Откинув крышку командирского люка, Грешилов выскочил на мостик. Туман закрывал город и порт, но громада корабля отчетливо вырисовывалась впереди. Командир приказал повернуть лодку, чтобы ее нос точно смотрел в середину вражеского судна.
Наступила минута, ради которой он не спал много ночей, Команды Грешилов подавал подчеркнуто спокойно, четко, и это давало людям уверенность. Он стоял на мостике до тех пор, пока торпеда не угодила в цель; транспорту «Лолуй» нанесено серьезное повреждение. Это было видно по тому, как на нем поднялась паника, была объявлена тревога. Открыли стрельбу зенитчики, рассекали огненными мечами туман прожекторы. Стояла ночь, ветер гнал с востока крупную волну, соленые брызги обдавали палубу. Невысокий человек стоял на палубе и смотрел на запад. Он думал о чем-то своем, далеком и дорогом сердцу. О жене, матери, детишках, которые советуют в письмах беречь себя…
Задание было выполнено. «Малютка» возвращалась домой.
Март. Ветер пронизывает до костей. Туман. Изморось, Сыплет с неба мелкая сечка, лицо стынет, руки коченеют. И никакого просвета. Темень — палубы под ногами, и то не видно.
М-35 как бы ощупью подошла к конечному пункту своего плавания. Перед рассветом в дверь командирской каюты постучали. Вошел молодой лейтенант в летной форме.
— Здравствуйте, лейтенант Потехин! — протянул руку Грешилов. — Авиаторы на дне моря — факт исторический.
— Я, конечно, предпочитаю небо, — улыбнулся в ответ Потехин. Лейтенант Владимир Потехин был прикомандирован к подлодке в качестве консультанта и связного при выполнении этой операции. Шли в район Саки, где находился вражеский аэродром. Задача состояла в том, чтобы разведать о нем как можно больше и данные сообщить в штаб.
До берега оставалось семь кабельтовых. Оттуда доносился шум прогреваемых моторов, в перископе мелькали огоньки.
Грешилов возмущенно сопел:
— До чего обнаглели, сволочи! Ездят с зажженными фарами, ведут себя, как хозяева!
Утро наступало медленно, но погода изменялась к лучшему: снег прекратился, и ветер как будто приутих.
Вахтенный Бодаревский несколько раз подавал команду всплывать, но снова погружал лодку: тучи закрывали берег. Тогда приняли решение держать глубину без хода.
Лодка, выражаясь языком подводников, зависает на перископе, может спокойно вести наблюдение, и только с воздуха ее можно обнаружить.
Михаил Васильевич пригласил Потехина в боевую рубку. По мере улучшения видимости оживлялся и аэродром. Послышался отдаленный гул, затем они увидели косяк двухмоторных самолетов. Снижаясь, машины по одному шли на посадку. Десяток истребителей кружили высоко в воздухе.
Потехин прижался лицом к окуляру:
— Подбрасывают силенки…
В штаб была отправлена радиограмма, в которой сообщалось о скоплении вражеской авиации на аэродроме в Саки.
Подлодка продолжала вести наблюдение. Видимость улучшилась, небо просветлело. В перископе четко вырисовывались ряды бомбардировщиков, деловито сновали между ними бензозаправщики, грузовики с боеприпасами.
Приземлилась вторая группа вражеских самолетов. Истребители сопровождения, покружив, ушли. Грешилов отправил следующее сообщение. «Пора бы уже нашим действовать, — думал командир. — Ведь фашисты могут сняться и улететь. Неужели старания «Малютки» окажутся напрасными?»
— Ну, где же ваши орлы? — наседал Грешилов на лейтенанта.
— Будут орлы, будут! — заверял Потехин, но чувствовалось, что он и сам обеспокоен.
Решили послать срочный запрос. Радист надел наушники, взялся за ключ. Но тут ему передали; отставить! В воздухе ястребки!
— Наши! Наши! — ликовал Бодаревский. — Наши идут! — гремело по отсекам.
Советские самолеты появились внезапно из-за облаков и сразу же круто пошли в пике. С земли уже начался обстрел. Все вокруг стонало от взрывов, вздрагивала «Малютка». Дым застилал летное поле. То в одном, то в другом конце его взрывались самолеты, выбрасывая в небо языки пламени. И вдруг наступила тишина. Все закончилось. Грешилов удовлетворенно поглаживал бороду, шутил, обращаясь к Володе Потехину:
— Молодцы летчики, не зря за вами так убиваются девчата…
Лодка всплыла. Грешилов запросил глубину, но сигнал боевой тревоги заглушил его слова. Командир застыл на месте. — Погружение!
Подлодка падала с такой стремительностью, что пол уходил из-под ног. Один за другим послышались глухие взрывы. Сначала в отдалении, потом совсем близко. Замигали лампочки, слышался грохот падающих предметов. Очередной взрыв раздался совсем рядом, и лодка будто встала на дыбы, носом кверху.
Оказалось, что «Малютка» ударилась кормой о грунт и в таком положении застыла.
— Выследили все-таки, гады! — ругнулся Грешилов.
Но штурман Бодаревский высказал предположение, что скорее всего фашисты бомбили для профилактики. Ведь они часто прибегают к подобной тактике. Если бы лодка была обнаружена, море кипело бы вокруг.
Но так или иначе, а надо было принимать меры: лодка парализована, лежит мертвой глыбой.
Потехина при последнем взрыве оглушило. Он ничего не слышал и силился по выражению лиц и движению губ подводников угадать, о чем спорят. Беспомощность угнетала его, а здесь беспомощность оказывалась двойной: в самолете он в любой ситуации знал, что нужно предпринять; пламя можно сбить пикированием, при повреждении шасси садятся на «брюхо», разваливается машина в воздухе — выбрасывайся с парашютом. Здесь все — загадка.
Он огляделся вокруг, стараясь подавить в себе чувство растерянности и тревоги. Бывал в переплетах, не раз смотрел смерти в глаза, но ему и не снилось, что когда-нибудь придется задыхаться на дне моря.
Между тем командир вел себя так, словно ничего не случилось. Похлопал лейтенанта по спине, прищурился:
— Веселей гляди, дружище, в жизни и не такое бывает. Заклинило руль, — показал он жестами. — Сейчас быстренько отрегулируем…
Лейтенант наполовину понял, наполовину догадался.
Скорее всего на него успокаивающе подействовал сам командир, его деловитость, самообладание. Он спросил Грешилова, не потребуется ли его помощь, как долго продлится ремонт и когда возвратимся на базу. Командир отшучивался: не беспокойся, мол, воспользуемся вынужденной передышкой, отдохнем, лежа на песочке…
На самом же деле положение было серьезное. Требовалось срочно послать человека за борт, выяснить степень повреждения. Вызвалось шесть краснофлотцев. Выбор пал на главстаршину Сергеева. Потехин засомневался, можно ли в воде увидеть повреждение.
— Не увидим, так нащупаем, — приговаривал главстаршина, надевая скафандр. — Не впервой…
Более часа находился водолаз за бортом, не подавая никаких знаков. Наконец просигналил:
— Возвращаюсь!
— Заклинило руль, товарищ капитан-лейтенант, — докладывал он. — Перо погнуло, пятку отбило. Нужен автоген… — Сергеев смешно моргал рыжими ресницами, приглаживая мокрый чуб.
Снарядили ремонтников. Грешилов сам инструктировал каждого, как и что нужно сделать, предупреждал, чтобы не суетились, делали обстоятельно. Михаил Васильевич был убежден, что прав Бодаревский: лодку противник не обнаружил, бомбежка — дело случайное. Так что можно работать не торопясь.
Прошло еще два часа. Потехин находился в командирской каюте, когда ощутил под собой легкие толчки. «Малютка» словно бы заворковала, вздрогнула, шевельнулась стальным телом. Открылась дверь каюты, и в проеме показалась черная борода.
— Все в порядке, товарищ капитан-лейтенант? — Володя еле сдержал себя, чтобы не броситься
