сообщества. Здесь выбор происходит магическим путем и нисколько не зависит от стражей Грааля. Тамплиеры у Вольфрама «избраны» на основе неизвестных критериев и предназначены осуществлять столь же таинственные миссии. Итак, это в полной мере то, что называется
То есть проблему надо поставить четко.
Этот вопрос важен потому, что может вывести на объяснение поведения исторических тамплиеров. Если ответ — «да», то Вольфрам знал, что орден Храма представляет собой тайное общество, преследующее очень конкретные цели владычества над миром. Но, прежде чем ответить, следует обратиться к другим строкам из произведения Вольфрама: «Когда началась борьба между Люцифером и Троицей, некоторые ангелы не пожелали принять в ней участие. Всех этих ангелов, благородных и добрых. Бог заставил спуститься на землю, чтобы хранить этот камень. И камень не перестал быть чистым. Не знаю, простил ли Бог этих ангелов или обрек их на погибель. Должно быть, Он вновь призвал их к себе, если Его справедливость не воспротивилась этому. С тех пор камень охраняют те, кого назначил сам Бог и к кому послал одного из этих ангелов».[65] Это откровенно катарский сюжет.[66] Если мы правильно поняли, тамплиеры, избранные Богом для охраны Грааля, равнозначны ангелам. Вот некоторым образом элитаризм в чистом виде, если не сказать — предвосхищение кальвинизма. Так решил Бог — эту формулировку можно рассматривать как ортодоксально-христианскую, но тут есть нюанс: Бог превращается в элитариста, избирающего лишь тех, кто кажется ему достаточно чистым, чтобы защищать чистоту камня. Из этой истории неизбежно следует идея сохранения расовой чистоты.
И это не все:
Итак, не только элитаризм, но и отстранение, чтобы не сказать — устранение всех, кто хотел бы участвовать в Празднике Грааля, но не предназначен для этого. А в другом, намного менее известном тексте Вольфрама, в поэме под названием «Титурель», излагающей историю предков Анфортаса, а следовательно, и Парцифаля, есть весьма интересные детали. Там появляются все те же тамплиеры и более чем когда- либо, убежденные в своем превосходстве: «Весь отряд Грааля состоит из избранных, к которым в этом и в том мире судьба всегда благосклонна, которые всегда числятся среди тех, чья слава живет долго… Там, куда это семя было занесено от самой страны Грааля, ему было дано плодоносить и быть для тех, кто собирает эти плоды, бичом позора».[68] Кстати, идея Вольфрама подхвачена в очень длинной поэме некоего Альбрехта, автора «Нового Титуреля», где Монсальваж — уже не крепость, а «Храм Грааля», в котором проводятся странные церемонии и где богослужения совершают тамплиеры, в большей степени «братья», чем когда-либо, объединенные в нерушимую общину — хранительницу вести, единственный и неповторимый орден посвященных, который однажды должен овладеть миром и изгнать из него грех.
Несомненно похоже, что Вольфрам, как и его продолжатели, намеренно отождествлял стражей Грааля с тамплиерами. Но он не довольствуется изображением их как общины монахов-солдат: он из них делает закрытое тайное общество, с особыми ритуалами, с неизбежным посвящением и,
Итак, Вольфрам фон Эшенбах знал настоящую тайну тамплиеров? Все как будто указывает на это. Вольфрам был осведомлен о многом, он учитывал всю маргинальную традицию, начавшую выражать себя через посредство некоего «иллюминизма», центром которого стала как раз Бавария. В самом деле, Германия начала XIII века была тиглем, где смешивались внешне противоположные влияния, из которых предстояло вырасти духовности, далекой от ортодоксальности цистерцианской мистики. Поэзия миннезингеров стала прелюдией к литературе, миновавшей стадию куртуазности как таковой и достигшей стадии герметизма. На германском горизонте уже вырисовывался профиль Якоба Беме, и в форме внешне ортодоксальных сочинений набирало силу целое еретическое учение. Усиливалась тяга к таинственным обрядам, к «инициациям». Численность алхимиков непрестанно росла, а ведь эта особая наука, традиционная алхимия, — не только поиск способов для превращения свинца в золото: это личная аскеза, имеющая отношение как к духу, так и к материи и направленная на открытие великих тайн, управляющих миром. Знать эти великие тайны — значит владеть миром, одновременно господствуя над религией, властвуя над политикой и экономикой, эксклюзивно пользуясь Наукой. Разумеется, такие опыты, такая аскеза — удел только интеллектуальной и духовной элиты, и одно было неотделимо от другого в эпоху, когда профанное еще совсем не выделилось из сакрального. Доступ простым смертным был напрочь исключен. Этим объясняется привкус тайны, характерный для таких начинаний, и рождение того, что назвали эзотеризмом и что представляло собой желание передавать некую весть заведомо лишь в зашифрованной форме, предназначенной для тех, кто умел читать между строк. Этот эзотеризм просачивался повсюду, используя символы, принадлежавшие к прошлому, но приобретавшие новое значение. Вольфрам фон Эшенбах развивался в среде всего этого интеллектуального брожения, все больше и больше отходившего от официально принятой модели. В таком-то окружении он намеренно и «прицепил» тамплиеров к теме Грааля.
Известно, что в «Парцифале» тема Грааля очень удалена от кельтского прообраза, который был еще виден Кретьену де Труа и который мы обнаруживаем почти неизменным в валлийской версии, где Грааль — это отрубленная голова. У немецкого автора сюжет ушел в сторону и обогатился множеством элементов не только германских, но и позаимствованных с Востока, как из мусульманской, так и из индо-буддийской традиции.[69] В равной мере можно сказать, что Вольфрам дает германо-иранскую версию этой легенды.
Тем не менее сам по себе Грааль в «Парцифале» занимает очень второстепенное место. Похоже, что тамплиеры, стражи Грааля, хранители тайной традиции, — самые значительные персонажи, во всяком случае. Вольфрам счел нужным обратить внимание на них. Похоже, что инициационный аспект Поиска также берет верх над мистическим аспектом. В самом деле, достичь Монсальважа и прежде всего попасть в него можно не благодаря долгой и опасной аскезе, а потому, что тебя заранее назначили для этого, о чем таинственным образом оповещают буквы, появляющиеся на Камне, который упал с Неба. Если ты — страж Грааля, ты не только монах, священник, но и воин. Вольфрам хотел примирить духовного человека с материальным? Вне всякого сомнения, и это полностью в духе Бернара Клервоского, хоть и значительно выходит за рамки личной аскезы, которую проповедовал монах-цистерцианец. Устами Кундри, странной многоликой колдуньи, обличья которой противоречат одно другому, Вольфрам говорит Парцифалю: «Ты завоевал мир души и достиг радости тела в верном желании». Это намек на верность героя своей супруге Кондвирамур. Но какой ценой достигается эта гармонизация обоих коренных стремлений человеческого существа, чья голова — в небесах, но ноги — на земле? Как раз это и придает всему неоднозначность.
