продолжался еще минут пять. В одном месте бетонный свод не выдержал, обвалился, засыпав нескольких штурмовиков. Внутри стало светло. В дыру ворвался холодный ветер, разогнал пыль и дым.
Во время обстрела Мазуров с ужасом смотрел на потолок, ожидая, что тот рухнет на него, хотел вырваться наружу — такого сильного приступа клаустрофобии он никогда не испытывал. Он вообще теперь никогда не сможет подолгу находиться в закрытом пространстве. По щекам текло что-то липкое, противное. Мозг настолько атрофировался, что Мазуров не сразу догадался, что это кровь. Руки его дрожали, дрожало все тело, будто его разорвали на маленькие кусочки, но межатомные связи оказались настолько сильными, что смогли восстановить тело.
«Форт мертв. Как же быстро все произошло. Надо уходить».
Мазуров был окружен мертвецами, которые спали в склепе, но обстрел пробудил их от вечного сна. На бледные лица налипла пыль, а пот сцементировал ее с кожей, и теперь все они были покрыты страшными масками, еще больше роднившими их с мертвецами. Они отряхивали с себя землю, пошатываясь, вставали и осматривались вокруг невидящими стеклянными глазами со множеством красных полосочек на белках от порванных кровеносных сосудов.
— Уходим.
Мазурову хотел крикнуть, но разве это сделаешь, когда горло все пересохло от пыли, когда от каждого слова по нему точно наждачной бумагой проходятся, и звуки, прежде чем доберутся из легких до губ, будто стираются все.
Он откашлялся, выплюнул какую-то гадость, скопившуюся в гортани.
— Уходим.
Теперь его услышали, повернули головы, но не все, конечно, потому что он и сам себя слышал с какого-то отдаления из-за гула в голове. Штурмовики оживились, в их движениях стало больше жизни. Мазуров знал, что среди подчиненных бродит легенда, будто он заговоренный и его невозможно убить, как Ахилла какого-то. Откуда она появилась и кто ее выдумал — он не знал, но опровергать не пытался, напротив даже, когда кто-то пробовал завести разговор на эту тему, он, не отвечая напрямую, делал вид, что легенда имеет под собой почву, она обрастала новыми подробностями, и порой Мазурову очень хотелось ее послушать. Теперь в нее могут добавиться новые подробности. Он все еще жив, и это внушает штурмовикам уверенность, что легенда правдива, но их уже разгромили, уже с этой минуты можно поднимать вверх руки и идти сдаваться, потому что без тяжелого вооружения они не выстоят. Он и предполагать не мог, что сражение будет таким коротким, впрочем, должен был, ведь морские сражения длительными не бывают никогда и все решается максимум в течение часа.
Мазуров похлопал по плечу сидящего на полу радиста, тот обхватил прижатые к груди ноги руками, согнул спину, на которой горбом возвышалась коробка с рацией. Глаза радиста были мутными. Он мало что понимал. Мазуров поманил его пальцем. Радист понял, встал, пошел за командиром.
Стены перекосило, на полу валялись трупы, по коридорам гулял ветер, не будь пролома в потолке, они бродили бы здесь, как по лабиринту. Мазуров посмотрел на пролом, в небеса, он выбрался бы и здесь, забрался на кучу обвалившегося бетона, из которой торчала окровавленная бледная рука мертвеца, подпрыгнул, уцепился за край и подтянулся, выбрасывая тело наружу, но таким способом раненых не вытащить. Пришлось тащиться к выходу.
Штурмовики волокли товарищей, сами пошатывались от усталости, от потери крови. Дышать было тяжело из-за пыли и дыма, которые никак не могли успокоиться. Хотелось уйти отсюда побыстрее, чтобы не вспоминать о том, что творилось здесь несколько минут назад. Лучше укреплений на острове им не найти. Мазуров остался бы здесь, но ведь атаковать его будет не пехота, прежде его опять обстреляют из корабельных орудий. Лучше уйти в глубь острова, где его не достанут снаряды с эсминцев и дредноута. Там он встретится с остатками отряда Вейца. Он огляделся, подсчитывая своих людей и прибавляя к ним тех, кто должен был уцелеть у Вейца. С трудом набиралась сотня, из которой примерно четверть вообще не могла сражаться.
«И вправду можно сдаваться», — вновь подумал Мазуров, но вслух сказал совсем другое:
— Давайте быстрее.
Его фигура, стоящая на обломках форта, четко вырисовывалась на фоне неба, а он не хотел, чтобы их заметили с кораблей, но германцам, похоже, было не до них. Санитарные команды искали раненых среди морского десанта, а на входе в бухту тонул эсминец, все больше и больше заваливаясь на корму. Палуба кренилась, становилась крутой и такой же скользкой, как ледяная горка, и на ней все труднее было удержаться. Моряки побыстрее спрыгивали в холодную обжигающую воду, плыли ко второму эсминцу, благо до него было не более полусотни метров. Им бросали веревки, за которые они цеплялись окоченевшими руками, карабкались на палубу, где их укрывали одеялами, но дрожь не оставляла, и у них зуб на зуб не попадал. Им совали в руки стаканы со шнапсом, но и он, попав в желудок, согревал далеко не сразу, медленно разбегаясь по венам. Из пробоины вырывались клубы пара, обваривая людей на палубе, и вытекал мазут, растекаясь разноцветной горящей пленкой по воде.
Зрелище было красивым, не то чтобы Мазуров испытывал какое-то злорадство и радовался тому, что германцам сейчас тоже скверно. Нет. Другое это было чувство. Какой-то детский интерес. Эсминец, задрав вверх нос, стал походить на огромный поплавок, вздрагивающий оттого, что леску, привязанную к нему, ухватила просто гигантская рыба. Дернув в очередной раз, она утащила корабль на дно, а крохотные люди не могли вытащить ее на берег.
По воде расплывались круги, пенящимися волнами бились о берег, принося куски фанеры, но они остались здесь не от эсминца, а от затонувших чуть ранее русских аэропланов. На месте катастрофы сновали катера, подбирая спасшихся моряков. В бухте было неглубоко, в воде проступали очертания покоящегося на дне эсминца.
«Что теперь-то делать?» — читал Мазуров немой вопрос в глазах штурмовиков.
Он отворачивался, боясь, что они могут разобрать в его глазах слово «сдаваться».
Выстроившиеся в ряд дредноуты, крейсеры и линкоры производили величественное впечатление, казались чем-то незыблемым, кусками суши, отвалившимися от земли, или островами, на которых люди, словно в фантастическом романе, научились плавать. Но сами люди на фоне этих грандиозных сооружений были совсем крохотными, как муравьи, будто и не они построили все эти корабли, разве такие малютки способны на это, а какая-то могучая, давно канувшая в вечность цивилизация, некогда сотворившая египетские пирамиды.
Жерла орудий щерились в небеса, высматривая на линии горизонта противника. Из труб валил дым, смешиваясь над кораблями в густое облако, чем-то схожее с грозовым, из которого вот-вот польет ливень. Острые форштевни вспарывали морскую воду, разрезали ее, оставляя за кормой пенный след, похожий на шрам, который быстро затягивался.
Чуть позже, уже в открытом море, они поднимут над кораблями «Цеппелины».
Впрочем, еще не так давно строй этот был гораздо внушительнее.
Германскому командованию во второй раз пришлось отправить в бой свою гордость — флот Открытого моря, сильно потрепанный британцами во время Ютландской битвы. Германцы считали себя в ней победителями, но эта победа стоила им линкора «Поммерн», линейного крейсера «Лютцов», легких крейсеров «Фрауенлоб», «Висбаден», «Эльбинг», «Росток» и еще пяти эсминцев. Несколько кораблей получили серьезные повреждения и простоят много месяцев в ремонтных доках, прежде чем опять смогут встать в строй. Британцы же потеряли три линейных крейсера, три броненосных и семь эсминцев, но и они не считали себя в проигрыше. Напротив.
Из выхода в море командование решило опять сделать своеобразное шоу, чтобы показать свою мощь перед простыми обывателями, вдохнуть в них патриотические чувства, уже начинающие угасать из-за тяжелого положения на фронте, из-за больших потерь, ухудшения экономической ситуации и из-за того, что несколькими днями ранее Киль обстреляли какие-то русские корабли, воспользовавшись ситуацией. Как они проскочили здесь — уму непостижимо! Как они набрались такой наглости?
Но германцы и предположить не могли, что русская разведка легко читает все секретные передачи противника почти с самого начала войны, когда на мель сел крейсер «Магдебург». Команда не смогла снять его с мели, а когда подошли русские эсминцы, то выбросила за борт все секретные коды, но водолазы, прочесав илистое дно, все-таки смогли их найти.
