и служил в ней до февраля 1942 года. Надо было заполнить анкету и иметь поручительство двух полицейских — в данном случае — Фрейманиса и Озолса. Явка всех полицейских 30 ноября 1941 года в 6.00 (вместе с капитаном Риксом — командиром, все 40 полицейских на трамвае до вокзала), а затем пешком до улицы Самарина, где в казармах собирались полицейские, оттуда пошли в гетто, где творилось нечто страшное — всюду разбросаны вещи, трупы, раздавалась беспорядочная стрельба; во время построения была сплошная стрельба — расстреливали всех тех, кто прятался, не хотел становиться в колонну. Помимо полицейских здесь были высшие чины, солдаты войск СС и сотрудники СД.
Среди построенных в колонну были все — женщины, мужчины, старики, дети, калеки и больные. Сзади колонны шли машины, в которые сажали тех, что шли по дороге и отставали. Стрелять не стреляли в городе, потому что смотрели все окружающие. После выхода за город, начиная от фабрики „Красный квадрат“ начали стрелять и кидать трупы в кюветы. Конвоируемое нами еврейское население несло различные вещи, везли на детских колясках детей. Им было сказано, что ведут в Саласпилс…»
Шеф гестапо Рудольф Ланге, Шталеккер и Еккельн мобилизовали всю латышскую полицию для обеспечения акции. С раннего утра в гетто началась процедура селекции. Было отобрано несколько тысяч человек трудоспособного возраста, в основном мужчин. Их загнали в особо отгороженный колючкой район, который получил название «малого гетто». Остальных начали собирать в колонны. Занимались этим латышские полицейские под контролем людей из СД и гестапо. Крики, брань и стрельба разорвали предутреннюю темноту нищенского куска Московского форштадта.
Команда Арайса трудилась не покладая рук. Капитан Цукурс расхаживал по гетто с маузером на прикладе в руках. Кто-то замешкался, споткнулся, выронил из рук чемодан или тюк с вещами — пуля! Завыл ребенок, выдернутый из рук матери, — пуля! Старуха не может встать из вороха тряпья в жалкой кровати — пуля! В колонны, в колонны — марш, марш! На головы, спины людей сыпались удары резиновыми палками — скорей, скорей! Куда? Сначала в Саласпилс, а оттуда в Люблин! Почему в Люблин? На работы! Будете на польских полях отрабатывать за все свои подлости! А, так ты очень любопытный — пуля!
Из молодых и трудоспособных еврейских мужчин была сформирована специальная команда, в обязанности которой входили сбор и захоронение трупов людей, убитых в гетто. Очень много было убитых детей. Стоял мороз, малышей хорошо укутали, не зная еще, что это — их последняя дорога. На детских пальтишках темной расцветки не особенно были заметны пулевые пробоины, и с их разогретых морозом щек еще не успела отхлынуть кровь, только снежинки уже не таяли на их открытых глазах…
Евреи, расстрелянные арайсовцами по дороге в Румбулу, были зарыты в общих могилах на старом еврейском кладбище. На месте этого кладбища, которое никак, конечно, не обозначено, сейчас находится уютный скверик. Это у самых зданий бывшего Института инженеров гражданской авиации, когда-то известного на весь мир вуза. Длинными весенними вечерами, плавно переходящими в незаметную теплую ночь, полную ароматов свежей листвы и пения птичьей мелочи, здесь любят уединяться влюбленные парочки. Они, конечно, и не подозревают, что совсем неглубоко под их ногами лежат сотни расстрелянных еврейских стариков и ребятишек.
Однако латышам был отдан строжайший приказ — за пределами гетто не стрелять! То есть пока колонны идут, в городской черте и их могут видеть местные обыватели. Не надо тревожить людей. Стрелять по отстающим начали за фабрикой «Красный квадрат», где сделалось безлюдно. Иногда охрана для смеха била кого-нибудь из евреев палками по ногам, а когда он падал, стреляли в затылок.
Промозглый и стылый день конца ноября 1941 года стал последним для тысяч и тысяч евреев. Огромные колонны людей, обреченных на смерть, брели к Румбульскому лесу. Путь их лежал по Московской улице, в сторону резиновой фабрики «Квадрат» и дальше. В морозной тишине стук и шарканье тысяч подошв заглушались пьяным хохотом, бранью охраны, стуком ударов, злым треском пистолетных выстрелов и короткими раскатами автоматных очередей. Огромный безмолвный город решил не замечать этого страшного действия на своей окраине. Рига как бы притихла и съежилась.
«…Сосед, вроде евреев стреляют, говорят, почти всех увели…»
«Ох, не наше это дело, сосед, не наше. Пусть с ними немцы да наши большие господа разбираются, а нам об этом лучше помалкивать — не приведи Господь, услышит кто…»
«Господа, господа, а вы что, забыли, что они тут при русских вытворяли, вы, что, газет не читаете, а? Да от них же все зло и смута по всему свету! Ну как не стыдно, а!»…
«Допрос в действующей армии 22.01.1945
Станкевича Петра Ивановича.
…Подойдя к Румбульскому лесу, остановили колонну, уже была слышна беспрерывная стрельба. Брали по 50 человек и гнали в лес. Во время расстрела полицейский сказал ожидавшим очереди на расстрел — бросать в сторону деньги и ценности. Вся охрана начала собирать себе эти ценности и деньги. Некоторые набирали очень помногу. Я лично поднял одну пачку денег (в пачке оказалось 50–60 рублей). В ямы загоняли и расстреливали всех, в т. ч. и детей…».
Газета «Талсу Вестис» 14 июня 1990 года опубликовала стенограмму собрания представителей районной организации Компартии Латвии. Андрей Страутманис преподнес неожиданное сообщение: ему кажется, что пожертвованные для НФЛ драгоценности принадлежат евреям, расстрелянным в Румбульском лесу. «Тогда чьим же именем создан Народный Фронт?» — сказал оратор. Редакция «Талсу Вестис» никакого примечания этим обвинениям не дала (газета «Лауку Авизе», 29 июня 1990 года.).
Есть такие люди, которые составляют фон любого происшествия. Машина сбила старушку на пешеходном переходе — и тут же они, сбившись плотной кучкой, жадно наблюдают за работой врачей «скорой помощи». В октябре 1993 года танки гвардейской Таманской дивизии стреляли прямой наводкой по зданию российского парламента, а они щелкали «мыльницами» — на память. Израильская армия затеяла свою операцию «Литой свинец» — по усмирению арабского сектора Газа с помощью гаубиц, авианалетов и атак спецназа, и они приезжали на близлежащий приграничный холм полюбоваться столбами дыма и черно-багровыми разрывами бомб среди рушащихся зданий — как в кино! Имя этим людям — зеваки. Относиться к ним нужно… Кто его знает, как к ним нужно относиться, но вот иногда эти люди, влекомые неуемным бесом своего любопытства, оставляют весьма важные и интересные свидетельства.
«Показания Барановского Альберта Индриковича, билетного кассира на ст. Румбула с 1936 года.
В конце октября или начале ноября 1941 года, будучи на станции Шкиротава Латвийской железной дороги, видел прибытие эшелона из 30 двухосных вагонов, доставившего из Чехословакии еврейское население. Находясь на станции Шкиротава, я видел, как из вагонов выгрузили прибывших людей и вещи, причем из вещей разрешалось брать одно место. Все остальные вещи должны быть оставлены у поезда. Прибывших разделили на две части. Одна часть по направлению к Юмправмуйжа, другая — по направлению к Московской улице. Всего с этим эшелоном прибыло больше 1000 человек мужчин, женщин и детей. При выгрузке и отправке немецкая охрана очень зверски обращалась с прибывшим населением. За малейшее лишнее или неосторожное движение охрана их избивала.
Одного профессора без всякой причины один из солдат застрелил на моих глазах. Что застреленный был профессор, я знаю оттого, что солдат услышал оклик одного из прибывших „герр профессор“. Этот оклик относился к застреленному. После отправки людей все оставшиеся вещи немецкие солдаты под руководством офицера погрузили на автомашины и отправили в сторону Риги. Через недели три после прибытия указанного эшелона под усиленной охраной пригнали группу советских военнопленных, которых заставили рыть ямы больших размеров. На рытье ям было пригнано более ста человек, которые продолжали работать около недели. Когда 27 или 28 ноября 1941 года было закончено рытье ям и место никем не охранялось, я, как рядом живущий, пошел полюбопытствовать и обнаружил, что там выкопано 7 или 9 ям большого размера, глубиной около 4 метров. 30.11.41. утром на рассвете я услышал автоматную и пулеметную стрельбу по направлению к указанным выше ямам.
Выйдя на железную дорогу, я увидел, что лесок оцеплен немецкими войсками и заполнен людьми, причем и вся прилегающая песчаная площадка около 3 га и луга около 1 га заполнены людьми — мужчинами, женщинами и детьми. Идя по направлению к станции Шкиротава, я встретил своих знакомых, в т. ч. гражданина Ламберта, к которому я обратился с вопросом: „Что там стреляют?“, на что он ответил, что
