И он давно потерял им счет. Но хотел того он или нет, деваться было не куда. Это давно уже стало его обязанностью, его карой.
Музыка звучала громче и громче, заставляя его следовать за ней. Встав и неторопливо сделав пару шагов, он растаял в чистом воздухе, оставляя за собой на серых бетонных плитах хлопья черного пепла. Став невидимым для человеческих глаз, он при этом, мог наблюдать за всем, что происходило вокруг.
Прохожие, занятые своими мыслями, проблемами и заботами, торопливо пробегали сквозь него, словно через утренний туман или вечернюю дымку. Только иногда, какая-нибудь не по погоде легко одетая девушка или старушка, неловко опирающаяся на деревянную трость, проходили сквозь него, зябко поеживались, словно от холодного сквозняка.
А он словно прирос к памятнику в ожидании, когда водитель черного Фольксваген «Пассат», увлеченный беседой с миловидной пассажиркой, задорно добавит газа. Увы, с управлением он не справится и врежется в фонарный столб.
Поодаль от него, в прохладном воздухе, парила изящная фигурка девушки в неярком золотистом мерцании. Случайный прохожий, взглянувший в ее сторону при ясной погоде, был бы ослеплен и невольно отвел бы глаза, словно от обычного солнечного отблеска, отраженного от многочисленных зеркально- стеклянных офисных окон.
«Тут как тут… - усмехнулся он про себя – словно возможно спасти всех!». Они всегда старались успеть первыми, старались дать любому хоть малейший шанс. Но спасти всех невозможно. Редко можно было встретить того, кто заслуживал чего-то большего, чем вечность. По-крайней мере он не встречал. Впрочем, и вечность порой может стать страшнее любого наказания... Уж он-то знает об этом не понаслышке.
Впрочем, как оказалось, и на этот раз торопились они напрасно. Но таковы были правила – при этом всегда должны были присутствовать с обеих сторон, что бы соблюсти Протокол. И соблюдали. Ни кто не хотел отвечать перед Прокураторами. Потому как ответ мог быть только один, и смерть в этом случае окажется лишь подарком... Хотя что есть смерть для того у кого нет жизни?..
Он, молча, поприветствовал светлую фигурку легким кивком головы. Прекрасное золотисто-белое создание ответило тем же, впрочем, как ему показалось, слегка поджав губки при этом. Это было не удивительно — их неприязнь была обоюдной, подтверждаемая редкими открытыми конфликтами, в ходе которых победа с переменным успехом доставалась одной из сторон. Но он сам никогда в таких стычках не участвовал, не видя в них никакого смысла. Старался сохранять нейтралитет. Просто терпеливо отрабатывал свое. А учитывая узкий характер его обязанностей, в круг которых никак не входили интриги и подсиживания «коллег», он оставался в стороне от всего.
Ярко светило солнце, наконец-то вырвавшееся из плена сизовато-серых облаков, быстро уносимых прочь порывами западного ветра. Солнечные лучи щедро поливали, недавно умывшийся дождем город, отражаясь миллионами бликов от глянцевых крыш и оконных стекол.
До рокового для водителя «Пассата» столкновения оставалось всего несколько мгновений. Наконец послышался истеричный визг тормозов и резкий хлопок разрываемого чудовищной силой металла.
Вздохнув, он приблизился к куче развороченного металлолома. Что и требовалось доказать – услуги той стороны здесь были явно не актуальны, а значит ограничиться передачей с рук на руки не получиться. Придется самому доставлять его к Феликсу.
Попутчице разбившегося водителя сегодня повезло два раза. Во-первых, она не погибла при аварии, даже перелома не получила. Ну а во-вторых, маньяк так и не сумел довезти свою жертву до места казни. Ему помешал столб, чрезмерная самоуверенность и бравада.
Мелодия стала резкой, отрывистой, и еще более нескладной…
Он наклонился к лицу мужчины, судорожно сжимавшего окровавленными пальцами руль. Вглядываясь в пока еще живые глаза, он видел страх и боль. Протянув к его сердцу свою руку, на ладони которой играли языки черного пламени, навсегда прекратил земные страдания этого человека.
Ему нужно было сегодня посетить еще троих – старую женщину, больную раком легких, пятидесятилетнего мужчину, с ишемией сердца и молодую девушку, оказавшуюся в неудачное время, в неудачном месте. Казалось бы - ни чего нового и интересного. Но почему-то в нем поселилось смутное беспокойство, которое усиливалось с каждой минутой. Это заставляло его нервничать.
Однако все шло как обычно. С первой было покончено довольно быстро. Его услуги понадобились в этом, как впрочем, и во втором случае.
На сегодня оставалась лишь последняя.
Газетный киоск, судя по кривой надписи на обрывке тетрадного листка, небрежно приклеенного к стеклу, был закрыт на тридцатиминутный перерыв. Он небрежно прислонился к киоску. Голубая краска на алюминиевых жалюзи местами потрескалась, паутинкой покрывая всю поверхность, и оставляла на его насквозь промокшем пиджаке небольшие синие чешуйки.
Здесь, на юго-востоке Москвы, шел дождь, но нескончаемые потоки воды, которые небо щедро проливало на суетливо-хаотичную улицу, не мешали ему терпеливо вглядываться на противоположную сторону дороги. Он ждал, когда она выйдет из метро под дождь, когда попытается перешагнуть через разлившуюся возле выхода из перехода лужу. И, конечно же, не сможет удержаться, и, оступившись, макнет левый кроссовок в лужу. Через треснутую подошву которого моментально просочится вода, и нога при каждом движении будет неприятно хлюпать.
Постояв минут пятнадцать возле выхода, девушка поймет, что дождь прекращаться не собирается, и ей все равно придется выходить под металлическое небо, окатывающее улицу ледяным душем. Она накинет капюшон от куртки и выбежит на улицу.
До ближайшего укрытия было метров двадцать — ей надо было лишь перейти дорогу, и спасительный козырек автобусной остановки защитил бы от холодных потоков воды низвергавшихся с равнодушного городского неба.
Он прислушался к себе — все вокруг было как обычно. Город со своими вечно куда-то спешащими жителями, дома и автомобили — все было неизменным, привычно-обыденным. И вместе с тем не таким...
Золотистая фигура, как всегда, парила неподалеку. Похоже в этот раз – не напрасно. И его услуги в качестве провожатого не понадобятся.
Девочка была обычная, ни чем примечательная. Просто гораздо более хрупкая, чем ее сверстницы. Гораздо более беззащитная, чем любая восемнадцатилетняя девица. Бледное лицо, с удивленно распахнутыми серо-голубыми глазами, в которых отражалась блеклая картина окружавшего дождя, темные, слегка отблескивающие медным волосы, давно уже ставшие любимыми для любого жителя мегаполиса джинсы, серая курточка — ничего особенного. Обычный подросток. Вот только невезучая до безобразия. Перед ним в одно мгновение пролетела ее жизнь, опять же ни чем примечательным не отличавшаяся — тихий послушный ребенок, избегавший всяческих шумных игр и сборищ, скромная ученица, не блещущая дипломами и медалями, не участвующая в олимпиадах ни по математике, ни по биологии, и конечно не лидер класса. Ученица лицея. Родители обычные, вполне интеллигентные, но в разводе. А вот последнее обстоятельство, похоже, немало ее огорчало, окрашивая и так не особенно яркую жизнь в серый цвет.
Но его не волновала ее судьба. Вернее не должна была волновать. Только отчего-то возникло неосознанное желание защитить эту странную хрупкую девчонку.
Пора...
И тут он услышал. Это необъяснимо прекрасно манящее звучание выплывало из нестройной какофонии звуков – резких, мягких, сочных, сплетающихся в невообразимые мелодии. Мелодии неповторимые по своей одновременной простоте и сложности, в конечном итоге составляли одно целое. Неповторимо великолепное единое целое... Такое окутывающее, манящее...
- Étonnamment[1]! - потрясенно пробормотал он про себя.
Он быстро отошел от киоска, резко приблизившись к асфальтированной тропинке, по которой через мгновение, она должна была пройти. И ощутил недоступное для простого смертного, легкое колебание воздуха, сладковато-горький, едва различимый даже с его острым обонянием, аромат ее влажных от дождя волос, увидел серые глаза.
Он почувствовал, что чем ближе девушка подходила к проезжей части, неловко перепрыгивая через
