Апокалипсис для шутников

«Нинья» вдвое меньше!

3 сентября. Наутро боцман Аранда приволок ко мне фрея Хуана на том основании, что я – ни больше ни меньше – одержим дьяволом. Оказывается, ночью я вывалился из гамака, размахивал руками, выкрикивал слова на неведомом языке, а потом вдруг запел слова какого-то дьявольского песнопения. Позже Владимир Ильич с хохотом поведал мне, каким дьяволом я одержим: оказывается, я пел «Дубинушку». Собственно, сам боцман Аранда еще та дубинушка… А от фрея Хуана едва удалось отделаться. Если откровенно, он надоел уже всей команде своими нудными проповедями о необходимости смирения плоти, покаяния и прочей чепухе. Оказывается, накануне матрос Сальседа, бывший подручный какого-то живописца, намалевал на стене картинку с голой бабой, и к нему было целое паломничество. В разгар всего этого безобразия явился фрей Хуан и пришел в ужас…

9 сентября. Последние из указанных на карте островов скрылись за кормой. Команда, кажется, сходит с ума. Причем процесс этот – очень шумный. Около трех десятков идиотов безвылазно сидят в кубрике, воют, стонут, плачут и рвут на себе волосы. Фрей Хуан спустился к ним с целью исцелить их души своими идиотскими нравоучениями, но его едва не выкинули за борт. Только вмешательство боцмана Аранды и самого Колумба немного пригасило страсти. Впрочем, хорошего ждать не приходится: помаленьку среди матросов начинает вызревать ядро бунтовщиков. Во главе которого стоят некто Иньяс, затем ирландец Айрис, бывший каторжник, очень приятный в обращении человек, особенно за едой, когда он чавкает так, что даже у бесчувственного боцмана Аранды кусок с трудом лезет в горло. Кажется, теперь я начинаю понимать, как происходил процесс эволюции человека. Только сейчас, в нашем случае, он идет в обратном направлении. Команда деградирует, хотя при отплытии казалось, что дальше – некуда. Однако проявил свой изобретательный нрав товарищ Ленин, который вообще удивительно легко находит общий язык с разными негодяями: он отвлек матросов от их страданий, научив играть в несколько карточных игр и устроив к тому же что-то вроде рулетки. Кубрик из дома скорби превратился в игорный дом, и эта новая лихорадка снова была вылечена христолюбивым сеньором Колумбом.

…На этот раз хватило одного повешенного. Если бы не некоторые обстоятельства, то им был бы зачинщик – Владимир Ильич.

Интересно поговорил с Колумбом за бутылкой вина. Были штурман де ла Роса и получивший отпущение грехов Владимир Ильич, а в углу сидел фрей Хуан и теребил свой злополучный катехизис. В подпитии чуть не рассказал сеньору Колумбу о том, что с ним будет дальше. Он неплохой мужик, а что касается стервозности и необузданности, так по-другому (будь он мягкотелым интеллигентом) он и не пробил бы экспедицию. Из того, что я слышал о короле Фердинанде, следует, что это редкая скотина и отъявленный скупец, считающий каждый грош, даже ломаный. А вот королева Изабелла обещала награду в десять тысяч мараведи тому, что первым увидит землю. Колумб объявил об этом уже в океане.

Ажиотаж поднялся страшный.

24 сентября. Вернуться бы, вернуться!.. Домой, к нашим, пусть даже там одни дикари! Сегодня услышал на шкафуте такой замечательный разговор. Беседовали Иньяс, Айрис и еще парочка таких же негодяев:

– Колон ведет нас к гибели. Лопни мои глаза!.. Плывем уже больше месяца, а никаких признаков земли.

– А что ты предлагаешь делать?

– Он сам, по-моему, не очень уверен в успехе своего дела. Сомневается. Недавно Диего подглядел в его каюте, что он сидит перед кувшином вина, разглядывает карту и колотит кулаком по столу. Бормочет что-то о том, что всё это – авантюра, бред, верная гибель!..

– И что?

– Да то, что Колон давно повернул бы назад, потому как он перетрусил после недавнего шторма. И штурман де ла Роса колеблется, и Висенте Пинсон, и его брат на «Пинте», а боцман Аранда – тупая скотина, мул, и делает всё, что ему скажут Колон и Пинсон.

– Отчего же Колон не повернет?

– А всё оттого, что у него советчики. Наушники. Те двое, которые приехали из Толедо. Говорят, что их хотели сжечь по обвинению в колдовстве, а тут подвернулось это дельце с плаванием. Вот их и посадили на нашу погибель на эту каравеллу.

– Что же ты предлагаешь делать, Айрис?

– А что тут думать? Что предлагать? Взять этих наушников и колдунов, и молодого, и второго, маленького и лысого…

– Ну и?..

– А что – ну? Ты совсем дурень, что ли? Ночи темные, каравеллу качает, того и гляди, кто за борт выпадет. А если Колон лишится советчиков, то авось передумает и повернет назад в Испанию.

– А что – дело! Нужно прикинуть, как бы лучше обстряпать это дельце.

Обо всём этом я сказал почтенному товарищу Ульянову, на что он замахал своими коротенькими ручками и стал вещать что-то эпохальное о провокаторах и методах работы с ними…

27 сентября. Избегаю выходить на палубу, а вот сегодня вышел. Правда, тут же вернулся в каюту и стал смотреть из открытого иллюминатора… Придавило. Ночь как ночь. Звезды проступили на черном бархате неба, как зловеще блистающие кончики игл, пронизавшие ткань. В открытом иллюминаторе вырастает полуобглоданный лик луны, кажущийся особенно четким в неожиданно холодном для сентябрьской ночи воздухе. Или холодно только мне?.. Свет ночного светила контрастен и ярок, по палубе шатаются тени, из углов вырастают шепотки и стоны, а снизу, из трюма, сочатся длинные, унылые скрипы расшатывающихся шпангоутов и пиллерсов… Даже де ла Роса, штурман, мечется во сне, и видно теперь, в каком постоянном напряжении эти люди, отчего так много пьет Колон и столько времени, подперев голову, проводит над картой океана. Видел эту карту. Ничего общего с настоящим бассейном Атлантики. Но у нас у каждого свой камень на шее. Они не знают о том, ЧТО им предстоит открыть, нам же это известно, но это знание еще хуже, чем самое темное, самое пещерное невежество. Неужели, неужели навсегда?

Выкинут за борт? Могут.

2 октября. Этот день едва не стал последним в личной биографии нелепых пришельцев из чужого мира – Евгения Афанасьева, журналиста, и Владимира Ульянова-Ленина, политика.

А всё началось с того, что какой-то пьяный идиот принял низкое облако, выросшее на горизонте, за землю.

– Земля, земля!

– Земля! Зе… где мои десять тысяч мараведи?!

Самое смешное, что этим придурком оказался тот самый Мануэль Грегорио, ремесленник из Мадрида, которого якобы сжег на костре его собственный работничек – будущий фрей Констанций по прозвищу Минус Двести. Оказывается, Мануэль выжил, а теперь таким же макаром, как и мы с Ильичом, попал на каравеллу и принялся восполнять убытки: вместо причитающихся двухсот от фрея Констанция потребовал десять тысяч от королевы через посредничество Колона. Владимир Ильич, который не умел жить спокойно, немедленно влез в происходящее и заявил, что это никакая не земля, а обычное облако. А напоследок обозвал Мануэля своим любимым словечком «оппортунист». Мануэль полез в драку. Впрочем, Владимир Ильич ловко увернулся и подставил Мануэлю подножку, да так удачно, что тот выпал за борт. Прибежал Колумб и стал орать на команду, обзывая матросов кучей ослиного дерьма, слепыми недоносками, неспособными отличить землю от облака, и прочими лестными терминами. Почему-то меня не удивило, что команда разобиделась на такие непарламентские выражения. Застрельщиком в бунте стал все тот же ирландский негодяй Айрис, который без околичностей заявил, что Колона околдовали два проклятых толедских колдуна, иначе он давно бы признал очевидное: там, на северо-западе – земля!

Свою содержательную речь он закончил предложением повесить меня и Владимира Ильича. Начало заварушки было впечатляющее, что тут и говорить.

– Повесить колдунов! – стали орать матросы.

– Утопить!

– Ядро на шею – и за борт! – Вышел боцман Аранда и рявкнул:

– А ну, марш в кубрик! Кому сказал!