Андреевич. Хотя это поступок настоящего мужчины. Наверное, первый для вас в этой жизни. Кстати, что с вашей дочерью? Лейкемия?
– Да, – глухо проговорил Чернов. – В этом вы абсолютно правы.
– А в чем я не прав? – удивился Гуров и тут же предложил: – Давайте не будем устраивать здесь «Что? Где? Когда?». Я вам расскажу, как все произошло, а вы меня потом поправите, если я ошибусь.
– Итак, – после молчаливого согласия хозяина начал сыщик. – Вы узнали о болезни дочери и пришли в ужас. Пришлось обменять квартиру, но денег на лечение все равно не хватало. Тогда вы пошли к Горохову и попросили помочь. С присущей ему жестокостью ваш шеф отказал, сказав, что «Инвестбанк» не занимается благотворительностью.
Горохов и раньше обижал вас и ваших коллег по работе, поэтому вы посчитали, что вправе изъять у него некоторую сумму. А заодно и документы, касающиеся кредитов МВФ, чтобы шантажировать ими Горохова, если он все-таки поймет, кто его ограбил.
Вы, Евгений Андреевич, спланировали все заранее. Даже отыскали старого гениального мастера и обманом вынудили его изготовить вам прибор для нейтрализации сигнализации на квартире Горохова. Затем отыскали себе козла отпущения, на которого легко можно было свалить все подозрения, Вяхирева, и пустили несколько слухов по банку. Даже купили себе пистолет, чтобы выглядеть внушительней в случае провала, и принялись за осуществление своего плана, который не могу не признать гениальным.
Поговорив с охранником, вы уточнили время возвращения домой Горохова. Затем устроили короткое замыкание, выбившее пробки в квартире охраны, и, пока охранник шел к двери, а камера не работала, открыли дубликатами ключей квартиру Горохова и спрятались внутри.
Легко справившись с сейфом посредством тех же дубликатов, вы забрали требуемую сумму, драгоценности для маскировки и документы для шантажа. Собрались дождаться Горохова и, когда он прикажет отключить видеокамеру, незаметно проскользнуть через кухню на улицу. Однако трюк не прошел, и вы были вынуждены застрелить Горохова. Причем постарались изобразить это так, словно работал профессионал. Не спорю, вам почти это удалось.
Вечером вы понесли деньги врачам, а дочери решили сделать приятное, подарив ей ворованные серьги. Однако грязные уличные хулиганы ограбили вас, и вам пришлось пойти на риск и продать Сверчку ожерелье Гороховой. При этом вы и тут позаботились, чтобы все шишки достались Вяхиреву.
Собственно говоря, так мы и думали до тех пор, пока случайно не наткнулись на человека, который отобрал у вас деньги, угрожая ножом. Он достаточно точно описал вашу внешность, но тогда у меня и мысли не возникло сопоставить это описание с вами.
А факты ведь лежали на самом виду. И именно поэтому до сих пор никто, кроме меня, их не разглядел. Например, никто, кроме вас, Евгений Андреевич, и слыхом не слыхивал о планируемой встрече Вяхирева с Гороховым. Именно распуская эти слухи, вы допустили первый прокол. Если уж упоминали Верочке имя Горелого, то надо было назвать его и в разговоре с Репиным.
Далее, вам не стоило показывать свое служебное удостоверение Парфенову. Такие факты всегда, рано или поздно, всплывают. Нужно было придумать что-нибудь поумней. Третьей оплошностью было то, что вы пошли пешком от метро к Институту Склифосовского. С вашими деньгами могли бы нанять такси, чтобы избежать возможных проверок милиции или налетов, подобных тому, что произошел на вас.
Ну и самой большой вашей ошибкой было возвращение Гороховой драгоценностей. Именно этот ваш шаг полностью убедил меня в невиновности Вяхирева. Во-первых, он никогда бы так не поступил. А во- вторых, если бы и решился пойти на такой рискованный шаг, то просто никого не успел бы об этом попросить. Мы арестовали его быстро и неожиданно.
– Лично я по-человечески понимаю ваш поступок, – закончил свой длинный монолог Гуров. – Вы решили сохранить жизнь маленькой девочке, отобрав ее у немолодого мужика. Но оставить вас безнаказанным я не могу. Слишком велик будет соблазн для других поступать точно так же!
– Вы, конечно, гениальный сыщик, раз сумели так быстро найти меня, – горько усмехнувшись, проговорил наконец Чернов. – Но в вашем рассказе целый ряд неточностей...
Чернов был среди соучредителей «Инвестбанка». Это именно благодаря его недюжинным финансовым способностям банк смог в такой короткий срок добиться процветания. И Горохов пестовал и лелеял Чернова до тех пор, пока не понял, что его компаньон в скором времени может занять пост председателя правления. Тогда-то Федор Михайлович и решил уничтожить недавнего друга.
Сначала он очернил его в глазах членов правления, затем неверно поданной информацией вынудил Чернова совершить ошибку, которая привела к потере банком немалых сумм. Это могло стоить Чернову увольнения и полного краха карьеры, но Горохов замял сфабрикованное им же самим дело, вернул деньги, которые ушли на его же собственный счет, и заставил недавнего компаньона подписать на эту сумму долговую расписку. При этом он еще и понизил Чернова в должности.
Чернов подписал расписку, поскольку у него не было другого выхода. А Горохов, имея этот документ на руках, стал всячески третировать и унижать финансиста. В конце концов в счет погашения задолженности он вынудил Чернова за бесценок продать свои акции и таким образом вывел его из борьбы за пост председателя правления.
Но Горохов вошел во вкус. Ему, довольно заурядному человеку, доставляло огромное удовольствие унижение талантливого Чернова. Узнав о болезни его дочери и о том, что финансист обменял квартиру, Горохов раскопал документы, в которых говорилось, что жилье предоставлено Чернову банком с оплатой в кредит.
В свое время Горохов после одной из великолепных финансовых операций Чернова пообещал, что аннулирует эти документы, но не выполнил своего обещания. А наивный финансист не стал проверять. И когда Чернов приготовился внести деньги, вырученные от обмена квартиры, в оплату за лечение, Горохов потребовал от него погасить долг за приобретение квартиры, предъявив давно забытые Черновым документы.
После этого финансисту не оставалось никакого выбора. Либо он отдает деньги и квартиру Горохову, оставляя дочь медленно умирать, либо выкрадет у банкира нужную сумму и важные документы, заставив того замолчать навеки и прекратить свои издевательства над Черновым и его семьей.
– Я убил Горохова только потому, что он, нахально рассмеявшись мне в лицо, назвал меня слабаком и попытался отобрать у меня пистолет, – закончил свой рассказ Чернов. – Я даже не мог подумать, что он не испугается оружия в моих руках. А когда понял, что он сейчас вырвет у меня пистолет и сдаст меня в милицию и тогда дочь уже ничто не спасет, я выстрелил. Как вы понимаете, выбор у меня был не слишком велик, чтобы продолжать колебаться.
Гуров никак не прокомментировал эту реплику. Сыщик сидел неподвижно, молча слушая рассказ Чернова. Лицо Гурова ничего не выражало, словно окаменело. И начальник инвестиционного отдела как-то жалостливо посмотрел на него.
– Мне теперь все равно, Лев Иванович, – тихо проговорил Чернов. – Для спасения дочери я сделал все, что мог. И ничуть не раскаиваюсь в содеянном. Если бы не вы, то ей бы успели сделать операцию...
Евгений Андреевич вдруг встрепенулся. С проблеском надежды в глазах он попытался поймать взгляд Гурова и, когда ему это удалось, жарко заговорил:
– Слушайте, Лев Иванович, вы ведь сами отец. Постарайтесь, поймите меня. Я не прошу у вас простить мне убийство и отпустить. Но немного попридержать дело вы ведь сможете? Прикуйте меня наручниками к батарее, если боитесь, что я убегу. Меня даже кормить не нужно будет. Поставите рядом ведро с водой, и все. А через два дня, когда будет сделана операция и деньги, что я забрал у Горохова, вернуть уже не удастся, вы скажете, что нашли убийцу, и предъявите меня. И дело будет раскрыто, и дочку мою спасете. А? Вы ведь можете сделать это? Вы ведь не дадите ей умереть?
Ничего не ответив, Гуров встал и вышел из квартиры Чернова, не обращая внимания на то, как несчастный отец, ставший убийцей, умоляюще смотрит ему вслед...
ЭПИЛОГ
– Не понимаю я тебя, Лева, – исчерпав все доводы, устало проговорил Орлов. – Ну не понимаю, и все тут!
В кабинете генерала на этом совещании одним человеком было больше, чем обычно. Вместе с Гуровым, Гойдой и Крячко на одном из мягких стульев уютно расположился Павел Кулагин, иронично переводя взгляд с одного спорщика на другого. Поймав взгляд фээсбэшника, Крячко покрутил пальцем у виска. Кулагин,
