достойны носить оружие.
Именем французского народа я лишаю вас этой чести. Прошу исполнить приговор». Тут Дрейфус поднял вверх правую руку и воскликнул: «Клянусь и заявляю, что вы лишаете чести невинного человека. Да здравствует Франция!» Под дробь барабанов исполнитель военного суда начал срывать с мундира Дрейфуса пуговицы, эполеты и т. д. Потом Дрейфуса провели перед полковым строем. Он шагал мимо войсковой колонны как человек, не знающий за собой никакой вины. Когда он поравнялся с группой офицеров, ему закричали: «Иуда Искариот, предатель!» Дрейфус отвечал: «Вы не смеете позорить меня!»
Непрекращающиеся выкрики Дрейфуса о том, что он невиновен, и вопли толпы, безостановочно оравшей: «Смерть предателю!», «Смерть евреям», — обнажили перед Герцлем трагизм положения евреев Франции спустя сто лет после того, как Великая французская революция принесла им гражданское равноправие.
Дрейфус происходил из богатой ассимилированной еврейской семьи, из патриотизма к Франции переехавшей в 1871 году из Эльзаса во Францию; он был далек от всего, что касалось евреев, и считал себя стопроцентным французом. И вот на него свалилось ложное обвинение, напомнив ему о его еврействе. Передают, что он часто повторял сторожившему его капралу: «Видите ли, я просто жертва личной мести, меня преследуют за то, что я еврей». Тем не менее, Дрейфус верил, что на суде правда восторжествует, однако его надежда не оправдалась.
Вера Герцля в либеральность и гуманность просвещенного европейского общества рухнула при виде антисемитских бесчинств во Франции и ненависти к евреям, глубоко укоренившейся во французских массах. Суд над Дрейфусом показал ему на деле, что отнюдь не слиянием с европейским обществом путем полной ассимиляции разрешится трудный еврейский вопрос. Он понял, что дело Дрейфуса не из ряда вон выходящий случай, а символ истинного положения ассимилированного еврея в современном европейском обществе: еврей, душой и телом преданный французскому народу и его стране, получил в награду отчуждение и безграничную ненависть.
Так дело Дрейфуса уничтожило веру Герцля в то, что прогресс образованного общества естественно приведет к решению еврейского вопроса. Тогда у него и возникла идея эмиграции евреев из государств диаспоры в собственную страну. Для осуществления этой цели требовалось создать для рассеянного по всему свету еврейского народа национальное политическое руководство, которое поведет народ навстречу этой цели.
Как известно, Дрейфуса продержали на Чертовом острове целых пять лет и вернули во Францию для нового суда, благодаря неустанной борьбе за раскрытие истины, которую вели его сторонники (писатель Бернар Лазар, социалист Жан Жорес, писатель Эмиль Золя и другие). Военный суд уже не мог игнорировать бесспорные доказательства невиновности Дрейфуса и вину подлинных изменников, один из которых покончил с собой, а другой — главный преступник — бежал за границу. Однако для суда был более важен престиж армии, нежели истина. Поэтому Дрейфус был не оправдан, а лишь помилован президентом республики в 1900 году. Только спустя шесть лет состоялось новое судебное рассмотрение, и Верховный апелляционный суд оправдал Дрейфуса, который был даже повышен в звании и награжден орденом.
Прослужив год, он вышел в отставку, однако в Первую мировую войну, будучи в возрасте 55 лет, снова пошел служить. Дрейфус умер в Париже в 1935 г.
Когда у Герцля зародилась идея нового «исхода из Египта», он решил обратиться к крупным еврейским филантропам, финансовым магнатам, способным, если захотят, финансировать осуществление его идеи. Сначала он обратился к барону Гиршу, основателю ЕКО («Еврейское колонизационное общество», 1891 г.), который пожертвовал огромную сумму в 250 миллионов франков, чтобы переселить нуждающихся евреев из стран, где они подвергаются притеснениям, в Аргентину.
Изложив Гиршу подробности своего замысла и главные пути его осуществления, Герцль спросил барона, готов ли он участвовать пятьюдесятью миллионами марок в национальном займе на сумму десять миллиардов марок, который он, Герцль, собирается организовать для выполнения своей программы. Герцль верил, что предприятие реально — ведь «еврейские деньги» можно раздобыть в изобилии на заем Китаю, на железные дороги для негров в Африке, на всякие авантюрные затеи, — так неужели их не найти для удовлетворения наиболее глубокой и мучительной внутренней потребности самих евреев?
Но денег не нашлось. Барон Гирш увидел в идеях и планах Герцля одну лишь «фантазию», весь образ его мыслей был для барона чуждым и смехотворным. Обращение к барону Ротшильду тоже закончилось неудачей. Известный филантроп опасался, что дерзкий политический план Герцля, вообще, по его мнению, невыполнимый, только повредит уже существующей деятельности по переселению в Эрец- Исраэль, которая и так протекает с большими трудностями и на каждом шагу наталкивается на сопротивление и помехи со стороны турецких властей. Политическая программа, утверждал Ротшильд, озлобит Турцию еще больше.
После того как попытки Герцля завоевать симпатии и поддержку еврейских финансовых магнатов провалились, он обратился к общественности. Однако и тут он не слишком преуспел, ввиду того, что еврейские общественные деятели Запада боялись даже мысли о публичной постановке еврейского вопроса.
Тем не менее, ему удалось привлечь на свою сторону несколько видных представителей общественности и интеллигенции. В Париже он встретился с известным писателем Максом Нордау, тоже уроженцем Венгрии и евреем, отдалившимся от своего народа; Нордау загорелся идеей Герцля, тут же присоединился к нему и с тех пор стал его единомышленником и соратником по сионистскому движению. Нордау снабдил Герцля рекомендательными письмами в Лондон к ряду евреев, занимавших видное положение: артистам, литераторам, представителям свободных профессий. Среди них был и писатель Исраэль Зангвилль, который также увлекся идеей политического сионизма. 17 ноября 1895 года Герцль записал в дневнике: «Я верю, что Нордау пойдет за мной в огонь и в воду. Его я завоевал с легкостью, и это, может быть, самое важное из приобретений».
Поскольку еврейские филантропы, владеющие капиталами, отнеслись к плану Герцля отрицательно, он решил обратиться непосредственно к еврейскому народу. С этой целью он в сжатой форме изложил свои идеи и план решения еврейского вопроса в работе под названием «Еврейское государство» и выпустил ее в свет отдельной брошюрой. Работа была написана по-немецки. Он закончил ее 17 июня 1895 года и издал 14 февраля 1896 года. Через несколько месяцев она вышла на иврите (в переводе М. Берковича), английском, русском, идиш и многих других языках. Появление «Еврейского государства» вызвало многочисленные отклики со стороны евреев и неевреев; нашлись и сторонники идей Герцля и противники, и вокруг этого сочинения разгорелся жаркий спор.
Надо отметить, что Герцль до тех пор ничего не слыхал о Пинскере и его «Автоэмансипации» и лишь за несколько дней до выхода в свет «Еврейского государства» ему принесли для прочтения работу Пинскера. В своем дневнике 10 февраля 1896 года он записал: «Сегодня прочел брошюру «Автоэмансипация»… Поразительное совпадение в критической части, большое сходство в части конструктивной. Жаль, что не знал этого сочинения до того, как отдал в печать мою работу. С другой стороны, хорошо, что не знал, — быть может, не сел бы писать».
Герцль считал возможным осуществить идеи сионизма мирными путями при поддержке цивилизованного мира. Поэтому он верил, что «едва мы начнем воплощать свою программу, антисемитизм повсюду угаснет, ибо она — наш мирный договор со всеми народами». В конце 19 века он не мог предвидеть мира наших дней, раздираемого конфликтами — последствиями двух мировых войн и разных форм тоталитарного правления. Однако ценность работы «Еврейское государство» состоит не в гипотезах и их подробностях, выдвинутых Герцлем под влиянием современных ему мнений и взглядов, а в главной ее направленности и воздействии на людей его поколения, а также на развитие идеи сионизма и сионистского движения.
Герцль, как и его предшественник Пинскер, не обусловливал свой план выбором непременно Палестины. Он допускал, что можно принять в расчет и Аргентину, и в «Еврейском государстве» не делал решающего вывода. Однако и он, как в свое время Пинскер, быстро убедился, что еврейский народ уже остановил свой выбор на Эрец-Исраэль, а народ для Герцля был высшей инстанцией. Вместе с тем он не представлял себе даже небольшого поселения без политико-юридической базы. Поэтому вся его деятельность была направлена на получение такой базы от турецких властей дипломатическим путем при
