платками и стараясь успокоить своих многочисленных детишек. Чуть поодаль, тесно прижавшись друг к другу, чтобы как–то согреться, сидели на корточках в красноватых просторных рубашках носильщики. Не спеша переговариваясь, они потягивали биди (дешевые самокрутки–сигареты).
Из грязноватой мглы к платформе наконец подполз, громыхая на стыках, длинный состав из красно–коричневых вагонов с решетчатыми окнами. Толпа пришла в сильное возбуждение. Вагоны третьего класса брали, что называется, приступом: через окна и двери пассажиры захватывали места в еще не остановившемся поезде. В вагон первого класса никто, кроме нас, попасть не стремился. Он находился посередине поезда. Это новый вагон индийского производства, в котором есть даже коридор. Вот только невозможно выяснить, у кого какие места. Традиционный лист бумаги с напечатанными на нем фамилиями пассажиров на этот раз не вывешен, поэтому мы решили выбрать купе, в котором светила хотя бы одна лампочка.
Мы надеялись, что в купе других пассажиров, кроме нас, не будет, хотя надпись на стене гласила: «ТО SIТ SIХ, ТО SLЕЕР FOUR», а это значит, что днем здесь могут ехать шесть человек, а ночью четыре. Пока мы устраивали наши постели на мягких нижних полках, снаружи раздался пронзительный гудок, паровоз сделал мощный выдох и с такой силой сорвался с места, что я чудом не свалился на пол. И сразу же изо всех щелей стал дуть холодный и сырой воздух. Мы закрыли оба окна и опустили еще деревянные ставни и металлическую сетку от комаров. По мере того как поезд набирал скорость, в щели дуло все сильнее.
На узкой колее неровной дороги вагон бросало из стороны в сторону, а в купе стали виться густые клубы песчаной пыли. От пыли и холода я зарылся с головой под простыню. Однако сон пришел лишь под утро.
Я проснулся от духоты. За окнами — бескрайние пески, и температура в вагоне поднялась, наверное, градусов на двадцать. Но вот поезд замедлил свой бег и осторожно стал въезжать в небольшую котловину. За мостом перед нами открылась во всей своей красоте панорама Джодхпура: могучая крепость, возвышающаяся над городом на одинокой скале высотой почти 200 метров. Крепость стоит здесь уже более пяти веков — заложил ее в 1459 г. раджпутский князь ввиду того, что бывшая княжеская резиденция перестала отвечать требованиям столичного города.
На привокзальной площади перед нами встал вопрос, каким видом транспорта лучше воспользоваться. Если нанять дешевую тонгу, то при той скорости, с какой тащится бедная лошаденка, мы не успеем увидеть и половины того, что запланировали. Что касается такси, то это слишком дорогое для нас удовольствие. А так как моторикш в Джодхпуре нет, то пришлось нанять трехколесную мотоциклетную повозку с надписью «Темпо».
Мы выбрали ту, внешний вид которой еще мог вызывать доверие, и договорились о цене. Молодой водитель согласился за двадцать рупий возить нас целый день по Джодхпуру и его окрестностям. В отличие от моторикш столицы, у нашей машины имелся даже примитивный стартер. Водитель нажал на какой–то гвоздик и резким движением ноги завел мотоцикл — раздалось оглушительное тарахтенье и трехколесная повозка скачками стала двигаться вперед.
После двадцати минут грохота и тряски моторикша остановился на холме перед башней, служившей входом в большой сад, и объявил:
— Умед бхаван (Дворец Умеда).
За забором стоит построенный где–то в 30–х годах нашего столетия дворец с высоким куполом над центральным залом. Дворец носит имя махараджи Умеда Сингха, бывшего восторженным поклонником авиации. В конце 30–х годов благодаря ему в Джодхпуре был построен один из первых современных аэродромов в Индии. Когда в 1947 г. он умер, аэродром перешел в руки индийской военной авиации, и здесь был организован учебный центр по подготовке пилотов. Кстати, именно поэтому в Джодхпур не могли летать самолеты гражданской авиации.
Мы собрались было сфотографировать великолепное здание с помпезным входом для высших сановников, но караульный, стоявший с флагом махараджи на длиннющем копье, стал что–то кричать нам. Выяснилось, что часть дворцового здания до настоящего времени служи зенаной, или помещением гарема, и поэтому вход туда запрещен; назойливым посетителям не следует беспокоить здешних обитательниц.
С террасы сада открывалась захватывающая дух панорама, в центре которой, на скалистом утесе, гордо возвышалась неприступная крепость Маюрдхвадж дург. Ее великолепные дворцы сочетали строгость и неприступность крепостных сооружений с элегантностью роскошной царской резиденции.
Мы поспешили туда, и вскоре нас поглотила прохладная глотка Башни победы, первой из семи, стороживших подступы к крепости. За темным сводом башни начиналась крутая извилистая крепостная дорога. Кругом, куда ни кинешь взгляд, возвышались над нами дворцовые сооружения, беседки и летние дворцы. Каменные балкончики с полукруглыми, похожими на бенгальские, крышами как будто заглядывали в расположенные террасами дворики крепости, их изящные решетчатые окна давали возможность правителям наблюдать за каждым движением званых и незваных гостей.
За последней, Железной башней нас ошеломила красота древних дворцов, гнездящихся на вершине скалы словно стая орлов. Нижний, Пхул махал ( Дворец цветов), был облицован скромным розовым раджастханским песчаником, однако верхний, Моти махал (Жемчужный дворец), щеголял ослепительно белым мрамором. Больше всего меня поразил расположенный на самом верху великолепный Тахт вилас (Тронный зал). Вероятно, он превосходит даже знаменитые приемные покои могольских императоров. Во дворцах Великих Моголов в настоящее время слышится речь американских, японских и европейских туристов, а тут мы были одни — два европейца среди многочисленной толпы раджпутских любителей загородных прогулок.
Хранитель, солдат–ветеран с густой белой бородой и пышными усами, взял с нас плату за вход, оторвал коричневый билетик, на котором шрифтом деванагари написано, за что именно с нас получено десять новых пайс. Мы сдали на хранение ботинки и получили еще один листочек. Большинству посетителей это делать не приходится, так как они ходят босиком.
Зато с каким увлечением следили индийцы за рассказом экскурсовода о славной истории Раджпутаны. С большим удовольствием они снова и снова внимали рассказу о радже Джодхе, который не только дал имя их городу, но и положил начало правящим династиям соседнего Биканера, Ратлама и других мест; о радже Удай Сингхе, первым заслужившем от Великого Могола Акбара титул махараджи, или же о его сыне Сур Сингхе, завоевавшем Гуджарат и Декан. С почтением они осматривали трон, на котором сидел Джасвант Сингх, главнокомандующий императорской армией Великого Могола Шах–Джахана.
В княжеской сокровищнице наше внимание привлекали надбровные дуги из бриллиантов, которые правители закрепляли при помощи золотых проволочек, как очки, за уши. Посетители оценили взглядом выкованную из серебра конскую сбрую и золототканые слоновьи накидки, а также «тигриные когти» — внушающее страх оружие раджпутских воинов, похожее на звериную лапу с четырьмя когтями.
Пришла и наша очередь удивляться, когда мы остановились у колодца и узнали, что глубина его почти двести метров. Вплоть до последнего времени крепость страдала от нехватки воды. Единственный источник, мандорский водоем, находился, по крайней мере, в двух часах пути отсюда. Сегодня вода в крепости течет из краников городского водопровода.
— Наладить беспрерывное водоснабжение оказалось делом нелегким, — сказал экскурсовод, длинным окованным шестом измеряя глубину колодца. — Раньше здесь было лишь три небольших озера: рядом с западной башней, ведущей в крепость, Озеро княгини, соединенное каналом со скалистым Лотосовым, и в центр старого города находилось Розовое озеро с каменном набережной и мостиками. Городской водопровод снабжался водой из озера Умеда, соединенного с новым Тронным озером, расположенным в горах за городом. Однако даже этого запаса воды оказалось недостаточно, и после получения Индией независимости в город провели воду из источников, расположенных высоко горах Аравали.
Соседний бастион огласился воинственными криками мальчишек, играющих в войну. Сторож побежал туда и отогнал «бойцов» от каких–то саней, на которых ржавела громада железных трубок. Как здесь, в пустыне, оказались сани? Мы обошли со всех сторон это загадочное сооружение. Вблизи нам стало ясно, что это не простые железные трубки, а орудийные стволы, сложенные в два раза по одиннадцать штук.
— Это верблюжья батарея, — объяснил нам экскурсовод. — Деревянную раму клали верблюду на
