поведение никак не вписывалась в рамки христианской морали), поэтому он сделал Персеваля и Бланшефлер супругами — так поступил и Вольфрам фон Эшенбах, обручив Парцифаля с Кондвирамур. Новоявленные супруги предоставили автору возможность ввести в рассказ пророчество: потомки Персеваля и Бланшефлер будут известны всему миру, поскольку они станут завоевателями Иерусалима. Так повествование плавно переходит в восхваление крестового похода, а вместе с ним и семейства Годфрида Бульонского, для которого Жерберт де Монтрей создал это продолжение.
Впрочем, брак с Бланшефлер не мешает Персевалю вновь отправиться на поиски приключений, похожих на те авантюры, в которые попадали Передур или Перлесво. Наконец на его пути появляется некое аббатство, в котором живет больной король, чье тело покрыто ужасными язвами. Все это напоминает эпизод из «Джауфре», однако в данном случае король не является жертвой «предательски нанесенного удара»: его покарал сам Бог за то, что он захотел сесть за стол Грааля без приглашения. Тем не менее перед нами, без сомнения, благородный персонаж: когда-то этот мужественный человек бесстрашно встал на защиту самого Иосифа Аримафейского. Когда он был язычником, его звали Эваллахом, но при крещении ему дали другое имя: Мордрах (в последующих рассказах оно превратится в Мордрейн). От обитателей аббатства Персеваль узнает, что король не может умереть и тем самым избавить себя от непереносимых мучений; это произойдет лишь тогда, когда некий набожный рыцарь, ищущий Грааль, излечит его и откроет путь к спасению.
Имя Эваллах (или Аваллах, то есть «яблони») воскрешает в памяти миф об острове Авалон, где правит фея Моргана, дочь Аваллаха, как то утверждают уэльские легенды. Неужели в «Повести о Граале» сохранилось воспоминание о древнем короле райского острова, неизлечимая рана которого привела к гибели «земли фей»? Вполне возможно, однако черты языческого мифа скрылись под наслоениями христианской традиции: основной мыслью истории стала идея о невозможности причащения, если человеку не была дана Божья благодать. Страшное несчастье случилось с королем лишь потому, что его совесть была нечиста, за этот смертный грех он и был жестоко наказан Богом. Та же участь впоследствии постигнет и Амфотраса (Короля-Рыбака из романа Вольфрама фон Эшенбаха) — он наказан за любовные отношения с прислужницей Грааля, в их случае недозволенные и недопустимые (девушка приходится ему сестрой).
Таким образом, по сравнению с предшествующими продолжениями, этот рассказ «христианизирован» еще в большей степени: в нем появляются не только мистические мотивы, но и христианская мораль. Однако каковы были бы дальнейшие действия Персеваля, каким был бы следующий поворот сюжета? Этого мы не знаем, поскольку автор остановил свой рассказ на любопытной истории с королем Мордрахом.
2. ЛИТЕРАТУРНЫЙ ВКЛАД РОВЕРА ДЕ БОРОНА
В конце XII века старая легенда засияла новым светом благодаря автору, чье ощутимое влияние сказалось не только на дальнейшей литературной судьбе Грааля, но и на всей эпопее о короле Артуре. О его жизни известно немногое: Робер де Борон, житель Франш-Конте, находился в непосредственном подчинении сеньора Готье де Монбелиара, который, если верить Виллардуэну, участвовал в крестовом походе 1199 года и умер в 1212 году в Палестине. Робер де Борон посвятил ему «Роман о Граале», оставив на его страницах упоминание о том, что лично бывал у сеньора Готье. Правда, из этого упоминания неясно, кем же был сам автор — дворянином или незнатным человеком.
Впрочем, для нас это не имеет значения. Вероятнее всего, в творческих планах Робера де Борона было создание огромной эпопеи, описывающей деяния короля Артура; в нее помимо прочего вошла бы и легенда о Мерлине, в то время еще не являвшаяся частью артуровского цикла[31]. Однако грандиозный замысел дошел до нас лишь в виде двух стихотворных фрагментов: «Иосиф» (или «Великая история о Граале») и «Мерлин» (сохранившийся в пяти сотнях стихов). Тем не менее последующие прозаические произведения, считавшиеся литературной обработкой сочинения Робера де Борона, помогают понять, насколько важен был вклад этого автора в развитие легенды о Граале. Речь идет о двух рассказах, озаглавленных, согласно владельцам рукописи, «Huth Merlin» и «Didot Perceval».
«Иосиф» Робера де Борона ничем не отличается от произведений с ярко выраженной христианской направленностью, сюжет которых заимствован из древнейших языческих легенд о Граале. Автор, досконально знавший древние тексты, обращался при создании романа к некоторым отрывкам из хроники Григория Турского, черпал нужный материал из апокрифических Евангелий и использовал легенды, относившиеся к разным традициям. Вся первая часть произведения создана на основе данных, взятых из библейских апокрифов. Вторая, местами довольно темная и запутанная, часть «Иосифа» соединила в себе библейские апокрифические сказания и легенды, собранные в юго-западной части Англии хронистом Уильямом Мальмсберийским, согласно которому христианизация Британского острова началась «in valle Avaloniae juxta Glastoniam» («в долине Авалона, неподалеку от Гластонбери»), Собственно, поэтому многие (в том числе и Робер де Борон) не сомневались в том, что расположенная в болотистой местности Гластонберийская обитель, построенная на склоне холма с таинственной башней, находится на месте знаменитого острова Авалон. Очевидно, «долины Аварона» в тексте Робера де Борона (именно туда из Палестины был доставлен Грааль) не что иное, как искаженное «Авалон».
Грааль (или «фиал» в изложении Робера де Борона) был миской, из которой ел Иисус во время общей трапезы у Симона Прокаженного, в Великий четверг. После смерти Христа Иосиф Аримафейский обратился к Пилату с просьбой позволить ему похоронить Христа; вместе с разрешением Пилат отдал Иосифу и «фиал», который принес ему некий иудей, забравший сосуд из дома Симона. С помощью Никодима, одного из учеников Христа, Иосиф снял тело Иисуса с креста и вдруг заметил, что раны Спасителя открылись; тогда он собрал кровь из ран Христа в «фиал».
Через некоторое время Иосиф, заподозренный в сочувствии к Иисусу, был брошен иудеями (но не римлянами!) в темницу. Забытый всеми, он мог умереть от голода и жажды, но воскресший Иисус, явившийся ему в заточении, вернул Иосифу святую чашу. «Фиал» спас жизнь честному иудею: священный сосуд обладал свойством насыщать тех, кто того заслуживал. Так в рассказ, предназначенный для пропаганды обряда евхаристии, вплетается тема, восходящая к древним кельтским преданиям о котле «племен богини Дану», от которого ни один человек не отходил голодным.
После того как римляне разрушили Иерусалим, Иосифа освободили из заключения императоры Тит и Веспасиан, а правдивый рассказ Иосифа о Христе и его вере убедил Веспасиана стать христианином. Необходимо отметить, что в первой части «Иосифа» отчетливо прослеживается желание автора доказать, что римляне, разрушив храм Иерусалима, оказывается, сделали доброе дело. По мнению Робера де Борона, они всячески защищали христиан от иудеев, хотя известно, что приговорили Иисуса к казни именно римляне, а не евреи. Об этом свидетельствует даже сам способ наказания: распятие на кресте, применяемое к ворам и бунтовщикам, практиковалось римлянами, в то время как высшей мерой наказания у иудеев являлось побивание камнями. Однако в эпоху Робера де Борона нельзя было допустить, чтобы ответственность за смерть Спасителя легла на римлян, ввиду того что Рим был «святым градом», средоточием христианской веры. В таком случае нужно было найти козла отпущения — и он нашелся: иудеи. Стремление обелить римлян, переложить их вину и ответственность за богоубийство на плечи другого народа стало причиной появления и развития антисемитизма, который, переходя из века в век, приводил к нелепым трагическим ошибкам в истории человечества.
Веспасиан, обращенный в христианскую веру (что, впрочем, противоречит историческим данным), снарядил корабль для Иосифа и позволил ему и его христианской общине отправиться в «далекие земли». Помимо прочих в этой общине были сестра Иосифа с довольно любопытным именем Енигуса, ее муж Брон, резонер (и в какой-то степени рационалист) Петр и некто Моисей, лицемер и грешник, непонятно каким образом завоевавший их доверие. По велению Бога Иосиф учредил неукоснительный ритуал: подобно первым христианам, Иосиф ввел в обиход братские трапезы; члены общины собирались за круглым столом, в центре которого находились священный «фиал» и рыба, пойманная королем Броном.
Описание братской трапезы, вне всякого сомнения, напоминает Тайную вечерю: видимо, тема Божественного пресуществления, охватившая умы теологов того времени, не обошла стороной и Робера де Борона. Рыба на столе общины, разумеется, отсылает нас к греческому «ichtus» («Iesus Christos Theou Uios
