– Уехал за товаром. Вот-вот должен подъехать.
– Ну, собственно, нам с ним встречаться необязательно, – заметил Гуров. – Мы с вами сейчас одну фотографию быстренько посмотрим... – Он достал из кармана последнее изображение Аслана и показал его Тягуновой. – Вот такого человека нигде поблизости не встречали? Нет, конечно... Но суть даже не в этом. Всмотритесь хорошенько – вот этот подвал, вход этот, лестница – это должно быть где-то тут рядом. Вам никогда этот подвал на глаза не попадался? Или что-то похожее? Перфилов этот снимок где-то здесь неподалеку сделал.
Тягунова робко, но внимательно посмотрела на картинку. Глядя на ее раскрасневшееся от волнения лицо, на неловко выбившуюся из-под белой наколки прядь, Гуров догадался, что вряд ли Тягунова сейчас достаточно хорошо соображает. Мысли ее были слишком далеко, и плохо различимый вход в незнакомый подвал на каком-то непонятном фотоснимке интересовал ее сейчас меньше всего.
– Я не знаю... – протянула она нерешительно. – Где-то рядом? Здесь во дворе вроде нет подвалов... А вообще я не знаю. Мы с мужем редко здесь ходим – туда и обратно на машине.
– Это понятно, – вздохнул Гуров, с сожалением пряча снимок. – Жаль! Честно говоря, надеялись, что вы и подвал узнаете. Рука у вас легкая.
– Да какая там легкая! – сердито сказала Тягунова. – Сейчас вон этому противному старику чуть сотню не отдала! Куда уж легче! Невезучая я, товарищ милиционер! До смерти невезучая! И муж, и долги, и милиция – все на мою голову!
– Ну, может быть, не все так плохо? – улыбнулся Гуров. – Может, это просто полоса такая, черная? Жизнь, она ведь как зебра – то черная полоса, то белая...
– Может, у кого-нибудь и как зебра, – с горечью сказала на это Тягунова. – А у меня как конь вороной. – Лицо ее вдруг напряглось, и она потерянно пробормотала: – Вон, муж подъехал. Пойду открою.
Гуров действительно расслышал замирающий шум машины за стеной и хлопок закрываемой дверцы.
– Так вы идите, наверное, – засуетилась Тягунова. – Может, не стоит, чтобы муж вас сейчас видел? Я прямо не знаю, до чего он с утра злой.
– С утра все мы немного злые, – заметил Гуров. – Но только зря вы нас так боитесь. Это с непривычки. А привыкать надо, Виктория Павловна. Нам с вами еще работать – я же вас предупреждал. Так что вы идите открывайте, а мы пока тут хозяйство посторожим.
Тягунова неуверенно посмотрела на обоих оперативников, но спорить не решилась. Она скрылась в подсобке. Оттуда послышался шум открываемой двери, короткий топот и непонятный, сразу же заглохший вскрик.
Крячко с тревогой дернул головой и вопросительно посмотрел на Гурова.
– Не пришиб ли ее там часом мужик? – спросил он. – С похмелюги-то... Я пойду гляну!
Гуров пожал плечами.
– Давай, – сказал он. Ему тоже не понравился этот странный шум в подсобке.
Крячко зашел за прилавок и уже почти перешагнул через порог подсобки, как вдруг с кошачьим проворством нырнул вбок и спрятался за полуоткрытой дверью. Гуров не успел удивиться – он увидел, какие большие глаза сделал прячущийся за дверью Крячко, и догадался, что происходит что-то неладное.
В следующую секунду он уже знал это точно, потому что в руках Крячко появился пистолет. Гуров, не раздумывая, выхватил свой и едва успел опустить руку, как из подсобки появилась Тягунова.
На этот раз она опять была бледнее бледного и шла неуверенной, пошатывающейся походкой. За спиной у нее маячила бессловесная мужская тень, но Гуров мог поклясться, что это не была тень Тягунова. «Вот попали, – мелькнуло в голове у Гурова. – На ровном месте да мордой об асфальт!»
– Товарищи покупатели, – деревянным голосом вдруг произнесла Виктория Павловна. – Прошу ненадолго покинуть магазин. Мы закрываемся по техническим причинам.
Гуров прекрасно видел эту техническую причину – угрюмая мужская фигура, старающаяся держаться в тени, воплощенная угроза и опасность. Гуров понял, что дело плохо, и нужно постараться выманить незнакомца из подсобки. Он решил разыграть небольшой любительский этюд в надежде, что Крячко, партнер верный и опытный, поймет его и поддержит.
– Что такое, девушка?! – гневно сказал Гуров, держась ближе к прилавку, чтобы не обнаруживать пистолет в своей руке. – Я жду здесь уже десять минут, и у вас все время какие-то причины! Теперь у вас еще технические причины, видишь ли! Работать не хотите? А на это есть комиссия по нарушению прав потребителей. Вот взгреют вас там разок...
Тягунова чуть не плакала. Ее умоляющий взгляд был красноречивее слов – она молила Гурова о спасении и никак не могла понять, почему он не приходит на помощь, а несет какую-то ерунду. Вряд ли она поняла из его тирады хотя бы одно слово. Но Гуров тоже не мог броситься в атаку с шашкой наголо – ситуация требовала терпения и хотя бы самого примитивного анализа. Гуров еще не до конца понимал, что здесь происходит.
Но человек за спиной Тягуновой, похоже, тоже спешил. Выслушивать сентенции Гурова он был не расположен и, решив, что перед ним обычный обыватель, подал из подсобки голос:
– Послушай, ты! Тебе сказали – выйди! Горгаз пришел, понял? – Он ляпнул первое, что пришло в голову. – Утечка газа, понял? Взорваться хочешь?
Наружу он так и не показывался, но, как предположил Гуров, наверняка держал Тягунову на мушке – такой страх, какой она сейчас испытывала, мог быть вызван только очень материальными причинами. Гуров подумал, что стоит сделать вид, что он сражен доводами «газовика», и сказал:
– Так надо же объяснять нормально! Для чего я тут стою тогда? И вообще, закрывать этот магазин надо, однозначно! Один бардак!
Он пренебрежительно махнул рукой, полуобернулся и сделал вид, будто собирается направиться к выходу.
– Запри за ним! – прошипел из подсобки нетерпеливый голос.
Тягунова встрепенулась и, спотыкаясь, послушно шагнула в сторону. И тут же была молниеносно подхвачена Крячко, который сгреб ее одной рукой и, прикрывая своим крепким телом, спрятал за дверью. Виктория Павловна вскрикнула от неожиданности и, кажется, почти потеряла сознание.
Внезапного исчезновения заложницы человек в подсобке уже не выдержал. Вряд ли он успел сориентироваться в ситуации – скорее всего, он решил, что женщина решила сама от него спрятаться. Уже не скрываясь, он прыгнул через порог и, наставив на Гурова короткоствольный автомат, завизжал, брызгая слюной:
– На пол, сучок! Быстро на пол! Мозги вышибу!
Человек с автоматом был черноволос, смугловат и говорил с едва заметным акцентом, который в принципе можно было принять за индивидуальную особенность речи. Гуров уже не сомневался, что теперь они снова играют все в ту же игру. Только теперь правила ее немного изменились.
Он упал на пол и трижды выстрелил сквозь прилавок туда, где должны были находиться ноги бандита. Сквозь грохот выстрелов он услышал крик боли и тут же опять вскочил на ноги.
Оказалось, что больно бандиту сделал не он, а Крячко, – поза Стаса недвусмысленно указывала на то, что он только что врезал сопернику рукояткой пистолета по затылку. А тот, закатив глаза и роняя из обессилевшей руки автомат, уже падал на затоптанный грязными подошвами пол.
Крячко при этом разрывался на два фронта, потому что на руках у него была бесчувственная Виктория Павловна, которую приходилось искусственно поддерживать в вертикальном положении, иначе бы она немедленно присоединилась к поверженному налетчику, чего Стасу, видимо, очень не хотелось.
Гуров бросился вперед, чтобы надеть на бандита наручники, и в этот момент из подсобки начали беспорядочно стрелять. Оружие было с глушителем, и Гуров скорее его почувствовал, чем услышал. И еще он увидел мечущуюся в соседней комнате тень. Второй налетчик пытался, кажется, открыть дверь во двор, которую сам перед этим и запер, но от волнения у него ничего не получалось.
Отпрянув к стене, Гуров тоже несколько раз выстрелил в ответ. Он стрелял не на поражение, а просто чтобы отвлечь на себя внимание противника. Крячко снова понял его без единого слова. Он все-таки оставил Викторию Павловну на произвол судьбы и, по-ковбойски перекатившись через порог в подсобку, внес свою лепту в общую перестрелку. У бандита как раз кончилась обойма, и Крячко практически беспрепятственно влепил ему пулю в правое колено.
