– Ого! А куда скачешь?
– В Волчьи Норы, по казенным делам.
Деда Фишку это так заинтересовало, что, не спрашивая позволения у мужика, он, подпрыгнув, сел к нему на дрожки. Седой мужик недружелюбно покосился на него. Лошадь и без того плелась еле-еле. Желая поскорее чем-нибудь снискать к себе расположение мужика и кое-что разузнать у него, дед Фишка проворно вытащил кисет из кармана и предложил:
– Давай закуривай.
Мужик охотно потянулся за табаком, а дед Фишка про себя подумал: „Слава богу, теперь не прогонит“.
– В Сергеве ночевать думаешь? – спросил дед Фишка, прикуривая от серянки мужика.
– Где там ночевать! Насквозь до Волчьих Нор приказано ехать, – ответил мужик, слегка покашливая от глубокой затяжки.
– Что так?
– Срочный пакет. Солдата у нас ночью убили.
– Э-э-э… – протянул пораженный дед Фишка. – Кто? Знать, забубенная головушка.
– А кто его знает? Может, свои, а может, и наши. Солдат-то, вишь, задиристый был: и порол людей и на чужое добро падок. Вот кто-то и рассчитался за всех сразу…
– Такому туда и дорога! – возмущенно сказал дед Фишка, но мужик был осторожен и на эти слова не отозвался.
Дед Фишка тоже насторожился. Расспрашивать мужика о жизни в Каюровой он не стал.
Выражение глаз мужика не понравилось ему: „Как бы не влопаться“, – мелькнуло у него в уме, и он решил разговор прекратить.
Угостив еще раз седого мужика табаком из своего кисета и поблагодарив за то, что он немного подвез его, дед Фишка соскочил с телеги.
Впереди сквозь оголившийся лес уже проглядывали дымившиеся бани, ветхие изгороди и овины. Появляться сейчас в селе деду Фишке не хотелось. Переночевать он собирался на постоялом дворе, а туда удобнее всего было прийти позднее, в потемках, когда соберется побольше постояльцев.
Дед Фишка огляделся, выбрал подсохшую полянку и сел отдохнуть. Привалился спиной к толстой березе, задремал.
Когда очнулся, уже смеркалось. Он поднялся и, посвежевший после отдыха, бодро зашагал в село.
Постоялый двор стоял на церковной площади, и найти его было легко по висевшей над воротами дуге и длинному шесту с привязанным к нему клочком сена.
Присматриваясь в сумраке к надворным постройкам, старик настороженно вошел в просторную избу. В ней было совсем пусто. Дед Фишка понял, что его расчеты встретить здесь мужиков из разных деревень провалились. Вскоре в избу вошла хозяйка и, не без удивления посмотрев на старика, охотно заговорила с ним.
– Что ты, милый, какие теперь постояльцы! – воскликнула она, когда дед Фишка спросил ее, почему пусто в избе. – За всю осень ты первый гость у нас. Откуда? Далеко ли путь держишь?
Дед Фишка не ожидал, что дело сложится таким образом, и решил выдать себя за пимоката, идущего в Жирово на работу.
Хозяйка постоялого двора была не прочь и дальше вести расспросы, но это не сулило деду Фишке ничего хорошего, и он поспешил заговорить о погоде, об урожае и прочих посторонних вещах.
Выбрав удобный момент, он сказал:
– Устал я, хозяюшка, с дороги-то. Прилечь охота.
– Приляг, милый, приляг, я тебе сейчас соломки принесу, – сказала хозяйка и вышла.
Но когда она вернулась с охапкой соломы, дед Фишка уже спал, растянувшись на голой лавке. Неудобства никогда не огорчали старого охотника. „Не первая волку зима“, – говорил он в таких случаях.
Утром, позавтракав и расплатившись с хозяйкой, дед Фишка пошел в церковь.
Гудел большой колокол, к церкви со всех сторон тянулись люди. Шли из других деревень: с котомками, в загрязненной обуви. Правда, народ был не тот, который требовался деду Фишке, все больше старухи, но в такое время и старух нельзя было сбрасывать со счета. „Эти еще скорее по народу клич разнесут“, – думал дед Фишка, входя в церковь.
Всю заутреню он простоял молча, присматриваясь к людям и примечая тех, которые своим внешним видом внушали ему доверие.
В перерыве между заутреней и обедней дед Фишка на улице подошел к одному старику, опиравшемуся на суковатый еловый посох, и разговорился с ним.
Старик оказался из Ежихи и откровенно рассказал деду Фишке все, о чем тот спрашивал.
Человек он был, по всей видимости, простодушный, чистосердечный и настолько доверчиво отнесся к новому знакомству, что под конец рассказал и о своем сыне.
Сын старика воевал на стороне красных и еще в начале революции переслал наказ отцу крепче держаться за справедливую Советскую власть.
Подозревать старика в неискренности у деда Фишки не было никаких оснований, и он, в свою очередь, не стал таиться перед ним и сообщил о цели своего прихода в Сергево.
