стояли, можно сказать, лоб в лоб, как два быка-тяжеловеса, приготовившиеся к схватке. Только, в отличие от смуглого невозмутимого цыганского вождя, главный милиционер Наката был переполнен эмоциями и не старался скрывать их.
Несмотря на это, Гурову не удалось расслышать, что в этот момент зловещим свистящим шепотом говорил цыгану Заварзин. Вряд ли даже стоявшие за спиной начальника милиционеры могли это расслышать. Короткий диалог двух предводителей так и остался их общей тайной. Однако, обменявшись несколькими негромкими фразами, оба, кажется, успокоились и разошлись.
Грузный цыган повернулся и неспешной походкой двинулся в приоткрывшиеся перед ним ворота, а Заварзин, смерив его вслед ненавидящим взглядом, сплюнул на тротуар и, ни на кого не глядя, быстро зашагал к автомобилю.
– Где этот мудак Саломатин? – вдруг заорал он на ходу. – Иди сюда, быстро!
Гуров с удивлением увидел, как от группы милиционеров отделился давешний осанистый мужчина с проседью в волосах и почти на цыпочках бросился бегом к своему начальнику. На его лице теперь не было ни капли достоинства – он был похож на провинившегося школьника. Однако никого из присутствующих это, кажется, нисколько не удивило.
«Однако субординация у вас, господин Заварзин! – подумал про себя Гуров. – Подчиненные готовы вам ноги мыть и воду пить. И с такой субординацией не уметь наладить работы!..»
Ему на какой-то миг стало жалко заместителя, которого сержант называл Анисимовичем, и Гуров поспешил подойти к Заварзину.
Тот уже готовился обрушить на повинную голову Анисимовича потоки отборной брани, но, узрев внезапно Гурова, мгновенно остыл, сделал кислое лицо и с досадой махнул на заместителя рукой.
– Пошел вон! – сказал он презрительно. – Рожу твою видеть противно. Разговор с тобой потом будет... – он обернулся к Гурову и угрюмо ему пожаловался: – Ну вот, видишь, какие дела... Не ожидал, верно? А кто ожидал? Скажешь, я ожидал?! А ты вообще-то откуда здесь взялся – сообщил кто, что ли?
Гуров спокойно выдержал его недоверчивый колючий взгляд и с расстановкой проговорил:
– Александр Николаевич, объясни толком, что все это значит? Чего я не ожидал, или чего ты не ожидал – тут я совсем ничего не понял... И о чем мне должны сообщить?
Заварзина его слова нисколько не убедили – он продолжал сверлить Гурова подозрительным взглядом, однако тон его речи при этом делался все более сдержанным и даже слегка заискивающим.
– Ты, серьезно, ничего не знаешь? – притворно удивился он. – Я думал, ты в курсе... Понимаешь, какая штука... Не знаю даже, как сказать, – опять ты сейчас меня во всех смертных грехах обвинять начнешь... Короче, поручил я тут своему мудаку Саломатину разобраться с Караимом, чтобы ты смог с ним, как ты выражаешься, побеседовать... Лично велел разобраться! А он то ли меня не понял, то ли посчитал себя умнее всех – послал сюда этого придурка Савинова. А у этого Савинова три класса образования. Он на гражданке бы чушки таскал или улицы подметал – в лучшем случае. Нашли дипломата!
– Сбежал Караим? – догадался Гуров.
Заварзин отвернулся и опять плюнул себе под ноги.
– Хуже! – ответил он с отвращением. – Он вроде хотел дать деру, а дурак Савинов посчитал это попыткой к бегству и выстрелил, представляешь? Ну, не идиот ли? У него ни ордера на арест – ни хрена не было, а он сразу за пушку. Комиссаром Каттани вообразил себя, что ли? Короче, Караим – наповал, а цыгане чуть революцию не устроили – сам видел... Теперь вот еще разборки у мэра предстоят нешуточные. А что теперь цыгане еще выкинут – один бог ведает! В общем, положение теперь у меня – хуже губернаторского!..
– Так, а Савинов где? – сухо спросил Гуров.
– Сидит в управлении, сопли по морде размазывает, – с презрением сказал Заварзин. – Знает, что я с него шкуру спущу... Да только виноват по-настоящему не он, а этот мудак Саломатин – вот кого по полной программе драть надо!
– По полной программе тут многих драть надо, – холодно заметил Гуров и словно невзначай прибавил, кивая в сторону машин с мигалкой: – Кто-то с утра жаловался на развал автопарка?.. А это что – резерв главнокомандующего?
Заварзин скорбно покачал головой.
– Вот ты какой! – с укоризной сказал он. – Везде стараешься только плохое увидеть. Ну, не мог я с утра дать тебе машину, ну, не мог, понимаешь?!! А на форс-мажорные обстоятельства, сам знаешь, всегда запас имеется...
– Ладно, плевать мне на твои обстоятельства! – грубо оборвал его Гуров. – Можешь считать, что я к тебе не обращался. А в связи со смертью цыгана буду настаивать, чтобы прислали следователя по особо важным делам из Москвы. Боюсь, ваше местное следствие по привычке зайдет в тупик, где привыкло уже находиться... Поэтому не советую тебе, Александр Николаевич, заниматься очковтирательством и выгораживать своих мудаков – заплатишь звездами, это я тебе обещаю!
Помрачневший Заварзин смерил Гурова взглядом, полным неприкрытой ненависти, и сказал с растяжкой:
– Ну-ну! Действуй, ковбой! Я сразу почувствовал, что ты та еще гнида! Карьерист столичный! Ничего, еще посмотрим, чья возьмет! Ты особо губы не раскатывай – мы тут тоже не пальцем деланные, и кости у нас крепкие. Не ты первый зубы обломаешь!
Он резко повернулся и, уже не обращая на Гурова никакого внимания, с подчеркнуто независимым видом направился к машине. В раздражении плюхнувшись на сиденье, он с силой захлопнул дверцу и кивнул шоферу: «Гони!»
После отъезда начальства стали расходиться и милиционеры. Настороженно поглядывая на темные окна цыганских домов, милиционеры рассаживались по сиденьям автобуса, не выпуская из рук автоматов. Гуров дождался, пока они уедут, и решительно шагнул к воротам ближнего дома.
Глава 9
Гуров еще не успел дойти до цели, как вдруг навстречу ему вышел высокий парень в черной рубахе, распахнутой на смуглой мускулистой груди, и с угрожающим видом встал поперек дороги. Вьющиеся жесткие кудри низко спадали парню на лоб, глаза из-под них сверкали мрачным огнем.
– Чего хочешь? – грубо спросил он.
Гуров тоже остановился. Поведение цыгана недвусмысленно показывало, что сейчас здесь не ждут гостей и вообще не хотят никого видеть. Но Гурову было просто необходимо выслушать пострадавшую сторону, чтобы восстановить более-менее полноценную картину происшедшего – надежды узнать всю правду от Заварзина, а тем более от Савинова были слишком призрачными, чтобы на них стоило всерьез рассчитывать.
Все это Гуров попытался объяснить парню, одновременно продемонстрировав свое служебное удостоверение. Однако тот даже не взглянул на него:
– Уходи! – категорически заявил он.
– Я хочу во всем разобраться, – сказал Гуров. – Мне нужны свидетели. Кто-нибудь видел, что случилось?
– Уходи! – повторил цыган.
Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Хотя внешне страсти улеглись, внутреннее напряжение еще не улеглось, и любая оплошность могла привести сейчас к непредсказуемым последствиям. Гуров решил не настаивать.
– Если захотите меня найти... – начал он.
– Добром прошу, уходи! – снова сказал цыган, хотя в тоне его не было и малейшего намека на доброту.
Гуров повернулся и пошел прочь, небрежно помахивая пакетом с вещами, которые принадлежали теперь уже покойному Караиму. Еще час назад эти вещи были сильным козырем в игре, которую вел Гуров. Но теперь это были просто грязная расческа и старая шляпа – мусор, до которого никому нет дела. Ни к чему оказались хитроумные замыслы и неожиданные ходы – противник просто поменял колоду.
Гуров испытывал сильнейшую досаду и опустошенность. Ссора с Заварзиным, смерть Караима, унылые серые сумерки над притихшим поселком – это могло доконать кого угодно. Гуров вдруг осознал, что чувствует себя отвратительно, что у него опять раскалывается голова, а самого его знобит и клонит в
