Мужики окружили деда Фишку, слушали его с нахмуренными, злыми лицами.
Еще утром они мало верили Матвею, когда он говорил, что жизнь все равно заставит их взяться за ружья. К его предложениям начать налеты на белых мужики отнеслись сдержанно и, если не удавалось отмолчаться, твердили:
– Погоди, Захарыч, – может, Ерунда сам отсюда уберется.
Теперь отмолчаться было невозможно.
Выслушав деда Фишку, один из мужиков сказал:
– Ну, Захарыч, принимай над нами команду. Видно, чему быть, того не миновать. – И, выражая свое почтение Матвею, он снял шапку.
На другой день мужики настигли на тракте стадо. Перебив охрану, они угнали скот далеко в лес и, сберегая его там, постепенно возвратили хозяевам.
Так возник партизанский отряд волченорцев, в тяжких и трудных делах которого дед Фишка стал стойким и незаменимым бойцом.
3
На действия партизанского отряда, отбившего скот, штабс-капитан Ерунда ответил новыми репрессиями. Началось с Калистрата Зотова. В полдень к нему явились семь солдат и высокий, с испитым лицом и злым огоньком в глазах офицер. Калистрата дома не оказалось. Офицер приказал поджигать.
Старый и ветхий домишко Зотовых вспыхнул, как порох.
В этот день в Волчьих Норах спалили еще семь домов.
Обезумевшая Зотиха переселилась с ребятишками в баню, а Калистрата с десятком других мужиков дед Фишка увел ночью в буераки к партизанам.
На другой день штабс-капитан Ерунда решил собрать все село на сход.
Два чубатых и скуластых казака бросились собирать народ, но к назначенному часу к церкви на площадь собрались только десятка три баб, кучка ребятишек и несколько стариков.
Строго помня наказ Матвея – ничего не пропускать мимо ушей и глаз, дед Фишка тоже пришел.
Штабс-капитан Ерунда въехал на площадь верхом на белой лошади с десятком конников. Увидев его, дед Фишка толкнул локтем в бок своего сверстника Лычка и тихо проговорил:
– Гляди-ка, Григорий! Царь! Только, нычит, подданных маловато.
Пряча хитрые улыбки, старики опустили головы.
– Шапки долой! – заревел старший урядник, выскакивая вперед.
Дед Фишка, Лычок и полуслепой старик Петрунек сняли шапки. Бабы затревожились, переглядываясь и не зная, надо ли им снимать платки.
Штабс-капитан Ерунда остановился, окинул взглядом небольшую кучку людей и, щуря свои белесые, как у пегой лошади, глаза, спросил Евдокима Юткина:
– Староста, все тут?
– Какое там все! Скрываются, ваше благородие.
Штабс-капитан приподнялся на стременах и, взмахнув плеткой, крикнул:
– Р-р-ра-зогнать эту рвань!
4
Дед Фишка из буераков возвращался в потемках. Шел он не спеша, то дорогой, то обочиной по лесу. Часто останавливался, прислушивался. Ходить без опаски стало рискованно. По ночам, побаиваясь, видимо, налета партизан, штабс-капитан Ерунда высылал конные дозоры.
Когда дед Фишка вошел по узкому пустынному проулку в село, уже совсем стемнело.
Возле избы Филиппа Горшкова старик остановился и, осмотревшись, постучал в окошко. Стекла в окне были разбиты, дыры заткнуты тряпками и куделью. В одну из дыр высунулась чья-то голова.
– А кум Андрей дома? – спросил дед Фишка.
– На сходку увели, – ответил женский голос, – да вот еще не вернулся.
– Ну-ка, выйди, кума, – сказал дед Фишка.
Голова мгновенно скрылась в темноте. Через минуту дед Фишка стоял уже во дворе Горшковых и вполголоса говорил:
– От мужиков, кума, иду. Филипп наказал к вам зайти. Под клетью амбара спрятан у него дробовик. Велел он тайком перенести его на зады, положить под черемуховый куст. Завтра ночью он его заберет. Домой-то заходить не будет. Сама знаешь: береженого бог бережет. Ну, прощевай-ка. Да не забудь насчет дробовика-то…
– Ладно, кум, старик придет – передам, – сказала старуха.
Дед Фишка вышел со двора Горшковых и, не доходя до мостика, пересекавшего мутный ручей, повернул к большому недостроенному дому Тимофея Залетного. Тут его словно поджидали. Едва он прикоснулся к окну, как оно раскрылось, и дед Фишка увидел жену Тимофея.
– Феклушка, мужик твой жив-невредим. Наказывал весь свинец, какой он из городу привез, в баню под полки положить. Завтра ночью он за ним наведается. Домой-то не обещал. Если, нычит, есть охота повидаться, подожди у бани. Это я уж от себя тебе говорю. Знаю, что тоскуешь. Ну, будь здорова. Да о деле
