договорился встретиться с ним в Твери, предполагая, что это будет самый безопасный вариант. Жизнь показала, как он ошибся, но уже ничего нельзя было поправить. Приходилось идти на риск. Лишь бы Вадим не проговорился. За Леонида Шульгин был спокоен – брат был человек-кремень. Сломить его было невозможно.
Дождь припустил еще сильнее. Шульгин поежился и с тоской посмотрел сквозь листву на небо. Долго в этой хибаре не продержишься. Так или иначе, а сегодня же нужно отсюда убираться. Фальшивый паспорт у него есть – не очень хороший, но на первое время сойдет. Уезжать лучше всего на попутках. Если водиле хорошо заплатить, он не станет задавать много вопросов.
Шульгину послышалось, будто в отдалении затрещал мотор мопеда. Потарахтел немного и смолк. Он снова выглянул на дорогу. Маленькая фигурка, спотыкаясь, плелась по обочине, с каждой минутой приближаясь к лесу.
– Слава богу, – пробормотал Шульгин. – Он, кажется! Мопед возле шоссе оставил, понятно. По такой грязи сюда не покатишь.
Через десять минут Вадим был совсем близко. Шульгин окликнул его, и Вадим нырнул в кусты. Шульгин притянул его за плечи, крепко хлопнул по спине.
– Ну что, жив? – грубовато спросил он. – «Хвост» не привел?
– Нет, дядя Володя! – возбужденно ответил парень. – Я специально проверял, потому и долго. А вообще на меня мало кто внимание обращал. В основном батю парили, но ты же его знаешь – из него лишнего слова не вытянешь.
Вадим был весь мокрый, но ужасно довольный – в такую взрослую игру не каждому удается поиграть в его возрасте. А игра великолепная – подумать только, они натянули нос московским ментам!
– Батя твой – кремень, – сказал Шульгин. – Только ты мне расскажи, что там, дома? Ну, вообще.
– Вообще хреново, дядя Володя, – признал Вадим. – По-моему, тебя в розыск объявили. К нам и здешние менты приходили, и еще из прокуратуры. Фотографии твои искали, вещи… За домом следят – я сам видел. Менты в штатском.
– Тебя видели, как ты уезжал?
– Ну что ты, дядя Володя! Я потихоньку ушел. А мопед я у Санька оставлял, у дружка своего…
– Ты все-таки поосторожнее с друзьями-то, – с сомнением сказал Шульгин. – А тебя про что-нибудь спрашивали?
– Что делал и где был, – ответил Вадим. – Хорошо, я сразу просек, что ночью у нас заварушка была. Так я им сразу наврал, что стрельбы напугался и убежал. Они больше ничего и не спрашивали. Только интересовались, когда ты приехал, что говорил, что с собой привез, ну, и все такое…
– А ты?
– Ну, я! Я лохом прикинулся, как и договаривались, – гордо объявил Вадим. – Ничего не знаю, ничего не ведаю. А про что отца спрашивали – этого я не знаю.
– Значит, в розыск?.. – задумчиво пробормотал Шульгин. – Ну, этого следовало ожидать. Не так страшен черт, как его малюют. Фотографий у них моих нет, в этом прикиде никто из них меня не видел, как-нибудь прорвемся. Человека, Вадик, не так-то просто найти! Главное, самому себя не выдать! Нервы в кулаке держать нужно!
– Это точно, дядя Володя! – солидно сказал юноша. – На меня ты можешь положиться.
– Ну и хорошо, – кивнул Шульгин. – Ты теперь давай двигай домой и сиди тихо, будто ничего и не было. Я на некоторое время исчезну. Пока все дела не сделаю, не появлюсь. Ну, я отца твоего предупреждал уже.
– Удачи тебе, дядя Володя! – застенчиво сказал Вадим.
Шульгин посмотрел на него, потом крепко обнял и хлопнул по плечу:
– Ну, все! Исчез!
Вадим повернулся и потрусил по грязной дороге обратно. Шульгин наблюдал за ним из-за кустов до того момента, пока со стороны шоссе не донесся короткий стрекот мотора. Когда он затих, Шульгин постоял еще немного, недоверчиво глядя на унылый пейзаж вокруг, но, убедившись, что все спокойно, вернулся в сторожку.
Он разобрал доски, которые скрывали примитивный тайник в полу, и достал оттуда свой чемодан. Расчистив место на кривом подоконнике, поставил чемодан и откинул крышку. Здесь было все, что нужно человеку для походной жизни, ни больше ни меньше. Шульгин отучился баловать себя еще со времен службы в армии и по привычке держал себя в ежовых рукавицах постоянно, но в глубине души мечтал на склоне лет пожить в роскоши. Для этого нужно было всего ничего – хорошенько разбогатеть. Однако до сих пор большое богатство оставалось для Шульгина понятием абстрактным. Деньги у него водились, конечно, но доставались они, можно сказать, потом и кровью, и было их недостаточно для беззаботной жизни.
Все изменилось в тот момент, когда в ошейнике афганской борзой, которую он увел у Звонарева, обнаружился ключ. Шульгин никому о нем не сказал, потому что сразу догадался, что это не простой ключ. Насколько подсказывал ему жизненный опыт, ключ этот был от банковской ячейки, и был это, по сути дела, золотой ключик. Предварительно Шульгин со свойственной ему дотошностью тщательно собирал информацию об академике, его семье и о его собаке. Многого он, конечно, не узнал, но на то, что денежки у Звонарева водились, указывали многие косвенные признаки. О какой сумме может идти речь, Шульгин не имел представления, но когда до него дошло, что за академиком охотится целая банда и старый знакомый Водянкин не жалеет ради этого ни времени, ни людей, он понял, что сумма эта весьма велика.
Шульгин был убежден, что Водянкин ищет тот самый золотой ключик, который давно лежал у Шульгина в кармане. Соответственно, Шульгин хорошо понимал, что ходит с этим ключиком по лезвию бритвы. Но он знал свои силы и четко знал железный закон – больших денег без риска не бывает. Не знал он только одного – в каком банке находится ячейка с сокровищами академика, и попасть туда не мог ни при каких обстоятельствах. Однако это Шульгина не смущало. Он был уверен, что где-то находится человек, который отлично знает, где эта ячейка, но добраться до нее тоже не может, потому что вряд ли академик стал бы делать дубликат такого важного ключа. Шульгину было хорошо известно, что Звонарев слыл редким скрягой.
