колокольчики зазвенели, выманивая из домов служанок с ящиками золы; служанки спешили обменяться свежими сплетнями, позевывая после ночи, которая опять оказалась такой короткой.
Пан Боуше, придя домой, улегся рядом со своей супругой, которая уже собиралась вставать и ворчала, что хоть раз в жизни он мог бы прийти пораньше; но он не обратил никакого внимания на эти слова, выслушивая их вот уже двадцать пять лет подряд. Он уснул глубоко и безмятежно, ибо после ночного дежурства ему полагался выходной.
А так как у него был выходной - да, вот что значит случай! - он не узнал о крупном происшествии, случившемся в Праге утром того же дня. Пан главный советник топорщил свои навощенные усы и хмурился, не зная, как подступиться к этой истории. Полицеское управление и впрямь обломало на нем зубы, но и пан Боуше даже по самой случайной случайности никак не мог его расщелкать, потому что не имел о том понятия. Да, случай иногда может и свинью подложить.
История была такой загадочной, словно ее взяли из киноленты. Туман на улицах, размазанный свет газовых фонарей и это авто, мчащееся по спящему городу, - ну, чистый Лондон, только Скотленд-Ярда тут не было. А еще не было ни малейших следов. Пан главный полицейский советник выгнал на улицы Праги всю свою команду, но и это не помогло. Никаких полезных сведений его детективы не доставили.
Итак, в тот день, ранним утром, когда ночь переходит в рассвет и осенние туманы лежат в пражских парках, подымаясь из влтавской долины (а также из долины Ботича и даже из Рокитки), в такую вот унылую пору по Праге катил автомобиль. За рулем сидел молодой человек.
Автомобиль остановился на улице Леже, где была шикарная лечебница Борувки; это заведение, следившее за своей репутацией, оказывало деликатные врачебные услуги и пользовалось популярностью у людей состоятельных: здесь можно было болеть долго и дорого, под бдительнейшей опекой персонала и врачей; здесь находили прибежище люди очень больные, но и даже слишком здоровые, которые по некоторым щекотливым соображениям в этом прибежище нуждались. Часто в лечебницу прибывали дамы, буквально пышундие здоровьем, чтобы через неделю покинуть ее слегка побледневшими...
Скрипнув тормозами, авто остановилось прямо против входа. Швейцар видел это из своей стеклянной конторки, он не спал - как можно спать на службе в таком шикарном заведении! Кроме того, ночами всегда случались визиты, которые щедро оплачивались. Швейцар пулей вылетел на улицу. Молодой господин уже пытался взять в свои объятия женщину, лежавшую на заднем сиденье, но у него это никак не получалось, и услужливый швейцар вежливо отодвинул его.
- С вашего позволения, я сам... В этом деле главное - правильная ухватка! - добродушно произнес он, приподнял элегантную даму и понес в помещение. Молодой человек побрел за ним.
Швейцар принес женщину в приемный покой, уложил на диван, обтянутый темной клеенкой.
- Глубокий обморок, верно? Значит, это сердечко, - со знанием дела сообщил он молодому господину, топтавшемуся у дверей. Затем швейцар выскочил в коридор: - Секундочку терпения, пан доктор на втором этаже, я мигом!
Он и в самом деле тут же вернулся, однако молодого человека уже не было ни в приемной, ни в коридоре, слышно было только, как от дома отъезжает автомобиль. Швейцар выбежал, но в тумане увидел лишь, как машина сворачивает на Миковцову улицу, и вскоре все опять стало тихо и пусто.
Перепуганный швейцар вернулся в приемный покой. Врач склонился над незнакомкой, поискал пульс, потом удивленно поднял голову:
- Послушайте, эта женщина мертва!
Швейцар зажмурился: только этого не хватало! Выходит, тот человек привез сюда покойницу, а я, дурак... Скандал, скандал в нашей лечебнице, шеф мне этого не простит, и надо же такому случиться как раз в мое дежурство... Трясущейся рукой он набрал номер полиции.
Полиция сумела лишь констатировать, что личность покойницы ей неизвестна. Возраст около двадцати лет, рост средний, каштановые волосы, ухоженные ногти, дорогое белье и платье, особые приметы отсутствуют.
- Как выглядел автомобиль? Светлый или темный?
- Господи Иисусе, ей-богу, не знаю. Вроде темный.
- Лимузин?
- Не знаю. С полотняной крышей.
- Какой марки? 'Испано-Сюиза'? 'Рено'? 'Вальтер'?
- Да не разбираюсь я в них! - причитал несчастный швейцар.
- Тогда опишите того человека! - велел полицейский инспектор.
Тут швейцар почувствовал себя увереннее, память на лица у него была, не то что на автомобили. Мужчину он описал очень подробно, особо подчеркнув, что у него были тонкие усики.
- Авось хоть это поможет его поймать, - простодушно добавил он.
Если только он их уже не сбрил, - вздохнул инспектор, расследовавший дело. Он живо представлял себе, как разбушуется пан главный советник, - точно так же, как швейцар представлял себе неистовство своего шефа, когда ровно в девять тот войдет в дверь клиники. Все шишки валятся на подчиненных.
Бросалось в глаза единственное обстоятельство, хотя и незначительное: покойница оказалась в одной туфле. Поскольку на улице перед лечебницей второй туфли не нашли, можно было предположить, что даму привезли без нее.
-Очень слабый след, - сказал детектив, вручая рапорт, и пан главный полицейский советник коротко кивнул, И сразу же - ко всеобщему удивлению - велел приступить к поискам этой туфли.
Это было внесено в рапорт, а также в специальный журнал в 'детективной' (т.е. комнате, где проводили время детективы, вернувшись с обхода). Теперь уже эту непарную туфлю обязаны были искать все без исключения.
'Старик впадает в детство, - подумал детектив, ведший расследование. - Хотел бы я знать, какая нам радость, если она найдется. Да я отдал бы обе туфли, лишь бы узнать имя этой девицы'.
В тот же день судебный врач сообщил причину смерти: прием чрезмерной дозы кокаина.
Пан главный советник присвистнул: значит, девица относится к так называемому светскому обществу, а это уже значительно сужает круг подозреваемых. На кокаинистов в управлении была заведена особая картотека. Но по несчастливой случайности- опять этот проклятый случай! - все известные фигуры, как нарочно, были вне подозрений. Наоборот, можно было предполагать, что эта девица из новеньких, да и ее компания тоже, раз они позволили ей перебрать. В тот день в 'четверке' побывали все, кто числился в списках, - это было форменное паломничество, И никаких следов, никаких намеков.
Пан советник изо всех сил крутил свой ус, детективы изо всех сил искали туфлю по всей Праге, пан Боуше отсыпался, а молочник Повондра косил за Ходовом клевер для своих кроликов.
На другой день пан Боуше не сразу пошел в управление, решив предварительно прочесать Вацлавак[ 1 ] и большие магазины; в одном из них он застал карманника Яндейсека и тут же забрал его. Карманник Яндейсек заупрямился было и стал нагло утверждать, что ведь и порядочный человек тоже может зайти в магазин за покупкой. Но пан Боуше, то и дело сморкаясь, опроверг это утверждение, заявив, что после двенадцати судимостей человека трудно считать порядочным. По дороге Яндейсек скис и стал просить отпустить его, и тогда пан Боуше сделал вид, что по причине своего насморка и мягкосердечия мог бы, пожалуй, и смилостивиться, но за это Яндейсеку придется выложить все, что ему известно о новеньких, прибывших в Прагу. На том и сошлись. Яндейсек назвал некоего Бразду из Будейовиц, который приехал попытать счастья в Праге под руководством старого Мацлика, а это означает, что они будут работать в толпе на пару. В Праге сейчас никаких таких событий не предвидится, значит, они, скорее всего, обоснуются в Эдене.
Яндейсек сиганул на волю, радуясь своему везению, а пан Боуше отправился в дирекцию, чтобы написать донесение об этом Бразде и уведомить полицейский участок во Вршовицах, в ведении которого находится увеселительный парк Эден. Само собой, прочел он и прочие донесения, но ничего любопытного в них не обнаружил. Когда он уже уходил, дежурный внизу сказал ему:
- А вы что, пан Боуше, разве вы эту туфлю не разыскиваете? Старик уже выгнал всю команду на охоту.
Какая такая туфля? Моя публика на туфли не клюет, - улыбнулся пан Боуше, но тут же страшно чихнул,
