Кстати, в антикварном магазине сигнализация есть? Сработает, не дай Бог.
— Отключили на сегодня и двух охранников оставили.
— Все равно давай по-тихому.
Надрезав по карандашному следу, он сорвал обои. Клеили их не один раз, слой на слой, но отошли от стены они сравнительно легко.
Открылась серая, в разводах клея, штукатурка. Игорь покопался в сумке и достал монтировку. Приставив плоский конец ломика к стене, он принялся молотком сбивать штукатурку, не обращая внимания на приплясывающего от нетерпения Трофимыча. После нескольких ударов обнажился красный кирпич.
— Черт, нежели ошибка вышла? — пробормотал Трофимыч.
— Не спеши. Видишь, кирпич отличается, — Корсаков показал разницу между цветом кирпича в стене и на освобожденном участке.
Он сбил штукатурку по всему периметру, Трофимыч отгребал ее в сторону. Руки с непривычки дрожали, по лицу бежал пот — проспиртованный организм протестовал против нагрузок.
— Дверь там, — бормотал Трофимыч, — точно говорю — дверь.
— Очень даже возможно — согласился Корсаков. Его тоже стал захватывать азарт кладоискательства. Он отступил от стены, — ну-ка, давай кувалдой. Да не со всей дури — потихоньку, полегоньку.
Трофимыч бухнул в стену, обернулся, радостно улыбаясь — звук был гулкий, как если бы за кирпичами была пустота. Ударил еще несколько раз и внезапно несколько кирпичей сдвинулись. Ободренный удачей, Трофимыч набросился на старую кладку, как засыпанный в забое шахтер.
По особняку разносились гулкие удары, Корсаков морщился — охрана антикварного магазина могла поднять тревогу, несмотря на предупреждение о проводимых работах.
Кирпичи подались и рухнули в образовавшееся отверстие. Трофимыч уронил кувалду себе на ногу, выругался и припал к пролому.
— Темно, как у негра в желудке и воздух какой-то пыльный.
— Если эту дверь заложили хотя бы в семнадцатом году — это неудивительно, — сказал Корсаков.
Они быстро разобрали остатки стены, за которой оказалась полураскрытая дверь.
— Ишь, даже не заперли, — проворчал Трофимыч, распахивая дверь настежь, — Игорек, тащи-ка переноску.
Корсаков отцепил переноску от крюка в потолке, подтянул провод к пролому. Стоваттная лампа осветила небольшую комнату, бюро возле противоположной стены, полированный стол на гнутых ножках. На столе лежали стопка книг, разбросанные карты, стоял подсвечник с наполовину прогоревшими свечами. Все было покрыто толстым слоем слежавшейся, похожей на войлок, пыли.
Трофимыч ринулся к бюро. Корсаков повесил переноску на дверь и прошел в комнату.
— Пусто, — разочарованно сказал Трофимыч, — пусто, мать его так!
— Ты погоди, не мельтеши. Оглядись повнимательней, — сказал Корсаков.
— А чего тут глядеть, — Трофимыч повел рукой.
Комната и вправду была пуста. Игорь подошел к столу, заглянул за него.
— Ты рассказывал, как мужики вино нашли, — напомнил он, — вот, полюбуйся.
За столом стоял полупустой ящик, наполненный какой-то трухой, из которой торчали горлышки запечатанных сургучом бутылок. Трофимыч метнулся к столу, выхватил бутылку, протер ее ладонью.
— Хе… а, черт, не по-нашему написано
— Дай-ка, — Корсаков взял у него бутылку, повернулся к свету, — «Henessey», тысяча… — он почувствовал, как у него перехватило дыхание.
— Чего? — насторожился Трофимыч, — барахло?
Корсаков откашлялся.
— Трофимыч, ты хочешь купить этот особняк?
— А на хрена он мне? — озадаченно спросил напарник.
— Пивную устроишь, — ответил Игорь, чувствуя, что сердце забухало так, что вот-вот могло проломить ребра.
— Не люблю я пива, — сказал Трофимыч, — что с вином-то?
— Это не вино, родной ты мой, это коньяк!
— Хрен редьки не слаще. Продать можно будет?
— Можно, еще как можно. Только с умом надо, понял?
Игорь присел на край стола, лихорадочно соображая.
— Так, Трофимыч. Ты сидишь здесь, стережешь коньяк и все остальное, — Игорь поставил бутылку на стол, взял в руки книгу, смахнул ладонью пыль и полистал ее.
Трофимыч заглянул через плечо.
— Тоже не по-русски.
— Эта — на французском, — Корсаков отложил книгу и взял другую, — а эта на латыни. Эта… я даже не
