Владислав подошел к машине, наклонился к опущенному стеклу:
– Все под контролем, Виктор Николаевич. Со старшим контакт я установил. Мы возьмем на себя двери подъезда. Остальное обеспечивают они. Квартира напротив взята под контроль. Там сидит их тревожная группа, на самый крайний случай. Дом они держат под наблюдением с самого утра. Божатся, что все в порядке.
– Им можно доверять? – спросил Салин.
– Сейчас подтянуться два пикапа с моими людьми, тогда стану доверять еще больше, – без улыбки ответил Владислав.
– Да… Думаю, на сегодня мы лимит провалов исчерпали, – пробормотал Салин.
В щель врывался сырой ветер. До отчаяния не хотелось выходить в промозглую круговерть.
Салин поежился, поднимая воротник плаща.
'Никто и никогда не познает логику наших поступков. Историки, как всегда, наплетут небылицы, по заказу или от небольшого ума. А логики не было. Была лишь рефлексия нерешившихся признаться в собственной беспомощности перед всевластием обстоятельств'.
– Готовы, Виктор Николаевич? – Владислав чутко улавливал настроение шефа, дал ему минуту с о б р а т ь с я.
– Да, Стас. Идем.
Он распахнул дверь. Тут же в лицо ударил ветер.
Две их машины и две Старостина стояли так, что полностью перекрывали проезд и блокировали подход к подъезду.
Салин, придерживая рвущиеся полы плаща, пошел к подъезду
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
В подвале было жарко, как в парной. У низкого потолка ползал белысый туман. В поумраке громко шлепали крупные капли.
– Тут теплоцентраль накрылась, – пояснил Поттер. – Домен, а бардак бардаком.
– Домен, но в России же.
Поттер хихикнул.
Максимов сбросил промокшую плащ-палатку. Выпростолся из тугой резиновй робы. Стянул с ног безразмерные резиновые сапоги. Из рюкзака достал черный комбинезон и бутсы, купленные по дешевке в бомбоубежище. Быстро переоделся. Сырую от пота и влаги 'гражданку' запихнул в рюкзак. Протянул Потеру.
– Сделай доброе дело, выкинь по дороге.
– Хорошо.
Глаза мальчишки не отрывались от 'макарова' на поясе у Максимова.
– Что смотришь?
– Так… – Потер покачал на руке рюкзак. – Вы забыли документы вынуть из карманов.
Максимов застегнул ножны на левом запястье. Проверил, как выходит из них стилет. Кожа немного разбухла от влаги, лезвие туго поскрипывало, высовываясь из узкой щели.
– Документы мне не понадобятся, – ответил Максимов.
Глаза у Потера заметно округлились. Он облизнул потрескавшиеся губы.
– Мне расписка нужна, – произнес он севшим голосом. – Чтобы вопросов потом не было.
– Лучше будет, если ты вообще забудешь, что меня видел.
– Не я эту бюрократию придумал. Но таков закон.
Потер достал из-под одежды блокнот и карандаш.
– Поставьте значок. Этого хватит.
У проводников, как оказалось, существовала своя система отчетности. Уходя 'в трубу', клиент оставлял координатору диггеров какой-нибудь знак или просто ставил подпись на клочке бумаги. У вернувшегося диггера требовали 'расписку' от клиента. Закорючки и значки сверяли, если совпадали – диггер мог спать спокойно. Если нет – засыпал вечным сном в каком-нибудь заброшенном штреке.
Максимов начертил руну корявую букву N.[21]
Конечно, не дело начальнику личной охраны возиться с двумя придурковатыми учеными. Но слово Старостина было для Александра законом. Он краем глаза наблюдал за Холмогоровым и его молодым помощником и удивлялся их детской доверчивости.
«Так ничего и не поняли, а еще экстрасенсы», – подумал он, опускаясь в кресло.
Вытянул руку, нажал кнопку на пульте. В видеомагнитофоне щелкнуло, пошла запись. На экране появилось лицо человека. Он беззвучно шевелил губами, обращаясь к собеседнику, оставшегося за кадром. В объектив человек не смотрел, как видно, и не подозревал о его существовании.
– Вот ваш 'клиент'. Николай Скворцов – офицер связи в администрации Президента. Имеет право входа в кабинет Первого. Запись свежая. Сойдет?
Яков отошел от мерно гудевшего прибора, посмотрел на экран.
– А он будет двигаться? Мне важно уловить его моторику.
