– Доктор Запашный, – раздался на том конце провода уже знакомый голос. – Слушаю вас.
– Вы бы не только слушали, Владимир Игоревич, но еще и слушались. – Гуров решил придать своему голосу веселые нотки, чтобы показать доктору, что он близок к завершению расследования. – Не надумали прийти с признанием? Время еще есть.
– Не хитрите, Лев Иванович, – по сравнению с полковником, слова Запашного прямо-таки источали елей. – Я все-таки врач, и меня своей уверенностью вы не обманете. Что, не все выходит так, как планировали?
– С чего вы так решили? – Гуров решил придерживаться в разговоре задуманного тона.
– Иначе вы мне не стали бы звонить! – Запашный рассмеялся. – Мы с вами взрослые люди. Поэтому давайте прекратим играть в кошки-мышки. Я допускаю, что у вас может быть на меня какая-нибудь мелочь. Конечно, ничего вы не докажете, но неприятности доставить сможете. Это отрицательно скажется на репутации моей клиники. Такого я допустить не могу, поэтому и предлагаю встретиться в укромном, уютном местечке и обсудить те трения, что возникли между нами.
Уловки Гурова сработали! Полковник прекрасно понимал, что за подобным приглашением Запашного кроется ловушка. Доктор попросту не знал, где искать Гурова, и пытался его выманить, чтобы послать на встречу убийцу. Полковник постарался скрыть ликование и продолжил разговор так, словно не догадывался ни о чем.
– Красиво говорите, доктор, – Гуров усмехнулся. – Только обсуждать с вами я могу одно: подробности вашего чистосердечного признания. Впрочем, если вы расскажете о том, какое участие в ваших делах принимает Тернавский, то я готов согласиться на встречу.
– У меня нет других дел, кроме лечения больных, – начал было доктор, но, почувствовав, что Гуров готов заспорить, поправился: – Ладно-ладно, молчу... Хорошо! – после некоторой паузы решился Запашный. – Есть у меня кое-какая информация о Тернавском. Приезжайте, поделюсь. Только вы должны быть один! Если Тернавский что-нибудь пронюхает о нашей встрече, он меня в порошок сотрет.
– Не волнуйтесь так, Владимир Игоревич, – улыбнулся Гуров. – Вредно для здоровья. Я сделаю так, как вы скажете.
Еще пару минут они обговаривали место и время встречи, а затем Гуров положил трубку. Полковник сознательно перенес встречу на максимально позднее время. Он боялся, что они не успеют узнать, где Запашный держит Терентьева. И тогда все может закончиться большими осложнениями. В том, что Запашный пошлет для устранения Гурова именно Виктора, полковник ничуть не сомневался!
Не успел Гуров отойти от телефона, как позвонили в дверь. Пришел Крячко. Прежде чем что-то сказать, Станислав устремился на кухню к холодильнику. Он налил себе стакан минералки, жадно выпил ее и лишь потом заговорил:
– Одуреть можно! Все до единого после ночной смены по Москве как тараканы расползлись. – Крячко опустился на стул. – Весь город пришлось объездить, чтобы хоть кого-нибудь найти. И это по такой жаре!..
– Молодец, ценю твое рвение, – оборвал его стенания Гуров. – Завтра же попрошу Орлова наградить тебя орденом, если будет за что. А теперь переходи к делу.
– Не волнуйся. Поводов для награды у тебя будет предостаточно. Только ведь все равно обманешь. – Станислав налил себе еще стакан воды, но Гуров не дал ему выпить, задержав руку. – Да ты просто инквизитор какой-то! – возмутился Крячко, но стакан поставил. – Ладно, сдаюсь. Виктор в клинике. Я нашел охранника, который рассказал мне прелюбопытную историю...
Крячко со всеми подробностями пересказал полковнику ту историю о происшедшем с Терентьевым, что услышал от охранника. Парень клялся, что ночью из клиники никто не выходил. Они с напарником были настороже, ожидая новых буйств от Виктора, но до утра все было спокойно. Утром они сменились, и о судьбе Терентьева охранник больше ничего не знал.
– Я думаю, что где-то в клинике есть потайная комната, которую мы не нашли, – закончил рассказ Крячко и отобрал у Гурова стакан минералки. Он залпом осушил его и добавил: – Теперь Запашного можно брать тепленьким. С показаниями этого парня из охраны мы доктора быстро прищучим.
– Нет, Стас, ничего не выйдет, – Гуров выдохнул, словно собираясь с силами. – Никакого обвинения, кроме насильственного удержания, мы ему применить не сможем. Запашный назначил мне встречу, и, думаю, сейчас он займется подготовкой Виктора к покушению на меня. Нужно дать ему закончить, а потом мы его и арестуем. Вставай из-за стола. Сейчас поедем к одному доктору. Он поможет нам снять с Терентьева приказ Запашного. Затем отправимся в клинику, чтобы перехватить Виктора до того, как он отправится искать меня. Нужно торопиться. Ты слишком долго раскатывал по Москве, и у нас времени почти не осталось.
– Опять я виноват, – горестно вздохнул Крячко, вставая из-за стола. – Гуров, я от тебя хоть раз доброго слова дождусь?..
Мир вокруг Терентьева перестал быть четким. Едва он пытался сосредоточить внимание на каком-нибудь предмете, как объект его наблюдения начинал расплываться, а из глаз текли слезы. Впрочем, для Виктора это никакого значения не имело. Его не интересовало ни то, что происходит сейчас, ни то, что было в прошлом.
Терентьеву еще смутно помнилось, как его привязали к кушетке и Запашный сделал укол ему в вену. Сейчас эти воспоминания не вызывали у Виктора никаких эмоций. Они просто были, и все. То, что происходило до этого, вообще скрывалось за пеленой безразличия. Важным было только будущее.
Виктор совершенно четко представлял себе человека, которого ему предстоит убить. Терентьев не задумывался о том, зачем нужно кого-то убивать. Не представлял он и то, как это можно сделать. Внимательный доктор (Виктор забыл его имя, да оно ничего и не значило) сказал, что, когда придет время, он все узнает. Сейчас Терентьев должен был просто ждать. Ждать, когда доктор вернется и поговорит с ним.
Виктор не знал, сколько продлится ожидание. Само понятие времени утратило для него всякое значение. Если бы сейчас кто-то мог спросить его, который час, Терентьев бы не понял, чего от него хотят.
Единственной реальностью в целом мире стал для Виктора образ человека, которого предстояло убить. Терентьев старался не забыть этого человека и от затрачиваемых на это усилий наполнялся злостью. Он спрашивал себя, какое право имеет этот человек на то, чтобы жить, – и не находил ответа. Виктор хотел убить его как можно быстрее, чтобы спокойно сидеть, избавившись от такого тяжкого труда – думать.
Когда пришел доктор, Терентьев встал ему навстречу и детским восторженным жестом протянул ему руки. Доктор коснулся их, и сердце Виктора едва не выскочило от восторга из груди.
Доктор приказал Терентьеву идти за ним. Он вывел его в какие-то большие и светлые комнаты. Они казались Виктору смутно знакомыми, но он не мог вспомнить об окружающей его обстановке ничего. Зато Терентьев вспомнил, почему в комнатах светло: «В них светит свет с потолка».
Это открытие привело Виктора в такой восторг, что он поспешил поделиться радостью с доктором. Доктор похвалил его за сообразительность и велел лечь на кушетку. До того, как доктор приказал лечь, Терентьев не помнил, что такое кушетка. Но он сумел вспомнить, едва это слово прозвучало. Виктор обрадовался и этому.
Доктор сам засучил Виктору рукав и сделал укол в вену. Виктор почувствовал боль, но доктор сказал, что боль теперь не имеет значения. Терентьев поверил ему, но доктор решил испытать Виктора. Он взял со стола скальпель и приказал Терентьеву срезать с руки кусок кожи.
Виктор спокойно выполнил приказание. Боли не было, и доктор похвалил его. Обрадовавшись этой похвале, Терентьев хотел срезать еще, но доктор остановил его. Он сказал, что отныне Виктор не должен делать ничего, если это не велел доктор. Терентьеву стало страшно стыдно за свое самовольство, и он с радостью дал доктору заклеить рану на руке пластырем.
– Ну вот, теперь ты, Виктор, готов к делу, – проговорил доктор и с сожалением добавил: – Только убить нужно другого человека.
Это известие страшно разочаровало Терентьева. Он не мог подумать, что доктор ошибается, но и не мог простить тому человеку, чей образ с утра заставлял его думать, эти страшные муки. Терентьев хотел попросить доктора позволить ему убить сначала первого, а потом второго, но доктор приказал молчать. Это расстроило Виктора.
