Божиим творяху, отемлюще нуждею от: благочстивых имения и самих смерти предаяху, «от чести и власти изгоняху, суда недаяху, козаков всячески озлобляху, от всякого быдла и пчел десятое взимаху. Имеет ли кто зверя? кожу дай Пану. Имеет ли кто рыбу? дай урочную дань от туду на Пана. От военных ли корыстей Татарских конь ли, или оружие в козака будет? дай, хлопе, на Пана! А что горше: Жиды всегда смышляху новые дани и вся имения козацкая не свободна бяху, кроме кому жоны водно в дому, и то не вовсе. Ащеже когда случится на козака и вина малая, то таковыми муками казняху, яко ниже погане таковых смышляху мучений. И так в казнех сих преливающе излишше меру, неверных превосхождаху мучительством…. Тогда Хмельницкий понесе многие беды от Ляхов за вину сицевую: прежде еще Михаил отец Богдана храбрости ради своея имеяше любовь у Ивана Даниловича Старосты Чигиринского, иже даде ему землю примерно реченную Субботов, на ней же егда сей Богдан, от Короля пришед, начать людей населять, надеся на отца своего и свои в Речи Посполитой великие заслуги; ибо отец его, будучи Сотником Чигиринским на Цоцоре за Речь Посполитую Польскую голову положил, где и он, взятий в неволю, сидел, даже козаки его выкупили; но и по выкупе ходячи в Чамбули орду бывал и языков до Короля провождал, а двух, Кантемиров живо до Короля привел…. Чрез что мевал у Короля великую миилость, бо был с природы розумен и в науце языка Латиньского беглый; а зваживши Король его розум, допустил к себе за советника и в року 1634 мимо своих Сенаторов з ним радился, и великий регимент морской всей арматы ему вручал; чему завиствуючи яко и слободе поселенной Подстароста Чаплинский за неслушность разумел Хмельницкому быти богатым и в места фундоватись. За что Старосте Чигиринскому Ивану Даниловичу обнесе завистно: недостоить, рече, просту человеку села и подданных имети; Иван же Данилович повеле отъяти село оно Чаплинскому. Хмельницкий же таково насилие видя и отъятие села своего и услуги…. изрече:
Ляхи нас, козаков, озлобляют; еще ж и козацкая не умирала маты. Сие услыша, Чаплинский повеле Хмельницкого яти и в темницу воврещи.
Сына же Хмельницкого Тимоша палицами посреди града Чигирина бити…. Бог же преклони сердце на милость, жена Чаплинского да упросит мужа…
Испущен…. рече: не все еще Чаплинский в мене побрал, когда шаблю в руках маю.»
В той и другой Летописях находится весьма любопытная грамота, и которой верность доказывается сходством обоих списков; это прошение к «Енеральной Варшавской Конвокации, от Речи Посполитой Русской, т. е. от Украйны.
Летопись Разумовского во всем сходна с отрывками, мною приведенными. Энгель. 116. 136. 137. 140.
Несецкий. II. 15. I. 332.
Коховский. 20. 127.
Пасторий. 5.
Грондский. 175.
Бант. Каменск. I. 228–231.
Рубан. I. 15. 16.
Описание военных дел Малороссии.
Что касается до женитьбы Хмельницкого на дочери Чаплинского, это слова Конисского. Радзиминский не говорит на ком он был женат в первый раз. В других Летописях я тоже не мог о том найти никакого известия. Искажены известия Радзиминского слишком однако ж любопытны, чтоб не привесть их здесь в виде сокращенном.
Радзиминский: Одни, говорит он, почитают его шляхтичем Литовским, другие мужиком из Хмельника и называют его Хмелем. Но признавая его дворянское происхождение, он продолжает, что отец Хмельницкого, шляхтич Польский, по имени Михаил был изгнан из отечества за преступления, скрылся на Запорожьи, там вступил в службу, женился на козачке, и прижил сына Богдана. — Вот первая ложь: на Запорожьи не женились. Богдан взрос между козаками, потом отец отдал его в Иезуитское училище и патер Мокрский был его учителем Риторики. Под Цецорою Богдан был в битве, где отец его, как Сотник, храбро сражаясь, пал. — Вот ужь изгнанник Сотник и идет в битву за Поляков. Богдан был взят в плен, через два года выкуплен своею матерью; потом был в битве с Татарамн, взял в плен двух Кантемиров и привел их к Королю под Смоленск; был в битвах с Воеводою Шеиным, и показал новые примеры храбрости. Знал языки: Русский, Польский, Латинский, Турецкий и Татарский. Конецпольский пожаловал его званием Войсковаго писаря, и землею близ Чигирина. Эту землю он населил и назвал Суботовым. В это время над Войском Запорожским был Илья Барабашенко, — Во первых не Илья, а Иван; а Коммиссаром от Республики Шомберг. — Во вторых для чего Историк утаевает Чаплинского? Факты доказывают его ложь. Есть многие роды лжи: утайка истины в Истории есть одна изо лжей. Далее: Богдан, неспокойный и склонный к мятежам, пылал мщением за отнятие у него земель и мельницы Суботовских, хотя это было следствием приговора, потому что он пользовался без привилегии, по частному жалованью Гетмана Конецпольского. Хорош был господа Сенат у республики! — Но Сенат присудил заплатить Богдану за постройку мельницы, за прельщение Чаплинским его любовницы, и за побои на Рынке Чигиринском сына Богданова, зятем Чаплинского, Комаровским. — Еслиб Богдан побил Чаплинского, его б четвертовали, не смотря на его чин Генерального писаря. Было за что мстить. — Тут Историк, да простит он моему откровенному выражению, лжет, что Хмельницкий пригласил Барабаша на крестины и за бокалом убил его, за что был заключен в тюрьму, откуда выпущен на поруку и сказал:
Ani ieszeze Czaplinski pobrat mu ostatka:
Zie Bog i Kozacka nie umarla matka.
Тут он убежал на Запорожье и начал бунт, которого описание так же неверно или наполнено то прямою, то косвенною ложью.
Были еще Историки, которые уверяли, что Хмельницкий принял Исламизм в Турции в плену, т. е. там, где он в плену не был.
Стр. 156. Отзыв Короля к Хмельницкому.
Энгель. 140.
Грондский, 1646. Король сказал: Video guidem sekundum allegationes tuas, te habere cansam justam и пр.
Стр. 157–160. История с Барабашом.
Дума народная приведенная мною, весьма близка к словам Летописей Фроловской и Писаревской. Вот слова последней:
«Написав Король к Барабашу, еще тогда Асаулу Енеральному будучому Епистолию за своим знамением Крулевским сице: а ще есте Козаки, воины храбрые, мечь и силу имате, и что вам по себе статы возбраняет? Сию эпистолию поемше Барабаш, не яви никому о ней, ово яко Ляхом приличен бяше, ово яко своей корысти иский, изволяше сам в благих жити, а о войску несрадяше, ниже о беде людской. Хмельницкий же о том Кролевском писании уведав, мысляше, какобы у Барабаша сию эпистолию взяти и войску Козацкому явити. Таже жене Хмельницкаго тогда отроча родившей, моли Хмельницкий Барабаша, да отрочати его восприемником от крещения будет, на что изволи Барабаш. И по крещении отрочати в Суботове у Хмельницкого, егда все подвеселиша, Барабаш уже за друга себе Хмельницкого имый сказал о том Хмельницкому предпомянутом писании Кролевском и где сокровенно бяше. Тоже все то слагаше в сердце своем. И егда Барабаш на крестинах упився усну крепко, Хмельницкий узем шапку, пояс и перстень Барабашов верного своего посла к Черкасом до жены Барабашовой, о той хитрости неведущой, она же даде посланому оное Крулевское писание. З тым писанием з Черкас до Суботова егда посланный возвратися и писанию Крулевскому прочтену бывшу, и другому на робление суден водных, данному Крулевскому зычливцю Козаку знатному Ильяшу Переяславскому и по вычитанию оных привиллеиов, совет вси вземше согласен Козаки, побегоша Запороги из Хмельницким.»
Стр.162. Возстание Козаков.
Конисский.
Рубан. I. 17. 18.
Летопись Разумовского.
Рудавский.
Коховскии.
