– Ну? И что дальше? – насторожился Крячко.
– Ну и все, – хмуро произнес незнакомец. – У всех на виду. Пусть, мол, подумает об этом на досуге...
– А ну-ка, стоп! – строго сказал Крячко и мгновенно выбрался из машины. – Давай-ка, друг, не темни! Что ты мне тут за шарады загадываешь? – Он железной рукой ухватил мужика за локоть.
Тот невольно попятился, пытаясь вырваться, и забормотал с нарастающим испугом и возмущением:
– Э, ты чего? Чего я тебе такого сказал-то? Попросили передать – я и передал. Два слова всего-навсего. Чего вяжешься-то? Отвали или я ментов позову!
– Это ты очень удачно попал, уважаемый! – с воодушевлением заметил Крячко. – Ты, видно, не в курсе, что я не просто Крячко, а полковник милиции Крячко. Так что тебе даже звать никого не надо – я уже здесь.
Человек с ластами испугался еще больше. Он перестал вырываться и сменил тон на просительный.
– Честное слово, товарищ полковник! – произнес он. – Я тут ни при чем! Меня попросили, а мне что, трудно? Вижу, мужик приличный. Вроде ничего такого... Я и не подумал...
– А вот это не оправдание! – строго сказал Крячко, отпуская, впрочем, незнакомца. – Подумал – не подумал... Все равно, как сейчас говорят, за базар отвечать должен! Во-первых, кто ты такой есть? И, во- вторых, кто тебя просил передать такую глупость? Жду конкретных ответов!
Мужчина беспомощно оглянулся и что-то поискал взглядом.
– Да вон там «жигуль» стоял, – объяснил он. – Вон за перекрестком. Теперь уже уехал. Я мимо шел, мужик, который за рулем сидел, меня подзывает и говорит: передай, мол, то-то и то-то... Я ему сказал – надо, мол, сам и передавай! Как чувствовал... Ну а он, короче, полтинник мне сунул. Ну, за полтинник-то почему не передать?
– Действительно, – согласился Крячко. – За полтинник я и сам бы не отказался. А мужика хотя бы описать можешь?
– Да как? – замялся мужчина, который так и не назвал своего имени. – Мужик как мужик. Я не больно присматривался. Такой моложавый, причесанный вроде... Да, в черных очках он был! Не в таких новомодных – полосочка такая, – а в таких, знаете, как раньше носили, на пол-лица...
Крячко уважительно покачал головой.
– Ну, мужик, умеешь ты в двух штрихах портрет нарисовать – человек просто как живой получается! Можешь даже не объяснять дальше – такой образ уже в память врезался. Номер машины усек? Нет, конечно. Ну, а свое имя хотя бы помнишь?
– Обижаете, товарищ полковник! – с нервной улыбкой сказал незнакомец. – Феофанов я, Олег Юрьевич, инженер-строитель. Сейчас в отпуске. Вот подумываю на юг махнуть. А живу тут неподалеку – если желаете, можно доехать. Там мою личность все подтвердят. А номер машины я и запоминать не стал – зачем он мне? Я же не гаишник. «Жигуль» цвета морской волны, обыкновенная «девятка». Кабы знать, что это для вас так важно...
Олег Юрьевич не был похож на злоумышленника, да, собственно, он ничего предосудительного не сделал, хотя и его поступок, и выполненная им просьба выглядели достаточно нелепо. Но задерживать мирного человека с консервами в авоське только за то, что он выполняет нелепые просьбы, было не менее нелепо. Тем более что дело было не в нем, а в том тревожном подтексте, что заключался в невинных на первый взгляд словах об известности гуровской жены.
Действительно, Мария Строева была не только женой Гурова, но и чрезвычайно популярной в Москве актрисой. После спектаклей у служебного выхода театра толпились ее поклонники с цветами и программками, на которых звезда должна была оставить автограф. Не все поклонники были столь деликатны. Иные рассчитывали на большее и вели себя довольно бесцеремонно. Они были уверены, что любимая актриса должна испытывать к ним не менее теплые чувства, и, не особенно мудрствуя, с ходу приглашали в ресторан и очень обижались, когда их предложения бывали отклонены. Правда, с тех пор как Мария стала женой полковника милиции и Гуров частенько встречал ее после вечерних спектаклей, такие конфликты возникали все реже. И вот опять всплыла похожая тема.
Крячко отпустил Феофанова, который тут же проворно убрался, и опять взялся за предательское зажигание. К тому времени, как появился Гуров, мотор заработал. Это привело Крячко в хорошее расположение духа, и он доложил Гурову о странном происшествии в несколько легкомысленном тоне. Однако Гуров воспринял рассказ очень серьезно.
– Говоришь, Мария у всех на виду и мне стоит подумать об этом на досуге? – переспросил он. – А знаешь, это очень скверно, что мне предлагают об этом подумать именно сегодня. Да, теперь я вижу, что это не случайная смерть...
– Ты имеешь в виду Вишневецкого? – уточнил Крячко.
– Разумеется. На первый взгляд вся эта чепуха не больше чем совпадение. Но тебе известен мой принцип – совпадения, как правило, тщательно готовятся. Просто кто-то решил поставить меня на место, прежде чем я начал копаться в этом деле. И знаешь, что особенно скверно?
– Кто-то из наших? – деловито сказал Крячко.
– К сожалению, – подтвердил Гуров. – О нашем с тобой назначении никто из посторонних знать не мог. Информация закрытая. И о том, что нас нужно искать именно здесь, тоже мог знать только кто-то из людей в синих шинелях, – горько усмехнулся он. – Вот такие дела. И теперь, поскольку карты основательно перемешали, следует подумать, во что такое мы, Стас, играем!
– Не знаю, что все это значит, – сказал Крячко. – Но тебе нужно идти к Орлову. Пусть выделяет для Марии охрану. Не всегда угрозы бывают пустыми. Петр поймет.
– Строго говоря, угроз еще никаких не было, – возразил Гуров. – Нам предложили подумать. Воспользуемся этим дружеским советом и будем думать. Да и потом, слишком серьезное обвинение у нас получается. А я пока еще хочу надеяться, что все-таки мы ошиблись.
Глава 2
На похоронах все примерно было так, как про то говорил Крячко, за исключением оркестра. Был и человек от руководства МУРа, и несколько оперативников из отдела, где работал Вишневецкий, и, разумеется, вдова с детьми. Надгробных речей, однако, почти не произносилось, все прошло очень сдержанно и быстро. На Гурова посматривали с любопытством – видимо, о его назначении знали уже многие. Он бы предпочел, чтобы было наоборот.
Вдова Вишневецкого, еще довольно молодая и привлекательная женщина, внешне держалась очень хорошо, и Гуров решил рискнуть. Когда церемония закончилась и все участники медленно потянулись к выходу, Гуров приблизился к вдове и представился.
– Понимаю, что сейчас вам не до того, – сказал он. – И приношу свои извинения. Но мне крайне необходимо с вами переговорить. Я привлечен к расследованию смерти вашего мужа...
Женщина посмотрела на него так, что Гуров невольно вздрогнул. В ее синих глазах было нескрываемое презрение и даже гадливость.
– Плевать я хотела на ваши расследования! – зло и громко сказала она. – Будьте вы прокляты с этими расследованиями! Как же я вас всех ненавижу!
В горячке она даже оттолкнула прижавшуюся к ней девочку лет двенадцати и быстрым шагом пошла прочь. Перед ней расступались. Кто-то взял Гурова под локоть. Он обернулся и увидел полковника Мешкова, заместителя начальника отдела, в котором служил Вишневецкий. Мешков не произносил речей и вообще во время похорон держался в тени, поэтому Гуров до сих пор его и не заметил.
– Здравствуй, Лев Иванович! – негромко сказал он. – Неподходящий момент ты выбрал. Сыплешь соль на раны, как говорится...
– Здравствуй, Сан Саныч! – ответил Гуров. – У нас с тобой профессия такая – сыпать соль на раны. И моменты подходящие, сам знаешь, редко подворачиваются. Поэтому твое замечание не к месту, я считаю.
– Может, и так, – согласился Мешков. – Только сам видишь, что получилось. Любовь Николаевна – женщина нервная, с характером. У нее с мужем постоянно стычки возникали на почве его работы. Она ведь адвокат по имущественным делам. Зарабатывала прилично, не сравнить с нашими доходами. Ну, а Анатолий Викторович был вдобавок одержимый, вроде тебя, Лев Иваныч, – сутками на службе пропадал. Отсюда,
