я помню, любой, кто приводит граждан к присяге по законам федерации или штата, может это сделать. Подождите, пожалуйста, у телефона, я сейчас проверю это.
Боб стал ждать, а Ник позвонил по другому телефону Гарольду Рейсу, работавшему юрисконсультом министерства юстиции.
— Совершенно верно, — подтвердил слова Катценбаха Рейс и напомнил ему, что Кулиджа приводил к присяге его отец, бывший мировым судьей. Рейс добавил, что текст присяги, разумеется, содержится в конституции.
Пока Кеннеди советовался с Катценбахом, Джонсон еще дважды звонил в Вашингтон. Первый звонок был бывшему главному помощнику вице-президента Уолтеру Дженкинсу. Дженкинс сказал новому президенту то, что Джонсон ужо знал, — что ему надлежит вернуться столицу. К несчастью, Дженкинс но знал ничего о порядке приведения к присяге. Не добившись здесь ничего, Джонсон позвонил специальному помощнику президента Кеннеди Макджорджу Банди. Но в обоих случаях он ставил вопрос не прямо, а косвенно, пытаясь добиться нужного ему ответа окольным путем. Характер нового президента делал это неизбежным, и для того, чтобы понять возникавшие в связи с этим недоразумения, необходимо отчетливо представить себе его подход и особенности. Людям, привыкшим иметь дело с президентом Кеннеди, казалось, что Джонсон говорит на каком-то чужом языке. В своей общественной и в частной жизни Кеннеди был столь же прямолинеен, как и его жест указательным пальцем во время пресс-конференций по телевизору. Джонсон же точно продвигался к сильно укрепленной позиции с фланга, или вел под нее подкоп, или нападал на ее защитников внезапно с тыла, обрушивая на них град препятствий с воздуха, или брал их измором. В редких случаях и весьма неохотно продвигался он по прямой от А к Б. Кратчайшим расстоянием между двумя точками для него был туннель.
Он был виртуозом действий за кулисами. Однако сложность его натуры сказывалась не только в этом, так как редко кто в области политики получал меньше, чем он, удовлетворения, оставаясь в неизвестности. Если ему удавался какой-либо эффектный маневр, он, как в бейсболе, хотел, чтобы зрители заметили на перчатке игрока, поймавшего трудный мяч, инициалы «ЛД». И зрители безошибочно замечали это. От них это не могло ускользнуть. Только их неотвязно преследовало ощущение, что все заранее подготовлено, а игрок, бита и судья отмечены тем же самым клеймом. Правда, это было лишь ощущение, никаких доказательств никогда не было. Критики Джонсона называли его ловкачом, но не замечали утонченности его стратегии, его умения приводить в движение все пружинки и рычаги.
Стоило Джонсону оказаться вблизи коммутатора, как он, уподобляясь осьминогу, завладевал, словно гроздьями черных бананов, всеми телефонными трубками. Будучи лидером большинства в сенате, он с
