Максимов отрицательно покачал головой.
Мулат медленно налил в рюмки новую порцию.
Под потолком завизжали тросики, Карина подгоняла к себе планку с мишенями.
Марсель чуть прищурил черные глаза. На белках уже выступили красные прожилки.
— Если потребуюсь, я всегда здесь.
Максимов провел взглядом по фотографиям на стене. Совершенно чужая жизнь. Такую же свою он уже прожил. Возвращаться не хотелось.
Но Максимов все же кивнул, так, на всякий случай. Марсель едва заметно кивнул в ответ.
Глядя в глаза друг другу, подняли стаканы.
«Дай бог, чтобы наши дорожки никогда не пересеклись», — мысленно произнес тост Максимов. За что и за кого пил Марсель, неизвестно.
Карина незаметно подкралась сзади, легко запрыгнула на высокий табурет.
— Вот! — Она с гордостью выложила на стойку расстрелянную мишень. — Дырки считать будем?
— Зачем? Не на разряд сдаешь, — пожал плечами Максимов. — Что скажешь, Марсель? — по- английски обратился он к мулату.
Марсель поковырял пальцем с розовым ногтем большую дырку с рваными краями. Поднял на Максимова враз сделавшиеся серьезными глаза.
— На два пальца выше бронежилета, — авторитетно произнес он. — Это — труп. Ты хороший инструктор, учишь только тому, что надо.
Он достал из-под стойки банку кока-колы.
— За счет заведения, мадемуазель.
— Мерси! — Карина ловко сковырнула колечко. — А даме спирту не накапают? — с невинным видом поинтересовалась она у Максимова по-русски.
— Карина, мы не дома! — прошептал он.
— Что и угнетает. — Сделала глоток, по-кошачьи облизнулась. — Марсель, вы хотите немного заработать? Сегодня вечером вы свободны?
Она говорила по-английски, тщательно подбирая слова.
Мужчины переглянулись.
— Мы решили ограбить Лувр. Нужен третий. Согласны?
— Карина! — строгим голосом предупредил Максимов.
Темные щеки мулата сделались пепельными. Он покатал языком жвачку, которую не вынимал изо рта.
— Надеюсь, мадемуазель шутит, — протянул он.
— Шучу! — Карина хлопнула его по руке. — Не напрягайся.
Улыбнулась так, что Марсель не выдержал и обнажил в улыбке все свои великолепные зубы.
— Хочешь подарок, Марсель?
Карина наклонилась, подняла с пола рюкзак. Порылась в кармашке, достала тюбик помады.
Смазала темным карандашиком по губам. Клюнула лицом в мишень. Оторвалась, оставив в «яблочке» отпечаток раскрытых губ.
— Как? — спросила она, повернувшись к Максимову.
— Пикассо отдыхает! — вздохнул Максимов.
Карина скорописью помадой написала «From Russia with love». Ниже — жирную букву «К».
Протянула мишень Марселю.
Тот взял в руки пробитый пулями картон. Посмотрел, как знатоки разглядывают гравюры, катая языком жвачку.
— Благодарю, мадемуазель. Не в моих правилах принимать подарки от молодых девушек. Но это — особенный случай.
Он степенно повернулся, вытащил комок жвачки изо рта. Прилепил мишень поверх плаката с легионером. Отступил назад, любуясь работой.
Коллаж получился, что называется, на любителя. Рожи наемников обрамляли мишень с оттиском губ и сакраментальным шпионским слоганом; «Из России — с любовью»[12]. Через самую большую дырку в мишени таращил глаз образцово-показательный легионер.
Марсель повернулся. Послал Максимову полный сочувствия взгляд.
«Держись, мужик! — без всякого перевода прочел в его глазах Максимов. — А станет невмоготу, я каждый день здесь».
Максимов спустился с парадного крыльца. Забросил сумку на плечо. Понюхал ладонь.
Прощаясь, высказал вдове Матоянца дежурную фразу соболезнования, пришлось пожать протянутые тонкие пальцы. И теперь его ладонь пахла тонким восточным ароматом. Названия духов он не знал.
«Нам обязательно надо встретиться и поговорить, Максим», — всплыл в памяти грудной голос Карининой матери.
Что тут ответить? Конечно же: «В любое удобное для вас время».
«А оно у нас есть — время? — спросил себя Максимов. — Нет. Ни у кого в этом доме времени раздумывать и раскачиваться нет».
Он знал, любая система, любая ситуация строится по собственной логике и живет по внутреннему времени.
Сколько не объявляй «ускорений», результат придет только в свой срок или не придет вовсе. Иначе говоря, девять баб не родят ребенка за один месяц. Раиса Максимовна могла бы и просветить на сей счет Горбачева, и всем бы сейчас жилось легче.
И с «перестройкой» Миша маху дал. Нельзя ломать внутреннюю логику системы, а любая система — это баланс положительного и отрицательного. Объяви борьбу с недостатками, лишишься всех плюсов, и в результате такой «реформы» окажешься банкротом.
Мудрый не ломает и не ускоряет, а отслеживает тенденции и контролирует ход времени. Он не «разруливает» ситуацию, не подминает ее под себя и не пытается ее оседлать. Он блюдет Баланс. И поэтому заранее готов ликвидировать негативные последствия и без потерь собирает урожай.
Максимов умел настроиться на любой процесс, чутко уловив его внутренний ритм и интуитивно угадав его архитектонику. Умел пассивно следовать за ходом событий и терпеливо ждать, подгадывая момент, единственно возможный для действия.
Сейчас он отчетливо ощущал рваный, тревожный, лихорадочный бег времени. Словно табун несся сквозь ночь. Или волчья стая летела через пустошь, втягивая в хищно подвернутые ноздри будоражащий запах жертвы.
На последней ступеньке Максимов остановился. Картинка, увиденная на экране телевизора, отчетливо всплыла перед глазами.
«Они его убивали. Не жрать они пришли, а убить. Налетели, перегрызли горло, вспороли живот — и исчезли. Вот и все кино, Василий Васильевич. Сколько ни смотри, другого не увидишь».
Максимов поднял голову.
В низком небе прямо над крышей распластался черный паук. Мелкие звезды тускло поблескивали сквозь прорехи в тучах, широкими дугами уходящих к горизонту. Гигантская свастика грозно застыла, готовая в любую секунду рухнуть, расплющив под своей неземной тяжестью все, что Матоянц оставил после себя на земле: дом, церковь, семью, дело.
Глава пятая. Барышня эпохи миллениума
