сон.
Совсем разбитый, добрался он до гостиницы. И тут наконец он получил небольшую дозу положительных эмоций – оказалось, что из Светлозорска вернулся Крячко. Он был бодр, весел и сыпал прибаутками. И еще от него слегка припахивало спиртным.
Сделав вид, что плохого настроения шефа он попросту не заметил, Крячко сразу заявил:
– Ну, брат, сегодня ты от рюмки «Смирновской» никак не отвертишься! Как говорится, после того, что ты со мной сделал, ты просто обязан жениться, ха-ха-ха!.. Таких унижений и мытарств я не испытывал со времен начальной школы, Лева! Меня, попросту говоря, высекли и поставили в угол носом!
– В те времена, когда ты ходил в школу, уже не секли, – через силу сказал Гуров.
– Кого не секли, а кого и очень даже секли! – подмигнул Крячко. – А уж углы, в которых я стаивал, просто были отполированы до блеска – можешь мне поверить.
– Охотно верю, – мрачно сказал Гуров, швыряя на стол пакет и устало присаживаясь на кровать. – Собственно, и насчет первого пункта беру свои слова обратно. Действительно – что касается твоей персоны, то иногда я и сам бы тебя с удовольствием высек. Особенно когда у человека паршивое самочувствие, а ты разводишь свой беспредметный треп, вместо того чтобы все объяснить коротко и ясно.
– У тебя плохое самочувствие? – притворно удивился Крячко. – Можно подумать, это ты трясся в грязном автобусе туда и обратно, питался пирожками и напрасно слонялся целый день вдоль заводского забора, глотая ядовитые дымы!
– А чего слонялся? – поинтересовался Гуров. – Ворота не мог найти?
– За ворота меня даже не пустили, – горько сказал Крячко. – Там у них строгая пропускная система – комар не просочится! А я имел глупость помахать на проходной своим красным удостоверением. Видел бы ты их глаза! Нет, конечно, сначала они сделали вид, что до невозможности уважают правоохранительные органы и меня лично... Полдня созванивались с начальством и утрясали вопрос, пока не выяснилось, что ничего из этого не выйдет. Официальная версия – начальство в отъезде, а лицо, его замещающее, не полномочно решать какие то ни было вопросы. Меня откровенно отшили, а когда я стал настаивать, меня вообще перестали уважать – пригрозили охраной. Видел бы ты их охрану – мрачные дебилы в центнер весом, с квадратными головами. Просто Урфин Джюс и его деревянные солдаты! Не знаю, может быть, такой герой, как полковник Гуров, бросил бы им вызов, а я стушевался. У меня здоровье некрепкое. Один удар такого амбала – и я в ауте. Воображение у меня не очень, но эту картину я представил как живую.
– Значит, ты и в самом деле съездил напрасно? – угрюмо констатировал Гуров. – Если не считать, конечно, рюмочки-другой «Смирновской», которые просто читаются на твоей довольной физиономии...
Крячко хитро улыбнулся.
– Лева, ты меня знаешь чуть не с детских лет, – сказал он. – И говоришь такие унизительные вещи. Когда это Стас Крячко ездил куда-нибудь напрасно? Конечно же, я нашел обходной путь.
– Вот и начинал бы сразу с него, – недовольно заметил Гуров.
– Я делаю полный доклад, – важно заявил Крячко. – Обходной путь я нашел не сразу, и ты должен это принять во внимание. Ты должен четко понимать, что в областном центре я не развлекался, а занимался делом в особо сложных условиях. А «Смирновская» была хотя и употреблена, но исключительно в интересах этого самого дела. Твои упреки неуместны.
– Ладно, проехали, – сказал Гуров. – От твоего пения у меня еще сильнее разболелась голова. Перестань тянуть кота за хвост и переходи к фактам.
– Согласен, перехожу к фактам, – произнес Крячко. – Факты следующие – поняв, что на проходной мне ничего не светит, я начал изучать пути подхода к объекту. Путей практически не было. Забор у них капитальный, трехметровый, с колючкой наверху. Транспорт проверяется еще более тщательно, чем пешая личность. Тогда я решил – раз Магомета не пускают к горе, то будем ждать, когда она сама к нему явится. Ждать пришлось до конца второй смены. После обеда с завода потянулись усталые, но довольные работяги. У всех на лицах было написано единственное желание – выпить.
– Неужели у всех? – не удержался Гуров.
– Ну, разумеется, – кивнул Крячко. – Производство-то токсическое, поэтому организму требуется протектор. Лучшего протектора, чем спиртные напитки, не бывает – это между прочим медицина доказала – я тут совсем ни при чем... Короче, я высмотрел себе работягу поинтеллигентнее и вступил с ним в ненавязчивый контакт. Ты же знаешь, как я умею вступать в контакты... Через пять минут мы уже были друзьями. Я предложил это событие отметить. Мой друг – его зовут Вася – согласился. Мы отметили событие в кафе «Ротонда». Но я был очень сдержан – я все время помнил о долге, не сомневайся!
– Не размазывай кашу по тарелке! – взмолился Гуров. – От твоих загогулин у меня уже глаза на лоб лезут. Говори по существу!
– Я и говорю по существу, – обиделся Крячко. – Мы взяли по сто пятьдесят «Смирновской», харчо, свежей селедочки с луком... Это было достаточно существенно! После такого вступления люди становятся намного добрее и откровеннее. Мой Вася не стал исключением, и, когда мы взяли еще по сто пятьдесят, он заговорил. То есть это я разговорил его наводящими вопросами. Без меня он наверняка начал бы говорить о политике или о бабах. Мы, конечно, и об этом поговорили, но он мне рассказал и про химические отходы.
– Вот ведь какая ты скотина! – в сердцах произнес Гуров. – С этого ты должен был начинать!
– Но тогда бы ты не понял, что «Смирновскую» я пил отнюдь не ради удовольствия, – рассудительно заметил Крячко. – А отходы никуда не денутся. До следующего вторника. Каждый второй вторник месяца бочки с отходами грузятся на специальные трейлеры и вывозятся с территории завода – практически под вечер, чтобы не привлекать лишнего внимания. Собственно, на заводе ни для кого не секрет, что отходы куда-то сплавляют. Народ-то, в принципе, знаком с технологией производства и понимает, что проблема отходов – весьма щекотливая. Многие подозревают, что отходы уничтожаются в обход закона, но, кажется, всем это по барабану. Зарплаты на заводе хорошие, и каждый боится потерять свое место. Лишаться заработка ради жителей какого-то занюханного Наката – да на фиг он сдался!
– Так, понятно, – жестяным голосом сказал Гуров. – И все-таки в какое конкретное место вывозят отходы? Твой Вася тебе этого не поведал?
– Вася этого не знает, – ответил Крячко. – Я же говорю, судьба отходов никого особо не волнует – главное, что не у себя под носом. Но Вася сообщил мне весьма конкретные вещи – второй вторник, часов восемь-девять вечера, десяток тяжелых трейлеров. Машины бывают разные, но, как правило, это платформы, покрываемые сверху брезентом. При каждой машине охранник – думаю, из тех, с деревянной головой... То есть, если пристроиться к их колонне, можно свободно получить по тыкве – да так, что потом, кроме «мама», ничего умного сказать не сможешь...
– А мы не будем пристраиваться ни к чьей колонне, – сказал вдруг повеселевший Гуров. – В конце концов, это не наше с тобой дело. У нас конкретное задание – расследовать причины смерти Подгайского. Все эти отходы и колонны – для нас не более чем сопутствующие обстоятельства. Пусть ими экологическая полиция занимается. Без крайней нужды мы туда соваться не станем. Но ты, Стас, хорошо поработал – свои горячие, но несправедливые слова беру пока обратно. Пожалуй, еще десять тысяч ведер – и золотой ключик будет у нас в кармане! Пока ты ездил, тут такое творилось! Сейчас думаю пойти на почту – свяжусь с генералом. Пусть там наверху нажмут на Светлозорскую прокуратуру. Теперь совершенно ясно, что следствие по делу Подгайского проведено спустя рукава, а сегодня один из местных ментов пристрелил моего главного свидетеля, и я не могу допустить, чтобы это дело тоже спустили на тормозах.
Гуров рассказал другу обо всех перипетиях сегодняшнего дня. С Крячко сразу слетела его напускная веселость – слушая, он то и дело пораженно качал головой, а под конец сказал:
– Это, Лева, просто Сицилия какая-то! И цыгана неспроста убили! Уверен на сто процентов – ему таким образом рот закрыли. С полной гарантией, как говорится... А этот Заварзин, опер бывший – как думаешь, у него тут тоже рыльце в пушку?
– Я не удивлюсь, – хмуро сказал Гуров. – Слишком велеречив и хитер. Но пока у меня нет против него никаких фактов. Одна личная неприязнь. Нет, пожалуй, уже целая война. Но даже этого маловато для серьезного обвинения. Однако вся эта история с убийством Караима наводит на размышления. Пока они тут не успели спрятать концы в воду, надо действовать. Я иду звонить генералу, а ты пока, так и быть, можешь заняться ужином. Слетай в магазин и купи чего-нибудь повкуснее. Я уже не в состоянии пользоваться
