— Ну, вижу, — сказал Корсаков. — Кракелюр Кракелюр — трещины в красочном слое, преимущественно в масляной живописи на холсте., насколько я понимаю.
— Правильно. Жесткий и глубокий кракелюр. Думаю, он возник от неправильного хранения картины. Акварель я сниму, но кракелюром заниматься у меня нет времени. Тут понадобится не один день, а может, и месяц. Если картина действительно стоит того, отдашь на реставрацию — я могу посоветовать кое-кого из своих знакомых.
— Ладно, согласен.
— Значит, завтра и займусь, — Павел поставил картину на мольберт. — Кажется, я видел, что ты покупал сухое вино.
— У-у-у, глазастый, — усмехнулся Корсаков. — Пошли к столу, пока девчонок нет.
Игорь включил негромкую музыку. Воскобойников развалился в кресле с бокалом сухого вина. Вспомнили студенческие годы, затем Игорь коротко рассказал, чем закончилась его эпопея с картами таро. Павел спросил про Леню Шестоперова. Корсаков был у Леонида в больнице неделю назад. Шестоперов уже почти поправился, только загипсованные кисти рук напоминали о нападении неизвестных.
— Хоть рисовать сможет? — спросил Павел.
— Я поговорил с врачом. Есть надежда, что к пальцам вернется чувствительность, но нужно время.
— Ты знаешь, кто его?
— Знаю, — нехотя ответил Корсаков, — тех людей не достанешь.
За окном стемнело, когда вернулись Анюта с Мариной. Глаза у них подозрительно блестели. Анюта объявила, что они ходили в кино, потом съездили в пару магазинов в Манеже, потом посидели в кафе и вот, пришли. Сейчас все будут пить чай, а потом спать.
Воскобойников поднялся, привлек к себе Марину.
— Так, — сказал он, принюхиваясь, — это что же делается? Мне, стало быть, пить нельзя, а тебе можно?
— Ну, мы совсем капельку, — смущенно сказала Марина, — в кафе.
— Красное вино можно даже в ее положении, — встала на защиту подруги Анюта.
— Это в каком таком положении? — будто удивившись, спросил Павел.
Марина укоризненно посмотрела на Анюту и покраснела.
— Радость моя, ты слышала такое выражение: язык твой — враг твой? — спросил Корсаков.
— Ой… я случайно.
— Ну, что ж, тогда скрывать уже не перед кем. Мне Павел еще днем рассказал. Поздравляю и тебя, Марина, и тебя, Паша. — Корсаков разлил по бокалам остатки сухого вина. — Но это только начало. О, сколько вам открытий чудных, готовит… этот период. А когда вас станет трое… у-у-у, это вообще невообразимо. Но сначала даже интересно.
— Да ну тебя! — махнула на него рукой Анюта. — Даже поздравить толком не можешь, обязательно съехидничать надо. Трудности нужно решать по мере возникновения, а не пугать себя предстоящими, вот что я вам скажу. За вас, Павел, за тебя, Марина! — Она залпом выпила вино. — А теперь танцы!
Корсаков принес подсвечник, зажег свечи и погасил люстру. Они кружились под медленную музыку, делая перерывы на чаепитие с купленными Анютой пирожными, пока у всех не стали слипаться глаза.
— Пожалуй, пора по норам, — сказал Воскобойников, потягиваясь. — Вы во сколько просыпаетесь?
— Я — ни свет, ни заря, а он, — Анюта указала пальцем на Корсакова, — дрыхнет, пока не растолкаешь. Особенно, если накануне охмурит очередного клиента.
— Ну-ну, спокойно, — сказал Корсаков. — Что ж ты мои слабости выдаешь?… Спите, сколько сможете. Советую окно не закрывать, а то задохнетесь.
Анюта выдала Марине постельное белье, пожелала спокойной ночи и, закрыв за гостями дверь в спальню, обернулась к Игорю.
— Видишь?
— Что?
— У людей уже дети скоро будут!
— И что? — насторожился Корсаков.
— А ничего!
— Я думал, тебе это ни к чему. Пока, во всяком случае.
— Пока — да, — согласилась Анюта, — но на будущее имей в виду: у нас будет нормальная семья, и дети будут.
— А чего ты так разволновалась? — улыбнулся Корсаков. — Я же не против. Дай только на ноги встать. Не здесь же детей растить, — он повел вокруг себя руками. — Вот Леня из больницы выйдет, возьму его за жабры — пусть устраивает мне выставку за бугром. Заработаем денег, и все у нас будет.
— Правда?
— Правда, — Корсаков обнял ее. — Мы спать будем или как? У меня уже глаза слипаются.
— Мы будем спать, но сначала — репетиция!
— Какая репетиция?
— По воспроизведению потомства.
— А-а-а…
Они угомонились только к двум часам ночи.
«Репетиция прошла успешно», — успел подумать Корсаков, прежде чем провалился в сон.
В спальне что-то грохнуло, заревел медведем Воскобойников. Корсаков вскинулся на надувном матрасе, Анюта схватила его за руку.
— Что это?
— Не знаю, — ответил Корсаков, поднимаясь.
Свеча на столе почти прогорела, фитиль едва тлел. Игорь шагнул к стене, нашаривая выключатель, и в этот момент дверь спальни, распахнувшись, ударилась о стену. В холл кубарем вылетело чье-то тело. Следом ворвался Пашка в длинных семейных трусах. Он наклонился и приподнял копошившегося на полу человека. Корсаков зажег верхний свет. Вылетевший из спальни оказался худым мужчиной в тренировочном костюме и кроссовках. Воскобойников развернул его лицом к лестнице и дал такого пинка, что тот порхнул через оба пролета и, крякнув, приземлился уже возле входной двери. Павел поспешил вслед за ним, но мужчина успел отпереть дверь и, странно скособочившись, вывалился в переулок.
В дверях спальни показалась Марина, кутающаяся в простыню. Анюта вскочила с матраса и бросилась к ней:
— С тобой все в порядке?
— Да, — сказала Марина. — Я услышала какой-то шорох, толкнула Пашу. А этот, — она кивнула в сторону лестницы, — возился возле окна. Увидел, что мы проснулись, бросился к окну, но Паша его поймал и…
— Понятно, — сказал Корсаков, — подробности можно опустить.
Он спустился вниз. Воскобойников стоял в дверях и грозил кому-то кулаком.
Небо над крышами было серым, приближался рассвет.
— Хватит народ исподним пугать, — сказал Корсаков, заводя Павла в дом.
— Какой народ в четыре утра? — возразил Воскобойников. — Ну, Игорек, весело живете. Прямо при хозяевах в окна лезут.
— А чего он хотел?
— Хрен его знает, — пожал плечами Воскобойников, топая вверх по лестнице. — Спросить забыл, а теперь уже не догнать. Ну-ка, марш по постелям! — грозно прикрикнул он, увидев стоящих возле стола девушек. — Спектакль окончен.
— Паша, я так испугалась! — Губы у Марины задрожали.
— Ну-ну, все в порядке, — Анюта обняла ее за плечи, — тебе нельзя волноваться. А вы, Павел, сбавьте тон. Вы ее беречь должны.
— Да я так, — смутился Воскобойников. — Ну, Мариш, ну что ты…
Марина бросилась к нему и прижалась лицом к груди. Павел погладил ее по голове, успокаивая. Анюта, сердито сверкая глазами, решительно оторвала Марину от него и повела в спальню.
— Пойдем, пойдем спать. Пусть мужики здесь сидят, а мы спать будем. Игорь, завтра же поставим окно,
