– Да уж, что глаз, то глаз… Ошибка всего сорок микрометров! Противоестественно!
– И затратил на наводку раз в сорок меньше времени, – самодовольным тоном добавил Тимохин.
– Ну, все-таки снижает точность…
– Грех спешить с выводами, милорд, – загадочно ответил Коля. И повел микроскоп к первой контрольной точке.
А Дима углубился в расчеты. Точность считывания не превышала восьми знаков, но считал он до двенадцатого – сказывался характер.
Через час Николай перебросил к нему на стол карточку с результатами замеров и небрежно, как бы между прочим, сообщил:
– Кстати, прибор дает против глазомера систематическую ошибку в среднем на тридцать семь микрон…
– Микрометров, – привычно поправил Ким.
– Видно, ось матрицы сбита, – продолжил Николай.
– Или глаз у тебя сбит. То есть косой. В смысле, дает систематическую ошибку, – так же незаинтересованно отозвался Ким.
– А на спор! Позовем деда Виноградова, пусть проверит технику!
– Можно, естественно. Даже нужно. Но все равно с прибором точнее. Естестве… гм… конечно.
– А производительность?
– Это не главное. Времени хватит. Точность – вот что нужно.
– И ты туда же! По-моему, Казарян выпендривается. Конечно, я меряю точнее, чем компьютер, но при таких объемах выборок все погрешности все равно усреднятся, и точность эта на фиг не нужна… Ладно, – Тимохин повернулся вместе со стулом. – Все это лабуда. Кончай считать. Давно поговорить надо.
– Давай поговорим, – согласился Дима Ким и отключил монитор.
– На корабле три штурмана – кэп и мы. Кэп остается. Ему нужен сменщик. И на бот нужен штурман, хотя бы один. Выходит, одному из нас лететь, другому – оставаться. Уяснил?
– Естественно. Давно уяснил. Ты летишь, я остаюсь.
– А что ж так, милорд? Если дозволено будет полюбопытствовать…
– Есте… пожалуйста. Ты халтуришь в расчетах. Поэтому Казарян не любит с тобой работать. А у того, кто останется, вся работа будет с Казаряном.
– И все?
– С другой стороны, у тебя лучше глазомер и реакция. На боте это будет важно.
– Теперь уже все?
– Естественно. Что ж еще?
– Не морочьте мне уши, милорд! А Ирина? Ты что думаешь, все кругом слепые? Ты же до сих пор влюблен в нее как мальчишка!
– Об этом я с тобой говорить не хочу. Ты циничен.
– Это не цинизм – это прямота. Ирина без ума от кэпа. Она останется… Ну что ты вылупился?! Сам не видишь, что ли?…
И замолчал. Дима прикрыл глаза, облизал губы, плотно сжал челюсти. Кадык прыгнул вверх и вниз.
– Ты что, правда не знал?… С ума сойти… – Коля покачал головой, но потом упрямо продолжил: – Так вот знай: без ума! Она останется. Ты без ума от Ирины, ты тоже останешься. Ах, как это романтично, как трогательно! Так вот: это просто глупо. Сопли это, понял? Она все равно тебя не заметит. С кэпом тебе не тягаться. А страдать от неразделенной любви в ваши тридцать два года – это, милорд, идиотизм… Между прочим, она ведь выше тебя ростом, – совсем уж невинным голосом добавил Тимохин.
– Я не верю, что ты и в самом деле так думаешь, – тихо ответил Ким. – Я знаю, ты сам любил Ирину раньше, я мог бы подумать, что ты уговариваешь меня улететь, чтобы самому добиваться, но ведь ты уже… или нет? – Он растерянно уставился на Николая, на его внезапно побелевшие сцепленные пальцы и плотно сжатые губы. – Ты… действительно хочешь остаться?
– Да!
– Теперь мне понятно… Но я все равно не уступлю.
Тимохин встал и прошелся по лаборатории. Криво улыбнулся:
– Ладно, милорд. Не драться же с тобой, коротышкой. Убьешь ненароком, а кто на боте рулить будет? Остается бросить жребий.
– Не милорд. И вообще – нет. Решать жизненные проблемы жребием – извини, противоестественно.
– Та-а-ак. Ну тогда идем к капитану.
– После смены. А пока надо работать.
Он опустил голову и включил монитор.
Зина Жукова закрыла проявочную машину и повернулась к мужу.
– Виталий… а почему ты сказал мне об этом только сейчас?
– А что толку было говорить раньше? До вчерашнего вечера это оставалось просто несбыточной мечтой…
– Скажи, это и в самом деле единственная причина, побуждающая тебя… бежать из экспедиции?
– Ну конечно, – удивленно отозвался Красовский. – Неужели ты, Зина… Ну послушай, я попытаюсь снова… ведь если я не смогу объяснить тебе, как я объясню другим?
– Не надо. Суть я запомнила хорошо: ты любишь свою профессию, но полного удовлетворения она тебе не дает; не хватает ежедневного ощущения конкретной пользы для конкретных людей, так? Ты понял, что такое ощущение могла бы дать медицина – ежедневно избавлять людей от боли и страданий. Но понял поздно, уже в экспедиции. Все верно?
– Да, конечно. Значит, тебе все понятно, правда?
– Нет, мне не все понятно.
– Но как же, все так просто – раньше это было пустой мечтой, а теперь, когда мы через месяц будем на Земле, это вполне реальные и осуществимые планы. Разве можно не воспользоваться таким случаем? Ведь я потом всю жизнь буду казниться…
– И так будешь – слишком ты честный и щепетильный. Не надейся, что обретешь равновесие духа, бросив неоконченную работу. Здесь, сейчас, решение капитана освободит тебя от этого долга. А там, на Земле? Каждую минуту ждать слова «дезертир»?
– Зина, что ты говоришь?! Это ужасно! Я совершенно не думал… Просто хотел быть нужным людям. Ведь я учился уже здесь, в экспедиции, у Валентины практиковался, мне легко было бы сдать экстерном.
– Вита-алик… Так это была учеба… Ты ведь мне ничего не сказал – поставь себя на мое место. Каково видеть, что твой муж все свободное время проводит с другой женщиной? Может, давно надо было объясниться, но у меня же есть гордость, в конце концов… Я и работала по ночам, чтобы реже видеть людей…
– Зиночка, господи… но зачем же ты молчала?! Мы ведь всегда все говорили друг другу прямо!
– А сам ты не понимал? Я надеялась, что ты научился хоть немного думать обо мне. Как это для тебя характерно – страдать от того, что не можешь ежедневно приносить пользу людям, и в то же время причинять страдания близкому человеку – и ничего не замечать… Но ладно. Все. Больше не буду говорить об этом.
– Да, действительно, мы говорили о другом.
– Если ты решил окончательно – что поделаешь, я твоя жена, как ты, так и я. Скажут люди что-то плохое – так о нас двоих, не о тебе одном… Но может ты решил не окончательно? Может, ты хочешь посоветоваться со мной?
– Зин, ну конечно я должен знать твое мнение, и конечно я не стану ничего решать сам, пока мы не придем к общей точке зрения!
– Тогда давай лучше останемся, а? Мы живем среди людей, и только очень плохой человек может плевать на мнение всех. Нас так ранят несправедливые упреки, а что же сделают справедливые?
– Да, ты права… Но с другой стороны, подумай, сколько людей я смогу вылечить, если начну на восемь лет раньше!
