Гуров услышал душераздирающий крик, а потом грохот падающего тела – вернее, двух падающих тел – и удовлетворенный голос Крячко, приговаривающий:
– Спокойно, мужик! Спокойно! Меньше движений! А то ведь я и покалечить могу ненароком... У нас с этим запросто!
Поняв, что Стасу помощь уже не требуется, Гуров перепрыгнул через прилавок и надел на первого бандита наручники. Виктория Павловна лежала в глубоком обмороке. Гуров слегка пошлепал ее по щекам, но, не добившись результата, распрямился и вошел в подсобку.
Пол в соседней комнате был перемазан кровью и мукой из простреленных пакетов. Крячко, тоже весь в муке и в крови, сидел на полу и слегка дрожащими руками прикуривал сигарету. Он посмотрел на Гурова веселыми глазами и сказал:
– На ловца и зверь бежит! А здорово лопухнулись ребята! Заигрались. Главное, обоих живыми взяли!
– Ты сам-то живой? – спросил Гуров. – Почему в крови?
– Это вот его кровь, – отмахнулся Крячко. – Повозились с ним маленько. Здоровый лось! Хоть я ему и ногу чуть не отстрелил, а он все дергался, силу свою показывал... Ничего, теперь вон лежит как миленький...
«Здоровый лось» действительно лежал, не двигаясь, уткнувшись щекой в пол, и только посверкивал на Гурова злым глазом. Запястья были скованы у него за спиной наручниками.
– Второй-то дышит? – добродушно поинтересовался Крячко. – А то я его от души по черепу приложил.
– Ты у нас просто победитель великанов сегодня, – рассеянно сказал Гуров. – Вот только хозяйка у нас без чувств. Как бы чего не вышло. Нужно «Скорую» вызвать.
– Без «Скорой» справимся! – сказал Крячко, резво вскакивая. – Я женщин в чувство умею приводить.
Он убежал в соседнюю комнату.
– Входную дверь запри! – крикнул ему вслед Гуров.
Все произошло так неожиданно, что столь необходимую вещь не смогли сделать сразу ни бандиты, ни они сами. На их счастье, никто из покупателей в эти минуты не заглянул в булочную.
– Итак, магазин все-таки закрыт по техническим причинам, – пробормотал под нос Гуров и остановился над раненым.
Тот слабо пошевелился и посмотрел на Гурова с ненавистью. Если бы не нога и не наручники, он бы наверняка разорвал Гурова на мелкие кусочки.
– Как там Аслан поживает? – спросил Гуров. – Не очень? Ну, дальше еще хуже будет.
– Какой еще Аслан? – неразборчиво пробормотал бандит. – Не знаю такого.
– А Перфилова? – спросил Гуров. – Тоже не знаешь... А сюда ты за хлебом зашел? Зашел за хлебом, а получил пулю. Бывает же такое! Расскажешь – не поверят.
– Кассу взять хотели, – угрюмо буркнул бандит.
– Серьезно? – удивился Гуров. – Это как же расценивать – как добровольное и чистосердечное? Ну ты меня просто радуешь! Такой сознательный бандит попался! Только сомнения меня берут. Такие крутые ребята, а берут кассу в паршивой булочной, да еще с утра. Не верится что-то. Или вы такие тупые от рождения, или ты мне мозги пудришь. Мне почему-то последнее более вероятным представляется. Зачем на самом деле приходили-то?
– Кассу брать, – тупо повторил бандит.
– У тебя вроде нога пострадала, а такое впечатление, что голова, – заметил Гуров. – Кстати, о голове... Ты вот о чем подумай – мы сейчас здесь одни, никому ни о чем пока не сообщали. Все в наших руках, понимаешь?
– Нет, – сказал бандит, невольно заинтересовываясь. Ему показалось, что Гуров хочет предложить сделку.
– Как тебе понравится, если мы доложим начальству, что при перестрелке один налетчик погиб? – спросил Гуров. – Ты напал на сотрудников милиции. Мы вполне могли пристрелить тебя на месте. Пуля, она ведь дура. Летела в ногу, а попала в голову.
– Замочить меня хотите? – спросил бандит. – Не имеете права.
– Пока имеем, – сказал Гуров. – Молчащий ты нам вообще без надобности. Чем меньше вашего брата топчет землю, тем она чище. У нас еще один такой есть. Вот мы его и оставим на развод. Не захочет последовать твоему героическому примеру – заговорит!
Раненый напряженно засопел и, задирая голову так, что на шее разом вздулись все жилы, с беспокойством следил за Гуровым. Вернее, за его руками, потому что Гуров неторопливо и аккуратно извлек в этот момент из пистолета пустой магазин и с эффектным щелчком вставил новый. Затем он передернул затвор и многозначительно посмотрел бандиту в глаза.
– Может, последнее желание имеется? – спросил он. – Не стесняйся. В пределах разумного... Я вот знаю, что ты фотографией интересуешься. Могу показать тебе напоследок, за чем вы охотились. Уйдешь на тот свет с чувством выполненного долга...
– Ладно, мент, твоя взяла! – с подобострастием сказал вдруг раненый. – За фотоаппаратом мы приходили. Аслан посылал. Я все расскажу. Только так сделайте, чтобы он меня не достал. Защита свидетеля должна быть, правильно?
– Быстро ты правильным стал, – усмехнулся Гуров. – Исправляешься на глазах. Придется пойти тебе навстречу. Только все ты расскажешь в прокуратуре. Или в ФСБ. Это где уж тебя пожелают допросить. А мне ты сейчас только три вещи скажи. Во-первых, кто убил в Сокольниках женщину утром семнадцатого сентября? Во-вторых, где сейчас Перфилов? И в-третьих, где подвал, около которого Аслана сняли? Отвечай быстро и четко, чтобы я не нервничал с оружием в руках...
– Бабу-то? – неохотно переспросил бандит. – Бабу Вачик замочил. Он с Асланом сейчас. У него коронка – он ладонью убивает. С одного удара. При каждом удобном случае тренируется. Мясник настоящий!
– Ты от эмоций пока воздержись, – посоветовал Гуров. – Все равно в искренность твоих чувств не очень верится. Где Перфилов?
– Этот лох, что ли? – презрительно сказал раненый. – Аслан его за городом прячет. Полсотни километров к северу от Москвы. По Дмитровскому шоссе. Там развилка. Ее вы сразу узнаете – там баба в красном платье нарисована и чего-то такое про шампунь написано... Типа «вы этого достойны». Дорога через лес идет, а за лесом – недостроенный цех какой-то. Корпуса бетонные, трубы... Его там в подвале заперли. Аслан себе в голову вбил, что этот лох – сотрудник ФСБ. Кретин! От этого Перфилова за версту лохом разит! Щелкнул Аслана на свою голову, фотограф...
– Он жив еще? – резко спросил Гуров.
– Ну вообще-то был жив, – не слишком уверенно проговорил бандит. – Когда нас сюда послали. А жив ли сейчас – не побожусь. Его как раз Вачик сторожит. Если бы мы, допустим, аппарат сейчас взяли и отзвонились, то ему бы точно конец. Аслану и так уже говорили, что кончать его надо, а он уперся – вбил в голову, что пленку эту ему в руки должны доставить. На хрена вот она ему? Подумаешь, засняли его! Да его портрет по всему городу развешан – кого это волнует? И этот Перфилов говорит, что пьяный был, когда снимал. Наши никто ему не верит, а я поверил. У него же на роже написано, что он натуральный алкаш! Да и Аслана снимать только пьяный дурак решится. Он и фотоаппарат-то наверняка от страха потерял...
– Да не потерял он фотоаппарат, – сказал Гуров. – Я же тебя о чем еще спрашиваю – где подвал, у которого Аслана засняли? Он должен где-то рядом быть, верно?
Бандит попытался перевернуться на бок, но застонал от боли и уронил голову на пол.
– Я тут улицы плохо помню, – глухо сказал он. – В смысле названия. На глаз могу показать...
– Значит, сейчас покажешь, – заключил Гуров и окликнул Крячко.
Тот вошел довольный и бодрый.
– Оба очухались, – гордо сообщил он. – Виктория Павловна стонет, но уже порозовела, а этот архаровец ругается на двух языках и обещает вырезать нас с тобой до седьмого колена. Горячий человек.
– Ну а этот уже немного остыл, – сообщил Гуров. – Сейчас, значит, вызывай подмогу и вези обоих куда прикажут. Только по пути не забудьте глянуть на наш любимый подвал. Вот этот гражданин утверждает, что зрительно помнит его месторасположение.
