делах старый охотник. Дым от костра, скапливаясь в балагане, медленно выползал сквозь хвою веток и таял в зимнем воздухе, не поднявшись даже до макушек деревьев.
Изобретательность старика подкупила и Залетного, недовольного вначале тем, что партизаны ослушались его.
– Кончим войну, дед Фишка, – смеясь, сказал он, – и произведем тебя в строительных дел командиры. Будешь строить нам избы, бани, выдумаешь какую-нибудь штуковину, чтоб на кручу воду из речки на коромыслах не таскать.
– Нет, Тимофей, по топорной части я не горазд, – всерьез проговорил дед Фишка и, мечтательно сверкнув из-под бровей глазами, закончил: – Замирение выйдет – на Юксу, брат, подамся. Там у меня дел – в жизнь не переделать.
Часа через два отряд вновь тронулся в путь. После отдыха кони шагали бодрее. Люди тоже оживились, опять послышались веселые голоса, смех. Парни попытались даже запеть, но Залетный сердито замахал кулаком, и песня оборвалась в самом начале.
Дед Фишка хотел было заступиться за молодежь – до жилых мест еще далеко, – но вдруг натянул поводья, остановил своего коня и проворно обернулся к отряду.
– Что там? – обеспокоенно спросил Залетный, заметив тревогу на лице старика.
– Дымом, Тимофей, пахнет, – с тревогой проговорил дед Фишка.
Залетный повел носом, понюхал воздух:
– Не чую.
– Дюже шибает!
Старик слез с лошади, сдвинул шапку на одно ухо, прислушался и сказал:
– Лыжи надо.
Отряд вез с собой десяток пар лыж… Они были во вьюках с провизией и боеприпасами в самом хвосте отряда. Командир передал приказание. Лыжи доставили.
Дед Фишка, заткнув полы шубенки за опояску, скрылся в пихтовой чаще…
Возвратился он через полчаса, совсем с другой стороны.
– Землянка, Тимоха, в осинниках, – сообщил старик.
– Тропы есть?
– Кругом обошел – ни одной.
– Что ж, с неба упала?
– Гадай как хочешь.
Посудили-порядили, сошлись на одном: землянку окружить, ее обитателей, кто бы они ни были, арестовать, чтоб весть о движении отряда каким-нибудь случаем не проникла в Жирово.
Командир отряда, Тарас Заслонов и пятерка бойцов из его взвода, среди них неразлучные Максим Строгов и Андрей Зотов, пошли гуськом на лыжах вслед за дедом Фишкой.
Землянка была вырыта на ровном месте, в густом, мелком осиннике. Крышу ее занесло снегом, и только глинобитная, бойко дымившая труба одиноко торчала из сугроба. От землянки в глубь осинника тянулась чуть приметная, запорошенная свежим снежком тропка.
Партизаны окружили землянку. Залетный, дед Фишка, Максим подошли шагов на двадцать, остановились.
– Эй, люди добрые, кто там есть? Выходи! – крикнул дед Фишка.
Дверь землянки осталась неподвижной, только эхо откликнулось где-то совсем вблизи.
Залетный, недовольно фыркнув, сказал:
– Что ты их добрыми величаешь! Может, тут беляки засели? Вишь, притаились.
– Обходительность, Тимофей, – неопределенно мотнул головой дед Фишка.
– Эй вы, шкуры барабанные, бараны дохлые! – закричал Залетный, умевший ругаться с вывертами, залихватски, но не кончил. Дверь землянки вдруг взвизгнула, открылась, и в ней показался человек, заросший до глаз волосами, в ветхой шапке и в рваном полушубке.
– Ты кто здесь, приятель, будешь? – спросил дед Фишка, сделав несколько шагов к землянке.
Человек вскинул голову.
Дед Фишка попятился назад, всплеснул руками:
– Наваждение окаянное! Что это с тобой приключилось?
– Загиб я, – сказал человек и заплакал.
Тимофей и Максим переглянулись, не понимая еще, что все это значит. Дед Фишка обернулся к Залетному.
– Узнаешь, Тимофей?
– Да кто это?
– Дениска Юткин.
Залетный приблизился, заглянул Дениске в лицо, строго спросил:
