нам нужны факты, Андрей Григорьевич!
– Да, вы совершенно правы, – серьезно сказал Фомичев. – Вам нельзя ошибаться. Но, скажу откровенно – сколько ни ломал я голову, мне так и не удалось понять причин этого убийства... Если это убийство, конечно, – поспешно поправился он. – Но я чисто теоретически... Ведь это абсурд! Человек, который желал добра поселку, – кому он мог здесь встать поперек дороги?
– Давайте на время оставим эту тему, Андрей Григорьевич! – мягко, но твердо перебил его Гуров. – И очень вас прошу, не ведите ни с кем в поселке подобных разговоров! Конечно, запретить вам этого я не могу, но прошу убедительно! Видите ли, если преступление все-таки имело место, то будет лучше, если мы сделаем вид, что ни о чем таком не подозреваем, понимаете?
– Ага, понимаю, – кивнул Фомичев. – Но вы не думайте! Я – могила! Это я просто с вами... – любопытство прямо-таки распирало учителя, и он, не выдержав, все-таки спросил: – Но вы что-то ведь предполагаете, Лев Иванович? Как говорится, у вас имеется версия?
– Экий вы неугомонный, Андрей Григорьевич! – усмехнулся Гуров. – В сыщиков в детстве не играли? Версия – вещь тонкая. Скажу откровенно – при всем моем уважении к вам, не стану я с вами обсуждать версии! Вы человек разумный, если хорошенько подумаете – сами догадаетесь, почему.
Фомичев примолк и после короткого раздумья сказал покладисто, со смешком:
– А-а, понял! Действительно, вы правы, Лев Иванович! Ведь я тоже общался с Подгайским – а вдруг у меня были мотивы расправиться с ним! А теперь я вьюсь около вас, чтобы выведать ваши планы поимки преступника... Ну что же, это жестоко, но справедливо! Больше я не буду вас беспокоить, даю вам слово!
– На самом деле, я ни секунды не сомневаюсь, что вы ни имеете ни малейшего отношения к смерти Подгайского, – сказал Гуров. – По заключению судебного медика, он умер от перелома шейных позвонков при падении головой вниз. А вы, по-моему, не настолько крепкий человек, чтобы в одиночку сбросить восьмидесятикилограммового мужика в шахту. Может быть, я ошибаюсь, и вы проделываете это с завидной легкостью, но тогда мне просто пора в отставку, Андрей Григорьевич! Однако тему версий мы все-таки с вами временно прикроем, ладно? Тем более что мы, кажется, уже пришли на место...
Они выбрались из-под полога леса на открытое место. В свете зарождающегося утра оно казалось довольно унылым и даже мрачным. Огромная тень от холма падала на влажную траву, на потемневшие валуны, на молодой сосняк, торчащий среди камней. Сверху медленно сползал редеющий туман.
– Это здесь, верно? – с чувством сказал Фомичев. – Жуткое местечко! Веет от него чем-то кладбищенским...
– Ну, это вы уж чересчур, Андрей Григорьевич! – укоризненно заметил Гуров. – Место как место, мне даже нравится... А то, что здесь человек погиб, место же не виновато! Давайте-ка левее возьмем – тут еще метров тридцать осталось, не больше. Там деревце приметное есть – на нем веревку удобно фиксировать будет.
От сырой травы ботинки Гурова моментально промокли, и это окончательно испортило ему настроение. Учитель в своем походном облачении не испытывал никаких неудобств, и это еще больше раздражало Гурова. Однако он старался загнать эмоции как можно глубже.
«Никто не виноват, что ты, Гуров, такой лопух! – уговаривал он себя. – Начисто отвык от жизни! Дитя асфальта, понимаешь! В следующий раз проси генерала дальше ботанического сада тебя не отпускать!»
У самой штольни Фомичев вырвался вперед и первым заглянул в чернеющий лаз. Когда он обернулся к Гурову, на его интеллигентном лице был написан азарт первооткрывателя.
– Преисподняя! – торжественно заключил он. – Я камешек бросил – так, поверите ли, ничего не услышал! Послушайте, Лев Иванович, может, мы зря это?.. Мало ли что? Один я ничем помочь не смогу.
– Не каркайте, Андрей Григорьевич! – поморщился Гуров. – По моему мнению, ничего страшного случиться не должно. Я так рассуждаю – если в эту яму уже и падали и лазали, а она до сих пор не осыпалась, значит, яма прочная. На один-то раз ее хватит. А, с другой стороны, если меня засыплет, так тут и целый взвод не поможет. Так что, давайте, готовьте свое снаряжение – и не будем терять времени!
Пока учитель распаковывал свой рюкзак, а потом крепил на стволе дерева какое-то мудреное сооружение из тросов и блоков, Гуров обдумывал свои дальнейшие действия.
На самом деле он не так уж верил в надежность старой штольни, но старался сейчас об этом не думать. Даже если все технически пройдет без сучка и задоринки, это еще не будет означать, что предприятие увенчается успехом. Гуров был так уклончив в разговоре с Фомичевым не только из соображений конспирации. Откровенно говоря, он и сам не очень хорошо представлял, чего ищет. Возможно, кроме кучки окровавленных камней, на дне этой ямы вообще ничего не окажется. Но, с другой стороны, отрицательный результат – тоже результат. Пусть он не найдет там рюкзака или баула с оборудованием, но что-то там должно остаться непременно – хотя бы пуговица, хотя бы крючок от куртки. А где, кстати, этот пресловутый баул? Где хотя бы камуфляж, про который вспоминал Савинов? Не могло же все исчезнуть бесследно! И если в штольне вообще ничего не будет, тогда вывод напрашивается абсолютно однозначный – Подгайский не по своей неосторожности попал в эту дыру.
– Готово! – деловито сообщил Фомичев. – Я все еще дома проверил, чтобы потом не кусать локти. Вот вам фонарь – батарейки я новые поставил. Вот этот пояс на себя наденете, Лев Иванович... Это для страховки. Вот тут карабин, вот здесь будете отпускать помаленьку, по мере погружения, так сказать... А основной конец я, как и предполагалось, на стволе укрепил – дерево вроде надежное. Но вы все равно поосторожнее! Если что – плюйте на все и сразу поднимайтесь!
– Обязательно плюну, – пообещал Гуров. – Но сейчас – три раза через левое плечо.
Он улыбнулся и принялся за дело. Разобравшись с тросами, он надел пояс, поудобнее поправил пистолет за поясом, взял фонарик и соскользнул в яму. Фомичев смотрел на него сквозь стекла очков с надеждой и тревогой. Гуров начал медленно спускаться.
Из глубин земли поднимался сырой тошнотворный запах. Мелкие камешки градом сыпались вниз. Звуков падения Гуров действительно не слышал, и это слегка напрягало его.
«Может, эта дыра прямиком до Китая идет? – с неудовольствием думал он про себя. – Конца ей не видно!.. Да ведь Савинов-то сюда лазил! И Смига опять же. Между прочим, до сих пор неизвестно, как все- таки Смига догадался, что в штольне труп лежит. И об этом в протоколе ни слова! А ведь что-то он наверняка заметил – след какой-то, тот же баул для анализов... И куда он этот Смига теперь запропастился? Он сейчас нужен мне позарез».
Додумать свою мысль Гуров не успел – бряканье мелких камешков наконец донеслось до него снизу – это приближалось дно штольни. Гуров задрал голову – наверху ничего не было, кроме пятачка голубого света, казавшегося здесь на дне колодца ослепительным.
Ноги Гурова коснулись грунта, и он сразу же зажег фонарик. И сразу же увидел то, что ожидал увидеть с самого начала – россыпь острых каменных осколков со следами бурой крови на них. Он присел на корточки и посветил вокруг фонариком. Разумеется, здесь не было ни рюкзака, ни баула с оборудованием для анализов. Одни камни и влажная серая земля. Когда-то отсюда в сторону уходил боковой штрек, но крепежные бревна давно сгнили, и земля осела, похоронив творение рук человеческих. Да и сама штольня заметно пострадала от времени – на дне скопилась целая пирамида осыпавшейся породы.
Но кое-что Гуров все-таки нашел. Тщательно обшарив все углы, он вдруг заметил какой-то странный предмет ядовито-зеленого цвета, просвечивающий сквозь земляную россыпь. Он стряхнул землю и взял предмет в руки. Это была дешевая мужская расческа из зеленой пластмассы, довольно грязная – видимо, человек, пользовавшийся ей, не отличался большой опрятностью. На расческе отчетливо была видна надпись, сделанная чем-то острым – Караим. Буквы с прихотливыми завитушками выцарапывались старательно, с любовью. Не исключено, что владелец дорожил этим предметом туалета – возможно, он даже был для него чем-то вроде талисмана, потому что, судя по фабричной метке, расческа была сделана еще при царе Горохе, в 1974 году.
Гуров достал из кармана пластиковый пакет и спрятал туда расческу. Для верности он еще порылся в земле, но ничего больше не обнаружил. Еще рано было делать выводы, но Гуров вполне мог себя поздравить – какая-никакая, а ниточка в его руках появилась. И даже не ниточка, а целая расческа, да еще с прозвищем или именем хозяина. Случайно попасть она сюда никак не могла и лежала здесь не слишком давно. И в то же время принадлежать Подгайскому такой безвкусный предмет явно не мог. И уж совсем
