Но людей, работавших в этой булочной, иллюзии вряд ли интересовали. Наверное, им приходилось порядком вкалывать, чтобы удержаться на плаву. Конечно, хлеб нужен в любые времена и, по идее, должен всегда приносить доход тому, кто им торгует. Но Гуров слишком хорошо знал, какие бюрократические рогатки расставлены на пути мелкого предпринимателя. Пока их обойдешь, с тебя сойдет не семь, а семьдесят семь потов. Гуров всегда испытывал уважение к людям, взявшимся за такое непростое дело.
К женщине же, стоявшей за прилавком, Гуров с первого взгляда проникся еще и симпатией. У нее было милое простое лицо и приятная, слегка усталая улыбка. Вряд ли можно было назвать ее красавицей, но было в чертах ее лица нечто такое, что придавало ей особое очарование. Безо всяких сомнений, это была сама хозяйка. Гуров нисколько не сомневался, что такой легкомысленный человек, как Перфилов, наверняка мог положить на нее глаз.
Но, как сыщик, он был обязан убедиться, что не ошибся. Гуров улыбнулся женщине и наклонился к прилавку.
– Здравствуйте, – сказал он. – Моя фамилия Гуров. А вы, насколько я понимаю, Вика Тягунова, верно?
Женщина почти не удивилась – лишь чуть-чуть приподняла левую бровь, отчего лицо ее сделалось еще более привлекательным.
– Я самая, – с иронией в голосе ответила она. – Значит, вас не хлеб интересует? Обидно. Сегодня у нас совсем не идет торговля.
– Ничего, сейчас мы обязательно у вас что-нибудь купим! – заявил, выворачиваясь из-за спины Гурова, Крячко. – Дайте нам что-нибудь большое, мягкое и с начинкой! У вас пироги есть?
– Пирогов у нас нет, – мягко ответила женщина. – В самом начале мы пытались расширить ассортимент, но дело не пошло. Район, что ли, такой...
– Да бог с ними, с пирогами! – великодушно сказал Крячко. – Бывают моменты, когда и черный хлеб пирогом покажется. Особенно если берешь его из рук очаровательной женщины... Вот это у вас что там – калач? Отлично, беру! Но только из ваших рук!
Судя по всему, Стасу хозяйка тоже понравилась. На его грубоватом лице появилась сладкая и многозначительная улыбка, от которой Гурова слегка тошнило, но женщине эта улыбка явно пришлась по душе.
– А из чьих же еще? – кокетливо сказала она, грациозно поворачиваясь и снимая с полки калач. – Здесь больше никого и нет.
– Да, пустовато у вас в магазине, – вставил Гуров, оглядывая небольшое помещение. – Всегда у вас так?
– Ну что вы! – сказала Тягунова. – Просто дело к вечеру. Все, кому надо было, запаслись уже.
Отвечая, она продолжала обмениваться улыбками с Крячко, и они оба не заметили, как за спиной хозяйки из подсобного помещения вышел мужчина в фартуке, надетом поверх обычной одежды. Навалившись плечом на косяк, он неодобрительно наблюдал за тем, что происходит у прилавка.
У него было резко очерченное лицо с твердыми скулами, мрачные глаза и черные густые волосы, курчавые и коротко постриженные. Гуров заметил его первым и сразу же обратил внимание на ту необычную неприязнь, с которой мужчина разглядывал покупателей. Чувствовалось, что он едва сдерживается, чтобы не вмешаться в диалог. Наверное, это был сам Тягунов.
Крячко взял хлеб и бережно прижал его к груди.
– Этот калач даже и есть неудобно, – заявил он хозяйке. – Пожалуй, я лучше поставлю его в красный угол, буду смотреть на него время от времени и вспоминать о вас...
– Да мне-то что? – засмеялась женщина. – Хоть на крышу ставьте, если вам нравится. Мое дело продать...
– Ты еще на голову его себе поставь! – вдруг донеслось из-за стеллажей с хлебом, и мужчина, у которого, видимо, кончилось терпение, выступил из полумрака. – Поставь на голову и ходи как клоун!
На лице у него, можно сказать, бушевал ураган. Он сверлил Крячко таким огненным взглядом, что Гурову показалось, будто в воздухе ощущается легкое потепление. Он поспешил вмешаться, пока страсти не накалились по-настоящему.
– Вы зря сердитесь, – сказал он человеку в фартуке. – Мой товарищ не имел в виду ничего плохого – у него просто такая манера разговаривать.
– А ты не разговаривай, – злорадно посоветовал мужчина. – Купил, что надо, и вали!
– Ну, это совсем не продуктивный подход! – огорченно заметил Крячко. – С таким подходом можно всю клиентуру растерять. Купил, и вали! Это просто социалистическая торговля какая-то! Тут, Борис, ты не прав!
– Какой я тебе Борис? – возмутился мужчина.
– Да это так говорится, – невозмутимо ответил Крячко. – Крылатые слова. Неужели не помните?
– Ты нарываешься, что ли? – тихо спросил человек в фартуке, терпение которого уже истощилось.
Женщина обеспокоенно взяла его за рукав и тихо, но негодующе сказала:
– Ну что ты, Ваня, в самом деле? Перестань! Неудобно!..
Ваня резко вырвал свою руку.
– А ты вообще помалкивай! – огрызнулся он. – Будто я не вижу, что ты всем подряд глазки строишь! Ох, доведешь ты меня! – Он налег грудью на прилавок и чуть ли не вплотную приблизил свое лицо к лицу Крячко. – А тебя, дорогой, по-хорошему прошу – забирай свою булку и уходи от греха подальше, не испытывай меня. Я только с виду такой добрый, но когда меня заводят...
– Никто вас не заводит, Тягунов! – уже совсем другим, суровым и требовательным, тоном оборвал его Гуров. – Вы сами себя заводите. Не умеете держать себя в руках – займитесь каким-нибудь другим делом, где не нужно общаться с людьми. Я вам честно скажу – будь моя воля, я таким, как вы, категорически запретил бы заниматься торговлей. Не ваше это занятие.
– Ни хрена себе! – почти весело проговорил Тягунов. – Он меня еще и учить жить будет! Вы вообще что за птицы?
– Вот что мы за птицы, – сказал Гуров, вынимая из кармана удостоверение. – Теперь довольны? Похоже, к вам без красных корочек в магазин и заходить не стоит?
Тягунов, несмотря на свой скверный характер и ярко выраженную ревность, был растерян. Он сразу же заметно сник и потерял желание разговаривать. Теперь он молча и настороженно смотрел на Гурова и Крячко, будто ожидая немедленных карательных санкций. Зато его супруга резко оживилась. Побледнев, она бросилась к прилавку и, заискивающе глядя Гурову в глаза, затараторила:
– Ой, да простите вы его, дурака, честное слово! Он совсем помешался от ревности, понимаете? Просто не может, когда я с мужчинами разговариваю. А как я не буду разговаривать? Работа такая, что хочешь не хочешь, а разговаривай. Сто раз уже с ним ругались. Я предупреждала, что нарвется он когда-нибудь на неприятности. А так он у меня не злой. Просто характер такой дурацкий...
– Да не переживайте вы! – сказал смущенно Гуров. – Никаких неприятностей мы вам устраивать не собираемся. Другое дело, что вы сами их себе устраиваете. На пустом месте. Но это не наша грядка. Разбирайтесь между собой. А мы к вам зашли совсем по другому делу.
– По какому такому делу? – сумрачно поинтересовался Тягунов. – У нас с милицией никаких дел нет. У нас все по закону. Все документы в порядке...
– А никто и не сомневается, – перебил его Гуров. – Речь идет о другом.
– О другом? Что значит – о другом?
Тягунов обменялся с женой обеспокоенным взглядом и в волнении потер руки. Ладони у него были крупные, грубые, привычные к труду и, если так можно выразиться, к обороне.
– Должен сразу предупредить, – сказал Гуров. – Мы расследуем дело об убийстве. Поэтому к нашим вопросам следует отнестись со всей ответственностью. Эмоции нас не интересуют.
– Убийство? – прошептала Тягунова. – Вы сказали, убийство? Но у нас здесь не было никаких убийств. Ваня, ты что-нибудь слышал об убийстве?
– Сейчас услышим, – злорадно сказал Ваня.
– Положим, об убийстве мы как раз распространяться и не будем, – возразил Гуров. – А вот от вас кое- какую информацию получить надеемся. Речь пойдет о человеке, которого вы оба знаете, о Перфилове Геннадии Валентиновиче...
