первый день сделал сеточку-экран и генератор. Действовало очень здорово, ему теперь было намного спокойнее.
А потом появилась Лена. В ту ночь она приснилась ему. Не такая, как в жизни, приветливая, но посторонняя, а такая, какой ему хотелось ее видеть.
Он заснул в кресле перед камином, и ему приснилось, что он спит в кресле перед камином. Поздний вечер. Лена подходит к нему, гладит по щеке, говорит: «Алик, вставай, пора спать ложиться!» – и смеется. Он, не открывая глаз, протягивает руку, привлекает ее к себе. Она сопротивляется, потом легко присаживается на подлокотник, склоняется к нему, щекочет длинными ресницами. Он целует ее в ямочку между ключицами. Сердце сжимается от нежности. Никогда в жизни ему не было так хорошо… Лена вскакивает и начинает тормошить его, смеется, кричит: «Вставай, хватит притворяться!»
Олег проснулся и открыл глаза. Камин почти погас, было темно, но он сразу узнал ее. Вскочил и зажег свет. Она зажмурилась, закрыла глаза рукой. Олег пощупал генератор – так и есть, отключен! Закусил губу. Пробормотал:
– Подожди, Лен, я сейчас проснусь.
«Что же делать? Что сказать ей, как объяснить?…»
Ее глаза уже привыкли к свету, она опустила руку и смотрела на него с улыбкой, но тут ее взгляд изменился, она огляделась – улыбка стала растерянной и робкой, а потом совсем пропала.
– Олег… Ведь ты же Олег, да?
– Ну конечно, Олег, а кто же еще? – почти естественно улыбнулся он.
– Подожди, я ничего не помню, ничего не понимаю… Где мы? Это ведь не «Гамма». А почему я в халате? Где все? Что случилось?
– Лена, ты вот что… Ты сядь, ладно? А я все по порядку объясню.
Он усадил ее в кресло, сам устроился на ковре, боком, чтобы не все время глядеть ей в лицо. Она зябко поежилась, подобрала под себя ноги и натянула на них полу халата.
– Холодно? Подожди, сейчас подшурую…
Он подбросил в камин несколько тонких поленьев и раздул огонь.
– Ну, так лучше? А теперь слушай. Понимаешь, ты заболела на четвертой планете. Подхватила там какую-то дрянь вроде летаргии. Эжен ничего не мог сделать, тебя положили в гибернатор, но через два месяца пульс уменьшился, еще что-то там стало ухудшаться, и тогда Янсен решил отправить тебя на Землю. И послал меня.
– А почему тебя?
– Ну… Не знаю, он так решил. И вот мы полетели на «Дельте». Сперва было плохо, а потом я заметил, что пульс у тебя стал устойчивым и вообще показатели улучшились. Может, повлиял анабиоз, может, ускорения, а может, нуль-переходы, кто знает? Но тут подвернулась эта планета. Понимаешь, я вышел, конечно, рискованно близко к звезде, но считаться с вероятностью, что прямо под носом окажется планета… Пытался затормозить, горючее выгорело, вынужденная посадка. От корабля воспоминание осталось… А потом я обнаружил, что эта планета необычная. Поля, что ли, какие-то. В общем, материализуются предметы. Вот подумаешь о чем-нибудь – оно и возникает. Я сделал дом, тебя туда перенес, настроил гибернатор на пробуждение, но ты все спала. Я отремонтировал «Дельту», взлетел – в смысле, мы с тобой взлетели, – но на расстоянии около трех тысяч поле ослабело, все, что я насоздавал, испарилось, пришлось опять сесть. Я снова построил дом, снова начал латать корабль – не знаю, зачем, все равно на нем лететь нельзя. А потом ты пришла в норму, только еще спала – просто спала, а сейчас проснулась. Вот…
– Странно… Я ничего не помню и совсем не чувствую, что болела. Все нормально, только в памяти провал… Но это ерунда, пройдет. Самое главное – верно я поняла? Мы застряли, да? Не можем ни выбраться, ни подать сигнал?…
– Да. И должны будем тут жить неизвестно сколько.
Оба замолчали, оба глядели в огонь. А потом Олег сказал:
– Лена… – у него вдруг сел голос, и он откашлялся. – Я тебя обманул. Я знаю, почему Янсен послал меня. Он знал, что я… что я тебя люблю… Вот и послал, – он повернулся и уставился на нее в напряженном ожидании. А у нее на лице тревожную задумчивость постепенно сменила улыбка.
– Ах, Олег, Олег… это все знали, кроме меня. Ты ведь мне ничего не говорил. Может, теперь скажешь?
– Лена! – он бросился к ней, схватил за руку. – Лена! Я люблю тебя! Тебя одну, никого раньше не любил, тебя первую и буду всегда, сколько живой… Лена…
Она сдвинулась в кресле, протянула свободную руку и погладила его по щеке, как тогда во сне.
Они долго сидели рядом, обнявшись, целовались и говорили самые нужные глупые слова.
– Алик… Я тебя буду звать Алик, ладно?
– А я тебя как?
– А как ты хочешь?
– Не знаю. Еще не придумал. По-моему, Лена – лучше всего.
– По-моему тоже.
Они оба рассмеялись, а потом она отстранилась, нахмурила брови, критически оглядела его и очень серьезно произнесла:
– А ты мне не подходишь. Мальчишка ты еще…
– Сама такая!
– Это мое дело, какая я. Вот возьму и придумаю себе другого, подходящего – с сединой на висках, высокого, стройного и с орлиным взором.
– Кстати, Лен, ты вот что: на тебе эту штуку, – он снял сеточку, отстегнул генератор и передал ей, – нацепи на себя и пореже выключай. А то напридумываешь чего-нибудь. Я вот, когда первый раз сел, еще до этого экранчика не додумался, так я уж тут насоздавал…
Он замолчал, сосредоточился и сотворил второй комплект. Лена от изумления широко раскрыла глаза.
– Слушай, а как ты это делаешь?
– Ну как – в общем, очень просто. Сосредоточься, представь себе почетче и поподробнее, захоти сильно – и возникнет.
– Я попробую, а?
– Давай, только сетку сними.
Лена сидела, сведя брови, напряженно глядя перед собой, а потом вдруг повернулась к нему и растерянно спросила:
– Слушай, а что?
– В каком смысле – что?
– Ну, что создать?
– А что ты хочешь?
– Не знаю… Может быть, пирожное?
– Давай пирожное, – он усмехнулся, вспомнив свои первые пробы – морковку и яблоко: почему-то ее тоже тянет на съестное.
Лена, видно, плохо сосредоточилась – ничего не получалось. Олег, стоя у нее за спиной, представил себе продолговатую трубочку эклера, политую шоколадной глазурью. Теперь получилось.
Лена нерешительно протянула руку:
– Алик, но я ведь хотела миндальное, а тут с заварным…
– Ну… это я тебе помогал.
– Слушай, никогда не лезь в мои личные пирожные! Не буду я его есть! Уничтожь!
– А вот это не выйдет. Обратно не получается. Придется, лапушка, съесть.
– Нет уж, ешь сам!
– Что ж, на какую жертву не пойдешь ради любимой женщины! Лена, а может, ты всерьез хочешь есть? Ты ведь уже сколько месяцев постишься!
Он усадил ее обратно в кресло, а сам быстро уставил стол тарелками и блюдами. Посредине, между двумя высокими бокалами, появилась бутылка шампанского.
