Однако в Европе в том же году стал известен отчет португальского морехода Мельгиера, сообщившего, что он якобы прошел из Японии через Аниан и Ледовитое море в Европу. И в том же году пролив Аниан снова появился на карте голландца де Витта!
А тот, кто на самом деле разрешил вековую загадку мировой космографии, прилежно выводил царский титул в челобитной. Она, как и все известные нам бумаги Дежнева, тоже не является прямым донесением о его открытии. Свои труды и подвиги Дежнев перечисляет лишь по той причине, что просит о выдаче государева хлебного и денежного жалованья за прошлые годы. «За кровь, за раны и за многое терпенье», за голодную и холодную жизнь, когда «всякую скверну», не говоря уже о сосновой коре, есть приходилось, Семен Дежнев просил лишь то, что бесспорно полагалось ему по закону. Из этой так называемой первой челобитной 1662 года мы узнали о енисейской службе, о янском и индигирском походах, о пребывании Дежнева на полюсе холода. Это обзор его трудов за двадцать один год. Здесь описаны битва с князем Аллаем и походы на юкагиров, сбор ясака на сторонних реках. Но что самое важное в челобитной 1662 года – это то, что Семен Дежнев указывал точно, сколько кочей вышло с ним из устья Колымы в 1648 году, сколько людей было на судах, писал, что его коч погиб, «прошед Анадырское устье». Здесь не было места пламенному спору со Стадухиным и обличению Юрия Селиверстова. Это был вопль человека, не получившего заслуженного, обнищавшего, отягощенного великими, неоткупными долгами...
Иван Большой Голенищев-Кутузов, воевода якутский, счел возможным выдать Дежневу для начала соляное жалованье за девятнадцать лет, и тот не знал, куда ему девать столько тяжелых кулей. Челобитную Дежнева воевода «в столп» не положил, хотя это было можно сделать легче всего. Он отправил ее в Москву с жиганским целовальником Ларионом Ламой, который когда-то делал досмотр анадырской костяной казне на жиганской морской заставе. Самому Дежневу воевода дал важное поручение – вывезти в Москву все запасы моржовой кости анадырской и иной добычи.
Вероятно, по снежному первопутку 1662 года из ворот Якутского острога и вышел обоз с костяной казной. Неизвестно, как добирался Дежнев до Москвы. Долгий путь был опасным. В том же году вспыхнул мятеж сибирских племен. Внук Кучумов Девлет-Гирей предавал огню города и остроги, свежие пепелища возвышались на месте торговых слобод. Под самым Тобольском занимались пожары восстания. Любознательные тоболяки не могли оставить без внимания проезд Дежнева через столицу Сибири. В то время в Тобольске жил Юрий Крижанич, ученый «сербенин», коротавший свое сибирское одиночество за книгами и рукописями. Уж он-то знал все об Аниане и мысе Табин и, читая Павла Иовия в подлиннике, мог оценить великие мысли Дмитрия Герасимова о Северном морском пути.
Радея о нуждах русского народа, Крижанич записывал вести об открытиях и обретениях в Сибири, о богатствах ее морей и недр. Мореходы и рудознатцы, торговые люди и казаки, зверобои и даже звездочеты, которых он отыскал в Сибири, – эти люди и их дела занимали пытливое воображение Крижанича.
В то время когда Дежнев ехал в Москву с дарами северо-восточного моря, Юрий Крижанич начал один из своих трудов, известных потом под названием «Политичны думы». В нем были страстные обличения продажности московских приказных, готовых за деньги открыть перед иноземцами двери заповедных хранилищ, выдать любые чертежи и описания новых владений государства. Крижанич писал, что от этого русскому народу не избежать «срамоты перед всем светом». Он уличал Адама Олеария в том, что он тоже скупал бесценные сведения у продажных хранителей государственных дел.
Русские сами должны добывать свои богатства, торговать ими, не давая наживаться алчным иноземцам, – этой мыслью были пронизаны сибирские творения Крижанича.
Чего он только не знал! Вот строки о горючих сланцах Курляндии с упоминанием, что подобный им дорогой камень есть и в Сибири. Вот пожелание, чтобы торговые люди, привозя товары в большие города, доставляли туда и образцы руд, если прослышат где-нибудь про них. Народное богатство несказанно умножится, если руды будут «во всяком возу и во всякой ладье».
Крижанич горевал, что «преславное государство» русское, безмерное по просторам своим, однако еще заперто для торговли. С севера – оковы Ледовитого моря, на юге, в Азове и Черноморье, – господство крымцев, астраханскому торгу угрожают ногайцы. Он предлагал устроить торжища, откуда можно было бы простереть руку к Индии и Китаю. И во все эти рассуждения вдруг врывается мысль: не сыщется ли путь в Индию из Мангазеи?
«А со временем и по морю отсылать свои ладии и наипаче в Китай, и инамо в Индию Сибирским путем», – мечтал Крижанич.
О «рыбьем зубе» он обронил несколько слов в «Политичных думах», предлагая позвать в Сибирь мастеров, знающих искусство обработки моржовой кости. В другом месте я еще скажу о том, что Крижанич, безусловно, знал об открытии Дежнева, а пока оставим «Юрия-сербенина» в его тобольской келье, склоненным над рукописями и старыми чертежами, на которых темнел пресловутый Аниан.
Привоз костяной казны в Москву не мог не возбудить толков и разговоров об этом событии. В одно время с Дежневым в столице находился столь известный потом Николай Витсен из Амстердама. Он прибыл в свите нидерландского посланника.
Витсена часто видели в Сибирском приказе, где он собирал данные для будущей карты Северо-Востока. Ему покровительствовал патриарх Никон, обладатель огромного всемирного атласа амстердамца Вильгельма Блеу, переведенного по патриаршему приказу на русский язык. Уже тогда Витсен встречал в Москве жителей Севера «самоедов», расспрашивал их о странах у Ледовитого океана.
Мог ли Витсен остаться равнодушным к известию о привозе из далекого Якутска богатств вновь открытой страны? Но мы не знаем, видел ли Витсен героя Анадыря, хотя должен был знать о его приезде и от Виниуса-отца, и от главы Сибирского приказа – Родиона Стрешнева. Так или иначе, в 1665 году или в последующие годы, когда Витсен продолжал сбор сведений о Московии и ее народах, до него дошли первые русские свидетельства о чукчах, чуванцах, ходынцах, коряках.
А тот, кто открыл эти племена, изведавший и дружбу, и стрелы ходынцев, завоевавший у кереков великое моржовое лежбище, томился в ожидании поздних милостей. Он прямо писал, что боится быть убитым на долговом правеже.
Воплю Дежнева наконец вняли, и приказные стали считать, сколько он должен получить за все годы службы деньгами. Хлебное жалованье перевели на деньги, потом прикинули, сколько лет ходили медные деньги, и эти «медные годы» перевели на серебро 1665 года. Дежневу сказали, что ему причитается 126 рублей, 6 алтын и 5 денег. Челобитья и выписки пошли к самому царю, и тот повелел выдать Дежневу заслуженное – треть деньгами, а две трети сукнами. Ему отмерили около ста аршин сукна вишневого и зеленого цвета. Этого количества хватило бы, чтобы одеть весь Анадырский острог! Деньгами он получил немногим более 38 рублей. Тогда он подал новую челобитную, просил «поверстать» в сотники по Якутскому острогу «за кровь, и за раны, и за ясачную прибыль». Он двадцать лет служит «приказным человеком за атамана», а числится рядовым! Приказные поглядели в сибирские «отписки» и росписи и узнали, что по Якутскому острогу есть только одна свободная должность – атамана. 28 февраля 1665 года окольничий Родион Стрешнев по царскому указу поверстал Семена Дежнева в казачьи атаманы.
